Подобные элементы составляют «первое время» в «Житии св. Феликса». Вслед за Павлином Ноланским, автором цикла стихотворений о св. Феликсе, Беда указывает место рождения святого («родился в Ноле Кампанской» (с. 789)), называет имя и национальность его отца («от отца — сирийца, именем Гермия» (с. 789)) и имущественное положение героя (отец «оставил ему по своей смерти наследство значительной величины» (с. 789)).
Топос «противодействие семьи» угадывается в рассказе о брате св. Феликса («брат его нравом своим очень отличался от Феликса и потому сделался недостоин вечного блаженства.
Ибо он усердно стремился лишь к земным благам и предпочел скорее быть воином кесаря, чем Христа» (с. 789)). Агиограф подчеркивает и тот факт, что Феликс земному богатству «предпочел дары наследия, обещанного на Небесах» (с. 789). Он «с раннего детства» (с. 789) посвятил себя служению Богу, исполняя в Церкви послушание чтеца, а затем экзорциста (с. 789). О проявлениях христианских добродетелей Феликса говорится в наиболее общем виде: он был столь «славен добродетелями» (с. 789), что удостоился сана пресвитера.
В рассказе о «первом времени», характерном для житий римской традиции, чувствуется влияние античной похвальной речи: мы узнаем о семье героя, о его воспитании и о проявлении этого воспитания в его повседневной жизни. Юный герой становится известен скорее своими добродетелями, чем чудесами. Детство и юность рассматриваются как подготовительный этап для деятельного периода жизни героя. Полной противоположностью было отношение к «началу» жизни святого в ирландской и бриттской традиции. Начальный период жизни рассматривался как необыкновенное действо, сопровождаемое знамениями и чудесами. Так, Эдди Стефан начинает «Житие св. Вильфрида» сценой его рождения:
«Его мать была в родах, измученная болями. Ее служанки стояли вокруг нее. Вдруг соседи, стоявшие на улице, увидели, что дом внезапно охватило пламя, языки которого поднялись до неба. Все в ужасе бросились в разные стороны, стараясь погасить огонь водой и спасти находящихся внутри. Но служанка подошла к двери и велела им сохранять спокойствие: “Успокойтесь, дитя только что родилось в мир”»[191]. Хотя Эдди формально не принадлежит к Кельтской Церкви, начало его жития соответствует требованиям ирландской традиции.
В описании начального периода жизни св. Катберта и аноним, и Беда отличаются и от авторов римской традиции, и от Эдди. Оба варианта «Жития св. Катберта» начинаются с описания жизни героя, когда ему исполнилось семь лет. Ни тот, ни другой не сообщают никаких сведений о происхождении Катберта. Но позже аноним упоминает о благочестивой женщине, «вдове и монахине» по имени Кенсвида (VA L. III, 7), которая воспитывала героя с семи лет до его совершеннолетия. Беда опускает и это единственное упоминание о человеке, который был близок его герою в миру. Можно предположить, что он сделал это, потому что Кенсвида не была родственницей святого, а всего лишь его воспитательницей. Сведения о ней не относились к разряду «род и отечество».
Необычность такого начала и потребность в традиционном рассказе о детстве святого ощущались столь сильно, что это привело к составлению в XII в. небольшой книги «Libellus de Nativitate S. Cuthberti» — «Книжечка о рождении св. Катберта»[192]. Согласно этой книге, Катберт является внебрачным сыном ирландского короля, что вполне соответствует топике детства в ирландской агиографической традиции. Эта история была закреплена и в иконографии святого. Так, несколько витражей Йоркского собора[193] посвящены событиям, о которых не писали ни аноним, ни Беда, например, сцене рождения святого, где присутствует мать — принцесса с длинными золотыми волосами.
Описание «хода» жизни святого также имело свой набор «общих мест». Так, существовала топика поведения героя жития.
Одной из характерных черт святого, его внешности было мирное и радостное выражение лица. Упоминания об этом встречаются в произведениях, принадлежащих к разным традициям.
