Хотя Валентин и получил чуть ли не нервное расстройство, но постарался присутствовать при встрече делегации с Ланды на Земле.

К встречающим из отсеков Преобразователей вышли молодые люди, юноши и девушки. Молодые, стройные, красивые.

К Валентину после церемонии знакомства подвели двух юношей.

– Мотл, – представился один.

– А я – Тотл.

– Так это вы? – не удержался и воскликнул Валентин. – Но как вы оказались в экспедиции?

– Мы! – рассмеялись друзья. – Учли наше непреодолимое желание побывать на Земле.

Валентин приглядывался к ним, пока шёл ничего незначащий разговор. Парни как парни. Весёлые, остроумные. И недавние драки в загоне не вязались с их обликом.

– Мы дрались? – удивились они, когда Валентин поведал им о поведении в образе биотеков.

– Ещё как.

– И ревели?

– Да так, что я сейчас любого громкого звука опасаюсь.

– Не может быть.

А когда им показали фрагменты их пребывания в загоне, то друзья даже оторопели от своего там поведения.

– А нам казалось, – говорили они, – что мы просто мысленно обменивались репликами. А тут – дрались.

– Вы не виноваты. Ноги не знают, что делает голова, – процитировал Валентин и тоже рассмеялся. А когда увидел их обличье в домашних условиях на Ланде, он похлопал друзей по плечу и сказал: – В человеческом образе вы мне нравитесь больше.

– Нет, нет! Ты пропустил слово Великий…

Сказавший, моложавый с покровительственной улыбкой на лице человек осуждающе покачал головой.

– Пойми, Алексей, – продолжил он наставительно. – Каждое слово, пауза, интонация, наконец, значат очень многое. Это же титул, а не перечень блюд к меню. Повтори сначала!

– О, царь земных царей и царь богоподобный и солнцеликий… – уныло заговорил крепко скроенный юноша, названный Алексеем. Было заметно, с какой неохотой низает он последовательность слов. – Великий повелитель… Леонид Петрович, ну кто знает, как тогда обращались к этому… Нарам-Суэну?

– Я! – просто, но весомо ответил Леонид Петрович. – И история, конечно. Весь опыт человечества, так сказать. В конце концов, лесть в прошлые века и тысячелетия любили не меньше нашего. Особо власть предержащие. Так что помни, дорогой, спутаешься, пропустишь слово и тут же наживёшь себе врага. Такие, как этот царь царей были скорыми на руку… Ведь говорил я Прохлову. Меня послать надо. Я же в этой эпохе как у себя в кресле… А-а!.. Повтори ещё раз!

– Да выучу я. Ещё две недели осталось.

– Что две недели? Миг? А ты туда первым пойдёшь. Тебе ещё одеваться, ходить да и как смотреть в той эпохе учиться надо… Повторяй!

Прохлов, директор непосредственных исторических исследований, тяжело глянул через широкий стол на Карпова, сказал:

– Алексей Шульга заключён Нарам-Суэном в каменный мешок.

– Я же говорил… Меня надо было послать. Мои познания…

– Знаю, Леонид Петрович. Молодых-то тоже надо учить… Хотя, конечно, пока сам лично и непосредственно не проникнешься временем, все наши знания – чистейшая фантазия… Никаких «но»!

– Но я же лучше!

– Вот и готовься. Пойдёшь ты. Для обеспечения чистоты эксперимента никаких экстравагантных штучек. Знаю тебя… Алексея освободить ненасильственно. И сам поостерегись. Не хотелось бы вас выхватывать и протаскивать через пять тысяч лет и здесь оживлять… Ладно, дерзай!

Переход в прошлое протекал до банальности неинтересно. Мгновение – и Леонид Петрович, соответствующе одетый и экипированный, очутился в холмистой местности древней сирийской степи. От множества вооружённых людей округа наполнялась суетой и шумом.

Леонид Петрович огляделся, сравнил себя с другими – почти неотличим – и хотел было пройтись, разведать, но тут сильные руки сковали его движения.

Его грубо под локти поволокли по некрутому склону холма и с маху бросили под ноги худому, измождённому годами и болезнями ставрику.

