И темпы заготовки Николая категорически не устраивали.

Люди, при правильном подходе, могут вообще не испытывать проблем с едой, так как в целом очень выносливы и всеядны, то есть, на подножном корме в незнакомом мире они проживут и даже боеспособности не потеряют. А вот из монстров таким терпением не может похвастаться вообще никто, как и возможностью самостоятельной охоты — они утрачивают её из-за модификаций.

Уточнив цифры, Николай сказал, что нам придётся вместо второго штурмовика построить полноценный бомбардировщик, то есть, ещё более сложный механизм. Вместо бомб он будет таскать мясо для наших монстров.

Пиявок в чанах осталось меньше половины, и это не добавляло шансов на удачную комбинацию всех элементов между собой. Как я понял из практических наблюдений монстроловов, дикие пиявки объединяли свои энергетические резервы при дальних переходах, что делало связку быстрее и выносливее, чем отдельная особь. При этом, они никогда не объединялись больше, чем по четыре, а между группами держали большую дистанцию.

Силёнок такому объединённому летательному аппарату хватало на то, чтобы тащить около двухсот килограмм веса, на скорости до ста пятидесяти километров в час и высоте не более двух тысяч метров. По большинству параметров получался средненький вертолёт, но грузоподъёмность никуда не годилась.

С другой стороны, если связать четыре штуковины воедино, получится уже восемьсот килограмм, и это уже можно более полезно использовать. Только проблема: при сближении объединённые резервы начинают конфликтовать, и мощность падает, до каких-то значений, сводящих на нет все преимущества от группового полёта. Но падение мощности происходит нелинейно, хоть и неизбежно. Теоретически, можно подобрать такую комбинацию, которая сможет сохранить полезность при группировке, но действовать-то строителям приходилось вслепую! И тем не менее, они справлялись.

Существовали сбруи на четыре, шесть и даже восемь связок. Обычно пиявки летали ртами вперёд. Монстроловы вешали на связку седло, залезали в него сверху и управляли получившейся конструкцией через стимуляцию полётных узлов каждой пиявки. Сами по себе монстры летать уже не могли, так как все их инстинкты подавлялись специально разработанной химией, которая убивала нервные ганглии, отвечающие за поведенческие инстинкты.

Большие сбруи предполагали механический автопилот вместо сёдел, и одну большую люльку, подвешенную к каждой связке ремнём. То есть, в линию выстраивались две-три-четыре пары, и все они тащили общий груз, получая с него команды, куда им, собственно, лететь.

Чтобы построить «четырёхмоторный» аппарат я просто подобрал четыре группы пиявок, имеющих максимально разные способы колдовства, и это отлично сработало. Получилась быстрая и грузоподъёмная машинка, почти не уступающая в скорости одиночкам, но превосходящая их по потолку и грузоподъёмности. Мы убедились, что она работает, прервались на кормление монстров, а после передали её пилотам, чтобы они провели полевые испытания по ту сторону портала.

Теперь нам предстояло построить «шестимоторный» аппарат, и тут я крепко задумался: шести разных типов полёта среди пиявок чисто физически не существует, что и подтвердил мне Николай. То есть, сделать по-настоящему хорошо не получится, придётся максимально пожертвовать высотой и скоростью ради грузоподъёмности. При том, бесполезно просто пытаться заставить это летать, нужно кроме отрицательного взаимодействия добиться положительного, чтобы грузоподъёмность возросла кратно. Меньше пяти тонн строительство машины не имело никакого смысла — быстрее будет перетаскать тот же вес десятком одиночных связок.

А это заставляло экспериментировать с составом самих связок, которые не способны летать по отдельности. Чтобы провести одно испытание «шестимоторника», нужно вслепую подготовить шесть связок, затем правильно закрепить их в сбруе, и только после этого можно будет сказать, что оно не работает и нужно что-то переделать, при том совершенно не ясно что именно. По сути, такое строительство было тряской ящика с деталями в надежде на то, что однажды они встанут в нужном порядке и получится работающий самолёт.

