Прежде, во времена блаженные, когда «арапчик» все дела кончал, Данилов должен был действительно казаться городом. Население его простиралось до 1000 человек; жители занимались хлебным делом, а также Данилов снабжал чуть ли не всю поморщину, да и другие беспоповские толки книгами, иконами и вещами. Существует свидетельство, что даниловцы зачастую бывали на Груманте для промыслов, а раз добрались даже до Америки. В Данилов сходилось весьма много капиталов, так как многие клали в его кассу задушбины, да и добывали жители много от промыслов и торговли; всякий помор обязан был хоть раз в жизни побывать в Данилове, да и до сих пор по-видимому эти посещения не прекратились. Большак монастырский, по уставу Денисова и по обычаю, был и игумном, и атаманом, в хорошем смысле этого слова; в помощь ему существовал всегда нарядник, так сказать, управляющий делами более мелкими и надсмотрщик за работами. Эти два лица остались еще и теперь, остальные же, в роде уставщика и иных, теперь уже не существуют. В ограде помещалось 193 жилых строений, как-то: огромная богадельня, часовня, швальня, возчая, казначейская с значительными складами одежды и обуви, соборная, большакова, келарская, нарядничья и другие многоэтажные и одноэтажные избы; кроме того тут же стояли: кожевенный завод, 3 бани и 4 конских двора. У монастыря было 100 лошадей, 150 коров и 60 телят. Женская половина была отделена от мужской стеною в 560 сажен длины; тут были: пекарня, больница, псалтырня и наконец известная грамотная горница, где помещался, так сказать, всероссийский поморский женский институт. Здесь обучались чтению, письму, рисованию, пению и женским рукодельям, как девушки местные, так и дочери богатых петербургских, московских и других купцов, которых присылали сюда родители на обучение. Тут же на женской половине выстроены были 19 частных домов, где жили разные вдовы и вообще лица, не принадлежащие собственно к монастырю, но желавшие уединиться от шумной городской жизни. Данилову принадлежали 27 скитов и 12 пашенных дворов или приказов, которые отняты были в 1838 году в казну, причем все работники были разогнаны. На Онежском озере Данилов имел несколько пристаней, из которых главною считалась Пигматка, куда привозилось ежегодно до 10 т. кулей одного хлеба; Данилову принадлежали 2 лесопильные завода, несколько мельниц, 6 судов морских даниловских ходили по Белому морю и доставляли в Сороку добытки промышленников; в Архангельске монастырь имел солеварню и салотопню, наконец в самом Петербурге — подворье. Торговля крестами, книгами и иконами доходила до весьма значительных размеров; зачастую заходили в Данилов соловецкие богомольцы, не видели особенной разницы от православия и легко присоединялись к согласию. Самое большее стечение народа бывало обыкновенно. на Пасху, Богоявление и 8 и 14 сентября; тут и совершались во множестве переходы православных, которым нравилась строгая жизнь иноков и жителей даниловских и которые не питали особенного уважения к своим православным пастырям и домам. В особенности привлекал Данилов много народа из беспоповцев своим кладбищем и тем, что там соблюли так называемое Корнилиево причастие. Корнилию удалось унести с собою причастие до Никоновского освящения, он высушил его, истолок, и пек хлебы, в которые помещал частицы дониконовского причастия; Корнилиево причастие долго велось в Данилове, и еще в 1855 году найдено оно было у одной Федосьи Богдановой в резном кресте, который был сберегаем ею пуще глаза.

