«Моя работа! – хотелось крикнуть мне. – Вот они, голубчики!»

Естественно, что я радовался. Всё идёт к концу. Срок на исходе. Размечтался. «Вот, – думаю, – всего два дня ещё осталось, и я дома. Приму душ… Нет, схожу в баньку. Потом почну бутылочку наедине с самим собой. А там… Телевизор, телефон, шум города, подышу бензиновым воздухом, схожу…»

В результате я пропустил что-то важное в разговоре вождей и не успел даже в этом раскаяться.

Ходех, жирный боров, на которого я потратил две недели чистого времени, заорал громче слона, покровителя его племени – твохов, и опустил тяжёлую палицу, непонятно откуда появившуюся в его руках, на бестолковую голову Мбаты, вождя племени другого племени – тавтамов.

Меня только пронзила мысль – где-то рядом со мной появилась, ходит и куражится старая с косой. Телохранитель Мбаты гориллоподобный Четта, обрызганный первыми каплями крови, нет, чтобы ответить на выпад Ходеха, заурчав, приготовился вцепиться мне, посреднику, в горло.

Тут бы мне и замешкаться, переждать, перетереть, и тогда через секунду-две всё было бы кончено. Умер бы я быстро, даже не поняв, что к чему.

По всем правилам Кодекса мне так и следовало поступить. Я же…

Я же не справился инстинктом самосохранения, опередил Четту и перехватил выпад чудовищной руки, а потом отработанным приёмом бросил его наземь.

Бросил, как учили, чтобы, не дай и не приведи, не повредить этому амбалу чего. Как же! Бросил, лишь бы он отстал, а иначе потом в институте за каждый синяк Четты отвечать придётся, отчитываться, выслушивать официальные и язвительные высказывания в свой адрес.

Как же: не навреди!

Хуже того, на карантин посадят, психологов навяжут, и буду я обивать пороги инстанций, умолять, клясться и бить себя в грудь, лишь бы поверили, что эти синяки случайные, и опять допустили бы к работе проникателя во времени.

– Умирай, где стоишь! – скажет сакраментальную фразу Борис Черне.

Поднимет на лоб очки и из-под них с недобрым прищуром жгуче-чёрных глаз посмотрит на меня, несостоявшуюся жертву неолита.

И будет прав.

Я прекрасно знаю о праве умереть при исполнении обязанностей в прошлых временах. Знал, на что шёл – работа такая. А вот не сдержался, отбил нападение Четты и теперь умирать не хотел, да и сразу не умрёшь, отбиваясь.

Всё во мне восстало против смерти. Умираешь-то по-настоящему. Каждой частицей естества чувствуешь приближение конца и отмечаешь, как жизнь уходит из тебя капля за каплей. Глотаешь непрошенные слёзы обиды и злости на себя, на других, зарекаешься ходить в прошлое и выполнять дурацкие заказы.

Оставались ещё два дня командировки, и у меня напрочь улетучилось благоразумное желание прожить их мёртвым. Ведь умри я, и тело моё расклюют птицы, или им полакомятся звери, солнце выбелит мои кости… Брр!..

А бежать мне было некуда. Для всех я стал источником беды, так что сторонники Ходеха и соплеменники несчастного Мбаты, колотя друг друга почём зря, меня из вида не упускали.

Может быть, кто подумает, что у меня совершенно не было выхода. И будет не прав. Как всякий проникатель во времени я мог перейти на любую, так называемую, ступень перехода в прошлом в рамках срока. Но это не всегда поощрялось, таило некоторые непредсказуемые неприятности и для этого надо иметь хотя бы минуту, чтобы сосредоточиться и поймать шай-волну и по ней скользнуть во времени.

Отказавшись умереть, я пытался, но долго не мог нащупать поток волны, так как каждый раз кто-нибудь из моих недавних «друзей», получив перед этим хорошую затрещину от противника, замечал мою расслабленность и прельщался отквитаться лёгкой победой надо мной, и нападал.

Я отражал наскоки, выбиваясь из настройки, и начинал свои попытки сначала.

Солнце восьмого тысячелетия до нашей эры падало к раскалённому горизонту, трава на бывшей живописной лужайке, истоптанная босыми ногами, изукрасилась несколькими поверженными телами. Живые, казалось, двигались в захватывающем танце.

