— Это и будем выяснять, — проговорила Мила, зябко поёжившись.

Это банальное движение лишний раз напомнило, сколько ей лет, и как она несчастна — несмотря на браваду, красный гребень и боевой раскрас. Может, избавься она от всего этого, и дело пошло бы на лад?

— Да, неплохо бы разобраться, — кивнул я. — Это уже второй случай за неделю, когда служащие «Охранных систем» оказываются участниками подобных инцидентов. А всего их накопилось за этот месяц…

— Шесть, — подсказала Мила. — Ты прав, Амос. Разборок не избежать. Будет созвана комиссия.

— И давно пора.

— Думаю, «Добрынину» тоже придётся давать объяснения, — Мила сделала два шага навстречу подходившему к нам командору Ветрову. Я встал.

Инквизитор держался прямо, словно проглотил кол. У него были широкие плечи, поджарый живот и массивные кулаки, которые он сейчас засунул в карманы форменного пальто. Ветрову было уже за сорок, и это его злило. Он мог бы пройти курс омоложения, но не хотел из гордости: не желал смириться с тем, что стареет. Его самолюбие задевало, что суставы и мышцы уже не те, что прежде. А прибегать к операции он считал ниже своего достоинства. Но все, и он в том числе, понимали, что рано или поздно ему придётся это сделать, если он хочет и дальше командовать Экзорцистами. А командор хотел, потому что без этого он потерял бы себя, превратился в ничто. И ещё ему наверняка казалось, что его четверо детей, жена и куча родственников перестанут уважать его, если он снимет форму и усядется на диван, чтобы скоротать вечер перед телевизором.

— Вся информация должна быть обработана в течение часа, — Ветров не скрывал, что настроение у него отвратительное. — Мне нужен подробный отчёт, — его прищуренные голубые глаза, окружённые мелкими морщинками, смотрели куда-то вдаль, словно командор думал о другом.

Я почувствовал исходившее от него беспокойство: он был натянут, как гитарная струна.

— Что, уже назначили слушание? — спросила Мила.

— Да, на завтра, — нехотя ответил Ветров. — Вы оба должны присутствовать.

— Во сколько? — поинтересовался я, удерживаясь, чтобы не сплюнуть от досады: только разборок мне не хватало!

— В восемь утра. В Центральной Ассамблее. Не опаздывайте, — бросив последнюю фразу, командор отошёл, на ходу раздражённо поднимая воротник шинели.

Ветер и холод воспринимались им как личные враги, лишний раз напоминающие, что он уже не молод.

Длинные полы хлопали по сапогам, облепляя щиколотки. Инквизитор шёл к вертолёту, дожидавшемуся на площади. Чёрный обтекаемый корпус коптера с выпуклыми стёклами кабины напоминал гигантское доисторическое насекомое. На его бронированном борту белели номер и эмблема корпуса Экзорцистов — четырёхконечный крест, образованный двумя автоматическими пистолетами.

— Ну что, едем? — спросил я Милу. — Вроде, здесь делать больше нечего. А мне не помешал бы отдых.

— Сейчас, только Эдика дождёмся.

Мы с Милой забрались в броневик, который являлся подвижным штабом, и уселись на небольшой диванчик. Пахло освежителями с апельсиновой отдушкой, оружейной смазкой, резиной и искусственной кожей. За годы службы я привык не замечать этого букета, но сейчас он почему-то резко шибанул в нос.

Через пару минут к нам присоединился Эдик с СНК-репликатором в руке. В такую крошечную штуку, созданную на основе кремниевого ДНК, влезает океан информации. Это данные для анализа, которые Эдик собрал со всех наблюдательных пунктов. Операция была начата и закончена корпусом Экзорцистов, так что все карты у нас в руках — Архангелам в этот раз ничего не досталось. Им снова пришлось выступать в роли зрителей, что всегда так бесит Реншина.

— Хочешь кофе? — спросила Мила, протягивая руку к аппарату и беря из прозрачной трубы пластиковый стаканчик.

— С рафинадом, — отвечаю я. — Три…

— Куска, — закончила за меня Мила с улыбкой. — Как обычно.

— Привычка — вторая натура, — пробормотал я, расстёгивая бронескаф.

