Во–первых, способ членения пространства жилого комплекса мог зависеть от времени дня. Утром хозяин принимал визиты клиентов, вечером давал званые обеды. В промежутке между этими событиями центральное пространство domus’a, перистиль, могло использоваться для домашних дел и досуга домочадцев. Такое деление, конечно, не оставляет видимых следов. Однако существуют определенные конструктивные элементы, которые при раскопках как раз и можно обнаружить.

В самом деле, внимательное исследование руин показывает, что внутреннее пространство жилища членилось с помощью множества дверей: это вполне сравнимо с современными архитектурными сооружениями, где редко встречаются помещения, которые не были бы отделены от соседних системой затворяющихся проемов. При достаточно хорошей сохранности руин такое исследование дает удивительные результаты: например, можно констатировать, что довольно часто использовались двери, которые фиксировались прямо в каменной кладке и порожных плитах либо крепились к деревянным конструкциям, от которых в таких случаях сохранились лишь небольшие фрагменты пазов. Комнаты, вход в которые был свободным, весьма немногочисленны. Закрываться могли даже широкие проходы в большие залы для приемов: триклиний открывали для вечерних пиршеств, во всякое прочее время дня этот просторный зал чаще всего был заперт, выключен из жизни дома. Более того, лестницы, связывавшие между собой этажи здания, отделялись дверями, которые и открывали доступ, и защищали от постоянных посягательств со стороны грабителей. В некоторых случаях сохранились также следы дверей, которые регулировали движение между портиками и двором перистиля, в тех местах, где перегородка, разделяющая эти два элемента, прерывается, оставляя проход. Подобное разграничение значительно усиливает эффективность общей структуры жилища, и без того задуманной так, чтобы обеспечивать независимость разных комнат друг от друга.

Следы другого элемента интерьера распознать гораздо труднее, однако именно он играл решающую роль в отгораживании одного пространства от другого: речь идет о занавесах, которые могли использоваться не только вместо дверей, но главным образом для членения больших архитектурных объемов. Их использование кардинально меняло функциональные характеристики перистиля: реконструкция занавесов, которые Могли перекрывать междуколонные пространства и создавать преграду между двором и портиком, превращая последний в подобие коридора, позволяет утверждать, что эти приспособления давали возможность эффективно регулировать доступ тепла и света. Кроме того, они позволяли использовать просторный двор перистиля одновременно для разных целей, не нарушая целостности архитектурного ансамбля, которая, по сути, базируется на колоннаде. Действительно, легко представить, как при этом происходили приемы в триклинии, откуда через широко открытые двери гости могли наслаждаться видом перистиля, в то время как игра драпировок сохраняла интимность части двора, а для людей, не имевших отношения к празднеству, создавала должное ощущение дистанции. Таким образом, принцип соположения разных по своей природе пространств реализовывался с максимальной эффективностью.

Все большая любовь к организации «комнат», образуемых полотнищами ткани, также связана с социальной эволюцией: это можно считать индикатором установления в обществе более иерархизированной системы отношений. Чем выше социальный статус человека, тем больше ткани развешено в его доме, подчеркивает Августин (Serm., LI, 5). Он же упоминает чрезмерно высокую апсиду и епископский трон, задрапированный дорогими тканями, по пышности очень напоминающий трон, на котором восседает патрон, принимающий клиентов. Апулей описывает церемонию культа Исиды, во время которой «раздвигались белоснежные завесы», скрывавшие статую богини (Met., XI, 20). Очевидно, языческие и христианские религиозные ритуалы, как и церемонии, во время которых аристократы в окружении приближенных к ним лиц принимали знаки почтения от клиентов, строились по одной и той же матрице. Действенность ее лучше всего проявляется в том сложном церемониале, который постепенно сложился вокруг правителя, наделенного высшей политической и религиозной властью, — ключевой фигуры новой социальной организации поздней Римской империи. Этот момент важен и для понимания частной архитектуры. Занавес — это не радикальное средство перепланировки пространства, но всего лишь легкий и удобный вариант перегородки или двери: он весьма эффективен и в том смысле, что отныне становится важнейшим элементом глубоко продуманного церемониального протокола. Как и в наши дни, занавес не раздвигают: он преграждает путь гораздо надежнее, чем дверь, поскольку останавливает посетителя на подступах к цели; это предмет, который либо скрывает, либо, наоборот, позволяет лицезреть некую могущественную инстанцию — императора, божество, господина. Не приходится сомневаться в том, что подобные практики во многом детерминируются смыслами по сути своей сакральными и что в эту эпоху дверь и занавес — это серьезные преграды, преодоление которых представляет собой самостоятельную проблему. Если не учитывать идеологического аспекта, трудно будет понять, почему кусок материи мог настолько эффективно разделять и иерархизировать внутренние пространства жилища.