В описаниях внешности египетских отцов часто упоминаются взор, «сиявший духовной радостью»[194], «веселое лицо»[195]; в монастыре св. Аполлоса не было «ни одного печального лица»[196]. Согласно св. Григорию Великому, св. Бенедикт Нурсийский даже со своими обидчиками беседовал «с веселым лицом»[197]. «Сияющее лицо» святого встречается как топос внешности в раннеирландских житиях[198].
В «Житии св. Феликса» топос «сияющего лица святого» не так явен. Беда нигде не описывает внешность героя, но отмечает его эмоциональный настрой: св. Феликс, «радостный» (с. 792), общается с жителями Нолы, «улыбаясь», разговаривает с не узнавшими его преследователями (с. 792). После того как он в течение шести месяцев укрывался от преследователей — язычников в тайнике, жители Нолы приняли его, «как пришедшего из Рая» (с. 794). Это сравнение ближе всего подходит к отражению в тексте жития топоса «сияющее лицо», так как жители Рая — ангелы или души праведных людей — являются живущим, как озаренные божественным светом.
Интересно, что это единственный топос, характерный для агиографии, который можно обнаружить и в «Жизнеописании», произведении исторического жанра. Рассказывая о жизни Эостервине, одного из пяти настоятелей Веармута и Ярроу, Беда упоминает о «свете» его лица (с. 791).
Этот топос часто встречается и в анонимном «Житии св. Катберта», и в житии этого же святого, составленном Бедой. Так, согласно анониму, он «был всегда весел и счастлив, не омрачаясь воспоминаниями о грехах, не превозносясь от громких похвал тем, кто дивился его образу жизни» (VA, L. III, 7). Сходным образом характеризует своего героя и Беда: Катберт обращается к собеседникам «со спокойным лицом и умом» (VB. 16), «со спокойным лицом и даже радостной речью» (VB. 36). Топос «светлого» или «сияющего лица» может быть возведен к Писаниям Ветхого и Нового Завета, в частности, к таким цитатам, как Книга Исход (34:29), завет св. ап. Павла: «всегда радоваться, непрестанно молиться и всех благодарить» (1Кор 5:18), или к Евангелию от Матфея: «... тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф 15:41). Этот христианский топос является общим для всех агиографических традиций.
В своем поведении подвижник подражает Христу как образу смирения, поэтому эта черта становится необходимой при характеристике святого[199]. Так, св. Феликс по смирению отказывается стать епископом Нолы, хотя вся община единогласно избирает его на это служение. Он возражает собратиям «робким голосом» (с. 794) и, чтобы скрыть «высоту смирения», которую он «стяжал в своем сердце» (с. 794), он находит канонический предлог избежать такого высокого сана. Св. Феликс называет имя человека, который был рукоположен во пресвитера на неделю раньше и, следовательно, должен занять епископскую кафедру по старшинству.
Однако в кельтской агиографической традиции кротость, послушание, незлобие[200] легко сочетаются с прямо противоположными чертами характера, например, с проявлением такой, с точки зрения святых отцов, грубой страсти, как гнев. Во многих раннеирландских житиях встречаются топосы «наказания врагов[201] / вора»[202], «произнесение проклятий в адрес грешников»[203] и даже «насылание паралича на врагов»[204]. Отголоски ирландской традиции находим и в «Житии св. Катберта», составленном анонимом. Хотя тот часто упоминает о смирении Катберта, в одной из глав поведение святого все же не соответствует евангельскому идеалу. Когда птицы стали поедать урожай, выращенный с великим трудом, Катберт, согласно анониму, «возмутился духом и сурово повелел им именем Иисуса Христа покинуть остров» (анон. житие, кн. 3, гл. 5). По мнению Беды, в этом случае поведение Катберта не отвечает общехристианскому идеалу. Святой, аскет не может «возмутиться духом», иначе возникает сомнение в его святости. Поэтому Беда опускает описание поведения святого в этот конкретный момент времени, но вводит общую характеристику: «он был весел лицом и приветлив в обращении» (гл. 19). Таким образом Беда, исправляя некоторые оценки анонима, ориентируется на общехристианскую традицию, описывая поведение героя.
