Вся эта весьма разнообразная деятельность была направлена на набивание сундуков и служила источником для капиталовложений в земельную собственность, которая состояла из полей и участков земли, иногда разбросанных по разным провинциям и расположенных далеко друг от друга. У отца семейства была специальная счетная книга (rationes, libellus), куда были вписаны все его землевладения и счета: она помогала господину управлять своим имуществом. Были ли бани частью его дома или же они представляли собой отдельное предприятие? Во всяком случае, арендная плата за бани записывалась в гроссбух отдельно от общих счетов за дом. Кто платил налоги, собственник или арендаторы? Каков был «закон» или «обычай», которыми в этом вопросе руководствовался собственник? Счетная книга позволит это понять. Таким же образом можно установить, являлись ли арендаторы фермерами, которые могли сами продавать продукты своего труда, или же они были просто испольщиками и должны были отдавать землевладельцу определенную часть произведенной продукции, и в этом случае занимался ли продажей сам отец семейства или же поручал это дело своему управляющему.

Владение землей предоставляло более широкое поле деятельности, чем просто земледелие. Часть земли могла обрабатываться, а на некоторых участках строились жилые здания и другие сооружения, которые впоследствии сдавались в аренду, целиком или отдельными квартирами, что тоже служило капиталом. Владение землей позволяло развивать самые различные предприятия, а знатный человек вполне мог владеть не только сельскохозяйственными землями, но и другим значительным состоянием: городскими домами. Владельцы могли строить на своих землях порты, кабаки, дома терпимости, «амбары» (представляющие собой склады, сдаваемые в аренду, куда сваливали на хранение товары, а также оставляли ценные вещи и документы для защиты от пожаров). Некоторые землевладельцы ухитрялись снискать благорасположение императора (или «высшую милость») и построить на своей земле рынок, чтобы впоследствии брать мзду с каждой сделки; они разрабатывали шахты и карьеры, расположенные на их землях, — еще один род деятельности в дополнение к сельскому хозяйству; занимались они и промышленным производством: строили мастерские по производству кирпича и керамики, которыми управляли сами или сдавали в аренду, используя при этом рабочих, в межсезонье не занятых на полях. В Египте недавно был найден заключенный на два года договор между гончаром и землевладельцем, имеющим на своих землях гончарные печи; гончар должен был производить пятнадцать тысяч глиняных кувшинов в год, а землевладелец снабжать его глиной (как правило, именно владельцы поставляли каменщикам и ремесленникам необходимые для работы материалы).

И тем не менее все это разнообразие деятельности не должно вводить нас в заблуждение: с одной стороны, было сельское хозяйство, с другой — все остальное, зависящее от продуктов сельского хозяйства. Земледелие не было настолько производительным, как в современных развитых странах, а земля не была настолько эффективным средством производства, чтобы в этой отрасли хозяйства была занята лишь незначительная часть населения и опасность представлял скорее не недостаток сельскохозяйственной продукции, а ее переизбыток. Во времена Античности сельское хозяйство не производило достаточно продуктов, чтобы могла активно развиваться еще и промышленность; большая часть населения вынуждена была работать на земле, чтобы обеспечить выживание себе и тем, кто на полях не работает. Именно это обстоятельство и определяло стратегию каждого собственника.

Крестьянин, сам обрабатывающий землю, мог прокормить еще двоих–троих человек, не больше, а именно членов своей семьи и своего землевладельца. Этого было явно недостаточно, чтобы содержать крупные массы рабочих, но вполне хватало, чтобы богатые могли превращать излишки доходов в роскошные монументальные сооружения, служившие отличительным знаком их класса в эпоху, которая длилась вплоть до индустриальной революции. Но богатые могли осуществлять эту перекачку ресурсов из одной формы в другую, лишь продавая плоды сельского хозяйства, если на них был соответствующий спрос: нужно было обменивать пшеницу на колонны и статуи. Если бы Римская империя, какой некоторые ее себе представляют, существовала без этого повального товарообмена продовольствия на все остальное, то туристам и археологам не досталось бы от нее в наследство такого количества руин, которые можно осматривать и раскапывать. Сельское хозяйство не противопоставлялось коммерции — это были понятия, по сути, синонимические.