Помимо дверей и занавесов, в период поздней Римской империи нужно обратить внимание и на возникновение новой тенденции, направленной на дробление больших архитектурных объемов, унаследованных от предшествующей традиции. Трансформации подвергается прежде всего перистиль, от которого в принципе не отказываются, однако расчленяют таким образом, что меняется сам принцип его функционирования. При этом осуществляются две взаимодополняющие процедуры: двор отделяется от портиков, галереи разбивают на отдельные участки. Эта тенденция проявляется, например, в декоре «Дома Нептуна» в Ачолле (рис. 10): геометрический мотив напольной мозаики одинаков с четырех сторон, но композиция прерывается так, что галерея перед oecus’ом отделяется от трех Других. Однако декор лишь подчеркивает архитектурное Решение: эта галерея и в самом деле весьма существенным образом выходит за пределы перистиля и оказывается от него отделена. Сходным образом организован декор в «Доме Свиты Венеры» в Волюбилисе (рис. 22): то обстоятельство, что мозаики портиков разделены, ослабляет визуальное единство пространства двора, подчеркивая композиционную ось, которая его пересекает.

Эволюционные изменения еще более заметны в архитектурной трактовке перистиля. В какой–то, относительно поздний период, датировать который более или менее точно не представляется возможным, в промежутках между колоннами часто возводят невысокие стенки, убирая в них основания колонн: чаще всего они заменяют более легкую ограду, например из простых обтесанных плиток, и значительно усиливают разрыв между двором и галереями. Другой способ повышения значимости пространства портиков — это строительство ниш, апсид, а иногда даже небольших помещений, которые существенно усложняют изначально очень простой архитектурный объем и таким образом обеспечивают ему некоторую автономность. Так, в domus’e Соллертиана в Фисдре (рис. 18) северный коридор завершается на одном конце небольшой апсидой, а в «Доме Диониса и Одиссея» в Тугге одна из сторон перистиля украшена нишами. «Дом Масок» в Гадрумете (рис. 16 и 17) демонстрирует другую процедуру: здесь открытое пространство, окруженное невысокой стенкой, находится ниже уровня портиков и отделено от них узкой галереей, промежуточной по высоте: элементы, образующие перистиль, приобретают все большую и большую самостоятельность.

На последних стадиях этого эволюционного процесса портики присоединяются к залам, непосредственно к ним примыкающим. Особенно показателен в этом смысле при мер «Нового Дома Охоты» в Булла Регия (рис. 8)у поскольку в данном случае мы располагаем достаточно точными хронологическими данными. Во второй половине IV века владелец одновременно меняет напольное покрытие триклиния и прилегающего к нему портика. Такая синхронность не случайна: когда, не ранее конца IV века, в свою очередь меняется мозаика экседры, точно так же одновременно с ней обновляются и покрытия восточной и южной галерей. Окончание перепланировки приходится, по всей видимости, на конец V века: площадь мозаики восточного коридора увеличивается за счет мозаики коридора южного, выигранное таким образом пространство огорожено стеной с двумя дверными проемами. Видимо, в то уте самое время аналогичная перепланировка была осуществлена на противоположном конце перистиля. Его южная и западная галереи были разделены перегородкой с проемом, который обрамлен колоннами, украшенными лепным декором, где до сих пор видны следы системы крепления двери. С этого времени следует говорить не о едином центральном пространстве (двор, окруженный портиками, куда выходят разные залы), но о расположенных рядом, отгороженных друг от друга пространствах, где к главным комнатам примыкают самостоятельные портики, превратившиеся в вестибюли.