«Голиаф» упал на пол броневика подобно скорлупе или панцирю, а я остался в тёмно-зелёном комбинезоне с подкладкой из микрофибры — очень удобная штука: летом не жарко, зимой не холодно. И не нужно надевать кучу тёплой, замедляющей движения одежды.

— Слушай, я всё хотела спросить, ты не боишься, что рано или поздно твои рыбки останутся без хозяина? — проговорила Мила, наливая из-под крана чёрной жижи в стаканчик.

По броневику распространился новый запах.

Я пронаблюдал за тем, как она бросила в стакан три кубика рафинада, и ответил:

— Никогда не думал об этом.

— Нужно быть сознательней! — с усмешкой встрял Эдик, загружая в компьютер репликатор. — Раз завёл рыбок, отвечай за них.

Он сел на вертящийся стул, придвинул к себе пакет чипсов и приготовился анализировать собранные данные. Его тощая фигура вполне соответствовала представлению о компьютерщиках — не хватало только очков с толстыми стёклами. Но эта «слабость» обманчива. На самом деле Эдик два года служил в антитеррористическом подразделении, и в его послужном списке полно отзывов и рекомендаций, не говоря уж об ордене за мужество. Он получил его за то, что вошёл в захваченный боевиками кинозал под видом разносчика пиццы. У него на лацкане была микрокамера, благодаря чему отделение получило точные сведения о количестве и расположении террористов ещё до того, как Эдик вышел. Спецназ ворвался в кинозал, когда Эдик был там и отвлекал боевиков. Он лично уложил двоих из них голыми руками. Ну, и ногами, конечно. Но потом Эдик уверовал и решил, что лучше иметь дело с Одержимыми. Его с радостью взяли в корпус Экзорцистов, но предложили поработать компьютерщиком. Думаю, Эдика это только обрадовало. В свободное время он изучал сообщения об НЛО. Дома у него все стены были обклеены фотографиями, а жёсткий диск компьютера забит видео и фильмами на тему уфологии. Эдик даже состоял почётным членом какой-то организации, занимающейся изучением следов присутствия на Земле пришельцев, и во время отпусков ездил исследовать места приземления инопланетных кораблей. Он был убеждён, что за нами наблюдают и ждут подходящего момента, чтобы вступить в контакт. Эдик рассказывал, что однажды даже жил почти месяц там, где якобы упал тунгусский метеорит (он, конечно, был уверен, что там приземлялось НЛО) в компании местных шаманов, которые пытались открыть мистический путь и связаться с инородным разумом. Ничего у них не вышло, хотя после всего, что они приняли для осуществления этой благородной цели, глюки Эдик поймал и нехилые — вот только связаны они были с голыми бабами, а не зелёными гуманоидами. При этом вера в пришельцев никак не мешала аналитику оставаться религиозным адептом: кто-то же создал инопланетян, считал он.

— О моих рыбках кто-нибудь всегда позаботится, — сказал я. — Они стоят пять тысяч штука, и я постарался растрезвонить об этом на каждом углу.

Если меня завалят, на них очередь выстроится.

— Уповаешь на человеческую жадность? — Эдик кивнул с поддельным осуждением.

— В жизни надо руководствоваться сильными эмоциями и действенными мотиваторами, — ответил я. — Думаю, стоит мне отбросить копыта, как тут же найдутся желающие прибрать моих рыбок к рукам. Так что за них я спокоен. Спасибо! — это уже Миле, которая подала мне стаканчик с кофе.

— Не за что, — ответила она. — Приходи ко мне на ужин, попьёшь настоящей арабики, а не этой ерунды.

— Обязательно, — кивнул я, хотя никуда не собирался.

Мила усмехнулась, зная это не хуже меня.

— Ну, что там у тебя? — спросил я Эдика, хотя видел, что он ещё только вывел данные на монитор.

Тот с досадой поморщился и махнул на меня рукой, затянутой в нейлоновую перчатку. Он боялся, что гуманоиды украдут его ДНК, и поэтому не прикасался ни к чему голыми руками. Даже не выбрасывал использованные носовые бумажные платки, а складывал их в карман и дома утилизировал. Наверное, в обстановке повышенной секретности. Даже не знаю, как он отваживался ходить в общественные туалеты и оставлять там продукты жизнедеятельности, ведь пришельцы наверняка готовы нырнуть за его дерьмом, стоит ему отвернуться.