Мы трижды собирали и разбирали странные комбинации, прежде чем я понял, как это работает и что именно может позволить такой конструкции взлететь. И сразу же сказал Николаю тащить сбрую побольше. А всё потому, что размеры всех аппаратов были одинаковыми, но при добавлении дополнительных связок сокращалось пустое место между ними. «Шестимоторник» располагал монстров почти вплотную друг к другу, а сбруя на восемь связок так и вовсе ставила их в линию. И магия начинала работать именно так — линией, а не кружочком. При этом становилась возможной синергия со второй линией, что и давало повышение грузоподъёмности.

Так, не справившись с созданием шестимоторного дрона, мы с первой же попытки подняли в воздух восьмимоторный, способный нести более десяти тонн грузов. У нас просто не хватило ресурсов испытательного стенда, чтобы полностью раскрыть возможности получившегося механизма!

Николай уходил в казарму максимально воодушевлённым. Теперь он считал, что у нас есть шансы на успех, и даже выживание большей части команды. Меня он прогнал домой — присматривать за Леной.

С ней всё было хорошо, она даже не собиралась ложиться спать, не смотря на поздний час. Я выпустил её из дома, и она несколько часов бегала по улице, обнюхав, наверное, весь гоблинский район. Вернувшись, она завалилась спать.

Я в это время занимался нащупыванием более эффективных путей использования своего главного заклинания — молнии. Это было довольно трудно, ведь я не хотел стрелять по стенам: вдруг из них опять что-то полезет? Поэтому все манипуляции я проводил без практических испытаний.

Когда Лена уснула, я подошёл к ней и проверил, не началась ли у неё трансформация. Как ни странно, даже в истинном облике она сохраняла контроль над магией и не давала древнему заклинанию сработать раньше времени.

Я продолжил медитацию, и скоротал за этим занятием всё время до утра. Теперь можно было отправиться на полигон департамента и не вызвать лишних вопросов у Дамиана. Увидеть его в зале лично я не ожидал, но это случилось. Он проходил полосу препятствий, одетый в полный латный доспех, сабатоны которого явно отличались от остального комплекта по дизайну. Похоже, оригинальные он потерял в драке со мной, да так и не смог их вернуть. И правильно, я бы на месте трактирщика их тоже не отдал.

Я подошёл к огневому рубежу, проигнорировав расставленные у стенки стеллажи с луками и арбалетами, и начал стрелять по мишеням. Это были человеческие фигуры из дерева, оббитого кожей. На груди у манекена дополнительно висел круг, набранный из разноцветных чешуек.

Первую молнию я кинул как обычно, чтобы освежить воспоминания, ровно в центр висящего на груди манекена круга. Он поглотил её без остатка, даже краска не потекла. А говорили, что на всём экономят! Вон, какая практичная вещь.

Второй выстрел я хотел сделать как можно мощнее, и почувствовал острую боль в руке, как будто все мышцы перенапряглись одновременно, и их свело судорогой. Но боль эта быстро отступила. Манекену же поплохело гораздо больше. Мишень из чешуи дымилась, распространяя отвратительную вонь по залу. Похоже, я поспешил с похвалами местному инвентарю. Тогда я решил провести следующие испытание, и вместо короткой вспышки сделать непрерывный поток на несколько секунд. По мощности он не должен был превосходить обычную молнию, потому я начал с мишени и повёл сверкающую линию вверх, к голове.

Момент, когда манекен рассыпался в прах я как-то упустил. На стене позади него осталась небольшая чёрная полоса, а я прекратил поддерживать заклинание. В целом, оно работало, и я вполне понял, как им управлять.

— Ну и зачем ты лидера команды до инфаркта довёл? — спросил подошедший сзади Николай.

Я оглянулся, и увидел, что Дамиан действительно перестал бегать по полосе, а вместо этого стоит и осуждающе смотрит на меня.