Земля была одновременно и гарантией сохранности богатства, и средством для выживания, и источником товарообмена. Одна из стратегий богачей заключалась в спекуляции жизненно важными продуктами; их амбары могли быть полны зерна, но они дожидались неурожая и последующего взлета цен, чтобы продать хлеб втридорога: «Отказываясь продавать плоды земли по своей цене, — пишет юрист Ульпиан, — они дожидаются голодного года, чтобы поднять цену». Другой их стратегией была региональная специализация. Археологи уже доказали, что некоторые регионы римского мира (такие, например, как тунисская Сахель, в то время хорошо орошаемая и плодородная) производили только один или два продукта сельского хозяйства, составлявших основное богатство Средиземноморья и предназначенных на экспорт, — хлеб, вино или масло: то есть здесь мы видим межрегиональное разделение труда и рыночную ориентированность сельского хозяйства. Даже если в торговле наступал спад или она прерывалась вовсе, землевладение оставалось и хозяйство замыкалось на самом себе, ограничиваясь обеспечением собственных потребностей. Землевладелец никогда не использовал все свои земли под пшеницу или виноградники, культуры дорогие и пригодные для спекуляций; некоторая часть имения была занята лесом, который почти ничего не стоил, но при этом служил сберегательной кассой. В одной пословице, чтобы сказать о дураке, который делает все наоборот, его сравнивают с должником, продающим свои леса, вместо того чтобы продать виноградники. В конечном итоге важно было владеть землей, которая никогда не обесценится, — совсем не обязательно распахивать ее всю. Было ли необходимо тратить время на то, чтобы управлять рабами, батраками или фермерами, насколько серьезно этим занимались? Катон, по словам Плутарха, в конце концов начал относиться к сельскому хозяйству скорее как к развлечению, чем как к источнику доходов; развлекался он или нет, но, во всяком случае, он предпочитал владения продуктивные сами по себе и не требующие специальной обработки, поскольку были и такие: «богатые рыбой пруды, термальные источники, суконные производства, природные пастбища, леса». Он «получал доходы, не подверженные риску ни в хорошие, ни в плохие времена».

Как бы ни было организовано управление имуществом, главное, чтобы управлял им «хороший хозяин», и выражение это имеет куда менее патриархальный характер, чем может показаться на первый взгляд: современное коммерческое право и сейчас его применяет, говоря о разумном управлении акционерными компаниями. Отец фамилии должен быть «усердным и честным», — говорят римские юристы, приводя в пример Цицерона и Сенеку, которые ставят человеку в заслугу его стремление приумножить свое имущество. У римлян было свое понимание того, как именно должно выглядеть это «усердие», характеризующее хорошего хозяина: чтобы быть достойным отцом фамилии, недостаточно управлять своим имуществом как боги на душу положат, с единственной целью — передать его наследникам в целости и сохранности. Римляне советовали вкладывать капитал со всей возможной рассудительностью, предварительно подсчитав ожидаемую прибыль и сопоставив ее с необходимыми капиталовложениями.

В последней книге «Дигест» римский юрист Юлий Павел совершенно определенно разграничивает расходы «необходимые, то есть не позволяющие имуществу прийти в упадок и потерять в цене», расходы для «удовольствия», куда попадают такие статьи, как сады, картины, мраморная облицовка, — и расходы полезные, те, что мы называем инвестициями, которые «должны улучшать имущество для получения больших доходов без ущерба основному капиталу», а именно: «можно посадить еще больше винограда, если даже в этом и нет особой необходимости для поддержания виноградника в порядке» или же пополнить имущество складами, мельницей, пекарней, наконец, «обучить своих рабов ремеслу». Павел повторяет, что размер инвестиций не должен в конечном итоге уменьшать чистый доход всего владения. Для юристов, которые часто решали такого рода вопросы, необходимо была знать, у кого и когда есть право на инвестиции. По совести говоря, это право имел лишь сам владелец: опекун должен был только сохранить имущество своего подопечного, тогда как цель достойного отца фамилии была противоположной — он стремился приумножить свое состояние.