Мне-таки удалось сосредоточиться и почувствовать токи сквозного времени и из-под самого носа очухавшегося Четты ускользнуть в направлении наименьшего сопротивления среды подальше от дикарей, поближе к своему родному времени.

Дзинь!.. Такой или подобный звук слышится мне при переходе со ступени на ступень.

Были полусумрак после яркого солнца, одуряющая вонь и бешенный рык диких зверей.

Мама моя! Мне как-то всегда не везло при случайном перемещении во времени, а в этот раз и подавно. Занесло в самое пекло гладиаторской арены.

Гладиаторы, их в живых остаюсь только четверо, натужено хрипя и слабея на главах, отбивались от наседающих тигров. Множество трупов загромоздили арену цирка. Где-то наверху ревела возбужденная толпа зрителей, под ногами хлюпал песок, пропитанный человеческой и звериной кровью.

Мое появление подстегнуло и ободрило людей и ещё сильнее обозлило оголодавших тигров.

После перехода во времени проникателю необходимо иметь хотя бы минуту, чтобы обрести способность к новому переходу на ступень. Но эту минуту надо ещё прожить, а как её проживешь, если с тобой уже приготовились расправиться?

Вы когда-нибудь видели схватку гладиаторов с голодным зверьем?..

Ещё будучи студентом, я побывал на практике в Древнем Риме и однажды, согласно плану практики, побывал на этом кровавом зрелище. Римлянам нравится, даже очень, а меня после этого мутило с неделю.

И вот я сам на арене!

Не буду описывать ужасы, окружившие меня, потому что слов всё равно не хватит, да и когда описывать, защищаться надо было. Правда. в институте времени меня учили многому, и я мог постоять за себя, даже перед тиграми.

Но, к слову, как постоять? Перебить тигров?.. Не-ет! Да мне за это… В общем, не имею права, поскольку нахожусь слишком близко к нашему времени и могу внести нестабильность в естественный ход истории – гладиаторы тогда, наверняка, выстоят, зрители же, вдруг, расщедрятся и даруют им жизнь… и пойдут по векам расходиться круги – необычные и неучтённые потомки, а среди них ньютоны, галуа, эйнштейны…

Впрочем, всё это теория…

Вначале я решил воспользоваться гипнозом. Звери намного легче поддаются ему, чем люди. Простое дело – я их вижу, а они меня нет, но я один, а их, тигров, много, И не ведают они, что я их гипнотизирую. Помучился я и озлился, поднял с пола лёгкий дротик и некоторое время отражал настойчивые атаки. Вообще-то, они меня почему-то вначале всерьёз не воспринимали, пока я некоторым не надавал по носу. Тут уж они перестали со мной заигрывать и начали бить хвостами и готовиться к прыжку. Можно было в принципе прощаться с жизнью. Минута, крайне мне необходимая для расслабления не прошла.

Но тут…

Что тигры, что гладиаторы и римский плебс. Я о них забыл как о досадной помехе. Произошло нечто страшное в моей практике и в первый момент для меня не совсем понятное – рядом со мной на арене объявился могучий обозлённый Четта.

Надо сказать, люди восьмого тысячелетия были намного крупнее последующих поколений и физически значительно превосходили их.

Моя трусость перед смертью стала приносить неприятные плоды. Вероятно, Четта обладал врождённой проникаемостью во времени и был затянут остаточным эффектом моего перехода. Боюсь теперь даже предсказать последствия моего поступка.

Осталось одно – закрыть глаза и броситься в объятья тигров.

Боевой клич Четты при виде обидчика перепугал не только зверьё и гладиаторов, но и зрители присмирели. Моя было вспыхнувшая мысль, что Четту тигры съедят вместе со мной, пропала. Кто его такого съест?

Потом Четта увидел тигров и опешил, а я, подстегнутый его растерянностью… стыдно сказать… воспользовался моментом. Нет мне прощения! И мысль-то опять какая вернулась, мол, пусть им тут тигры закусят, а я от греха подальше. Никто и не узнает ничего…

Мое падение продолжалось....

Тёмный коридор, казалось, тянулся в бесконечность. Мои неуверенные шаги чётко отдавались впереди и сзади, производя сумятицу звуков. А рядом, я чувствовал, кто-то был, затаившийся – его выдавали свистящее дыхание и страх.