– Кто? – спросил старик слабым безжизненным голосом.

– Появился неожиданно, как и тот… первый. Чистенький. Сразу видно, что из Эбла, – прогудел один из воинов, пленивших Карпова. – Ты уж, Нарам-Суэн, рассуди…

Если это и вправду был легендарный Нарам-Суэн, принесший в двадцать третьем веке до нашей эры могущественным эблаитам, то Леонид Петрович весьма ошибался, представляя его себе совсем не таким, а молодым, суровым, окружённым блестящей свитой.

– Говори! – приказал царь равнодушно.

«Ну, сейчас я ему выдам!» – решительно подумал Карпов, приходя в себя и обретая уверенность.

– О, царь земных царей и царь…

Все три минуты Нарам-Суэн выслушивал свой титул и в так словам кивал маленькой лысой головой, раззадоривая говорящего. А заросшие кудлатыми бородами, покрытые пылью и шрамами многочисленных ран, стояли и, похоже, ничего не понимали, что происходит, воины славного Нарам-Суэна.

– Да-а! – протянул старик через минуты тишины после славословия лазутчика. – Нет ничего страшнее в мире, чем лесть. Но этот превзошёл всех. Первый тоже пытался, но он молод и не так проворен. А этот… – Нарам-Суэн задумался. – Выпустите из ямы юношу. Пусть он вкусит с нами славу победы над развращённым Эблом. А этому вырвите его лживый язык… Я сказал!

Наши заказчики – люди с блажью, так что мне приходилось выполнять разные поручения, но на этот раз задание оказалось совсем прескверным.

Во-первых, работа с людьми, особенно древними, всегда чревата неожиданностями и неприятностями – чаще всего от них проникатели во времени живыми не возвращались. Именно с ними мне и предлагали работать: помирить два враждующих племени в восьмом тысячелетии до нашей эры.

Во-вторых, чем глубже в прошлое, тем жёстче временные рамки командировки, из которых не выскочишь ни минутой раньше или позже, а это усугубляет задачу – мало ли как там повернётся дело, надо будет срочно вернуться, а нельзя.

И, наконец, в-третьих. Как историк-проникатель я понимал неправильность действий заказчика, так как вмешательство в естественный ход истории не имело под собой никакой законной базы. Правда, оговаривались последствия, чтобы я не слишком мучился этим вопросом, но всё-таки за моими размышлениями о законности стояла обида исполнителя, которому вменяется действовать строго нейтрально и при этом выполнять совершенно чудовищное, с точки зрения Кодекса поведения в прошлом, поручения.

– Не мельтеши! – Отреагировал Борис Черне на мои сомнения вслух. – Расчёты подтверждают разумные вековые затухания твоих действий. Ты лучше, дорогой, не забывай о сроках.

Сроки, сроки…

Вы когда-нибудь умирали?.. То-то!.. А я уже трижды!

Отвратительная штука.

Конечно, по окончании срока командировки, после стадии выхватывания, как это принято говорить у нас, у проникателей во времени, ничего такого почти не помнишь, но где-то в клетках тела и в сознании, возможно, на атомарном уровне остаётся осадок, так что порой думаешь обо всём с тобой случившимся с непроизвольным ужасом.

Дела у меня шли хорошо, и я уже мнил себя дипломатом, досконально разбирающегося в тонкостях такого деликатного поручения, как примирение племён. Так что ещё за два дня до срока моего возвращения в своё время мне удалось свести вождей и старейшин обоих племён для окончательного заключения мира «на все времена».

Переговоры начались спокойно и сулили успех.

Зелёная лужайка, обрамлённая купами свежеразросшихся кустов на фоне тёмной стены леса, умиротворяла и меня и высоко договаривающиеся стороны. Дурнота от мыслей пройти стадию выхватывания меня уже не посещала, оттого я весело смотрел на всё, что меня окружало и радовало.

Рядышком со мной, рукой достать, вкрадчиво воркуя, чинно восседали вожди. Две живописные толпы, ещё подозрительно посматривающие друг на друга, но готовые брататься, теснились чуть поодаль своих предводителей…