Пришли наконец ревнители и воители — и Данилов пал «на пользу православия и государства, а также и в вящее восхваление имени Господня». Целых 150 лет существовал этот своеобразный мир с его полу-религиозной, полу-общественной организацией; ни разу не нарушал он общественного порядка, никогда не представлял он никакой преграды распоряжениям гражданской власти; всегда он был тих и послушен и весь идеал его состоял в достижении тех несчастных общественных прав, которыми наделены были в то время другие жители государства. Действительно, мирным существованием своим он уничтожал те нелепые подозрения, которые и тогда от времени до времени распространялись духовными кумушками о каких-то якобы политических тенденциях раскола. Ясно, что политические тенденции могут быть только у тех людей, которые подготовлены к политической деятельности правильным научным воспитанием, если же нет последнего, то люди будут брехать та? кую политическую ерунду, какая, напр., создана скорбными мозгами скопчества. Только политическое образование и политическая энергия могут возбудить политические тенденции, а этого решительно не могло быть в беспоповщине, как и в большей части других буквенных сект, потому во-первых, что они по принципу всегда исключали цивилизацию, а во-вторых и потому, что основная идея их — совершившееся воцарение антихриста в мире, — направляет всю их умственную и духовную деятельность не к развитию, а единственно к пассивному соблюдению догмы от антихристова веяния. Господство антихриста предопределено — против него ео ipso[13] не может быть борьбы. Да и какие же это политические тенденции у тех, кто и до сих пор еще спорит о том, что значит надпись на кресте? Одни уверяют, что буквы эти означают: «отец он наш»; другие спорят до слёз о том, что следует читать: «отцом он напоен» и третьи наконец уверяют, что надпись эта означает, что «он осквернен нашими» и далее у подножия креста проставлены два глаголя (гг), т. е. грехами сугубо. И вдруг эти-то господа могут угрожать безопасности государства? эти-то детски наивные спорщики могут вершить дела Марата, Робеспьера и иных? Ну кто же не засмеется над этой шуткой духовных и гражданских кумушек, шуткой, которая имела такие гнусные и тяжелые последствия? И смешно, и горько за то, что приходится носить одну кличку с этими грязными сплетницами и краснеть за эту кличку пред неповинными и гонимыми людьми, которые кроме добра для края ничего ровно не сделали, которые разорены, а с тем вместе разорен и край, который жил ими, кормился от их предприимчивости. В даниловцах жило по крайней мере убеждение, — а мы-то ревнители богаты ли им?

Убеждение давало силу нравственную и, благодаря непониманию дела, вся сила эта пропала даром для Россия. Правда, даниловцы разогнаны, не соберутся они никогда воедино, но уничтожено ли беспоповство? Нет, весь север наш от попов сторонится. Прошли года и время сделало свое дело: молодежь уже тянет преисправно тютюнок и водочку (хотя последнюю и по малости, мало помалу начинают скрадываться странности беспоповства; так напр., та же молодежь уже не станет спорить о сугубности или троечности и т. п. вопросах. Время, развитие грамотности (не церковнославянской) сделают свое дело всенепременно и от беспоповства в конце-концов останется лишь то, от чего оно конечно не отчурается никогда, а именно: отсутствие священнической касты и свободный гражданский брак. Этих двух вещей не выбьет из народа ни духовенство, ни полиция, так как народ додумался до этого последовательно —  это выработано всею его жизнью.

Несколько раз бывал я у большака; сначала он как будто скрытничал, но затем я был допускаем уже во все комнаты его дома; везде образа, везде лампадки, запах ладана — все это делает дом большака скорее домом молитвы, а отнюдь не жилым помещением. По пословице: на ловца и зверь бежит — мне в первый же раз бросился в глаза большой портрет, состоящий из 5 медальонов; я тотчас же узнал, кто изображен на портрете и узнал об этом портрете следующее: портрет был писан Симеоном Денисовым, а затем был подновляем; оказывается, что это единственный верный портрет Андрея Денисова и Симеона Денисова Мышецких, Даниила Викулича, Петра Прокофьича и инока Корнилия, с которого списки находимы были на Иргизе и в Чернораменскпх скитах. По моей просьбе большак дал мне этот портрет для снятия с него фотографических снимков, но конечно, с условием возвратить оригинал по миновании надобности. Остались еще у большака кое-какие интересные по своей древности иконы, но и они почти все переписаны в 1854 году. Есть у него и рукописи, которые тщательно охраняются от ненасытных переписчиков и которые Бог весть куда денутся после его смерти. Говорят, что у бывшего большака Степана Ивановича было весьма много и рукописей и книг, которые после смерти его достались его дочери; дочь попала в бедную семью, скоро овдовела и пораспродала эти драгоценности за бесценок; я сам купил у неё риторику, составленную и писанную самим Андреем Денисовичем Мышецким. Хорошо еще, если драгоценные большаковы рукописи (напр., Апостол XV века) попадут в добрые руки, а то пропадут они зря или у какого-нибудь станового в запечье, или в архиерейской библиотеке под слоем пыли и смрадной плесени.