Золотисто-жёлтый свет планеты вливался во все помещения звездолёта. Оттого окружающие предметы приобрели необычные для космонавтов тени – от бортов к центру. Кирилл Верхов всё чаще прищуривался или прикрывал на несколько секунд глаза ладонью, привыкая к яркому естественному свету.

Выносной пульт трансфеера, матово играя тёплыми бликами, менял картинку за картинкой, паузы заполнял быстро текущей строкой промежуточных результатов и через определённые промежутки времени осведомлял Кирилла об информации, поступившей в архив.

С лёгкостью, приобретённой за годы работы, Кирилл успевал следить за снимками, просматривать и отбирать архивную составляющую, вносить в трансфеер пометки и слушать успокоительное урчание Вперёдсмотрящего – бессонных глаз и ушей корабля.

Обстановка изменилась так стремительно, что Кирилл на некоторое время словно ослеп. Пространство перед кораблём как при продёргивании кадра забилось в судорогах, заплясало, качнуло громаду звездолёта. Весело сияющая планета резко задёрнулась серой шторой. Огненный меч рассёк надвое видимый мир и устремился навстречу землянам. Корабль сорвался с орбиты и быстро стал падать на планету.

Пронзительный вой тревожной сирены вывел Кирилла из оцепенения. Приготовился, было, надеть аварийное снаряжение, и ждал момента, когда тяжёлый прозрачный кокон окружит его, но кресло перевернулось и выбросило его в цепкие манипуляторы роботов-спасателей.

Вокруг ухало, как будто по броне звездолёта били громадными молотами, он дёргался, вступая в противоборство с неожиданной опасностью.

Роботы подхватили Кирилла под руки, упёрлись, помогая, в спину, но его всё-таки несколько раз ударило о переборки, протащило по перекошенному полу, нанося ушибы. Уже теряя сознание, он, наконец, ввалился в капсулу защиты.

В самый последний момент, когда раскалённая игла Вперёдсмотрящего находилась всего в десятке метров от поверхности планеты, звездолёт, истекая раскалённым металлом, выстрелил, словно выдохнул, далеко в сторону и вверх лишь одну спасательную капсулу. Капсулу с Верховым. И тут же корабль встретился с твердью. Страшная сила инерции бросила вперёд двигатели, машины, приборы, всевозможные запасы, людей – всю начинку корабля, разрывая как тонкую бумагу переборки, сметая и выглаживая все выступы. Всё перемешалось в ужасном крошеве и утрамбовалось в многометровый монолит.

Спасательная капсула серым комочком долго висела над пухлой шапкой песка и пыли, выброшенной ударом, потом плавно скользнула вниз и мягко коснулась планеты амортизаторами. Лекарь капсулы осторожно обвил тело Кирилла чуткими щупальцами, сделал массаж, несколько инъекций, привёл его в чувство и погрузил в исцелительный сон.

Через несколько часов Кирилл проснулся. Болела голова, спина. Он безразлично прожевал полимин, предложенный Лекарем, и попытался что-либо понять и вспомнить.

Полимин прояснил голову, и Кирилл попросил Лекаря рассказать о случившемся. Так он узнал о гибели звездолёта с поэтическим названием «Песня. Капсула показалась Кириллу особенно тесной после рассказа Лекаря и он, пренебрегая традиционными предостережениями рецепторов капсулы, выбрался наружу.

Он не обратил внимания ни на косматое светило этой планеты, ни на живность, которая при его появлении прыснула в стороны и быстро закопалась в песок, работая передними и задними конечностями, ни на скромный пейзаж, раскинувшийся перед ним. Он видел только её, «Песню», вернее, что от неё осталось, и, еле волоча ноги по рыжему горячему песку, побрёл к ней. Она высоко подняла корму с рвано обломленным зеркалом двигателя и на три четверти погрузилась вглубь неприветливой планеты. В выбитой воронке перемешались, спаялись и торчали из-под жидкой грязи купола застывшего стекла, оплавленные конструкции, комья вывороченной земли, барханы чёрного песка. Надо всем эти безумием ещё парило, и висел тяжёлый запах пережжённого металла и пластика.

Кирилл, бесчувственно закусив губу, дошёл до края воронки. И постепенно его сознание, тело, каждую клетку его существа заполнила страшная мысль о гибели друзей и одиночестве. И далёкая, но желанная Земля сжалась до ничтожной пылинки Вселенной, и весь огромный мир сбежался и затих у разбитой «Песни».

Увязая по пояс в тёмной вязкой жиже, он подобрался к ней, приложился ладонями и потным лбом к тёплой броне искорёженного корпуса и надолго замер в скорбной позе. Мысли его были простыми: «Что делать?.. Надо что-то делать…»

Не зная, зачем он это делает, нетерпеливо двинулся вдоль корпуса, следуя его изгибам, и нашёл, что второй грузовой люк находится почти на уровне его груди. Безуспешно, и опять же не понимая зачем, попытался открыть заклинившую дверь в несколько метров в диаметре. Из израненных почерневших рук бежала кровь. Теряя над собой контроль, Кирилл стал стучать кулаками в безответную броню. Слёзы бессилия смешались с потом.

Опомнившись, на четвереньках выполз на бруствер воронки, скатился под горку и сел спиной к «Песне».

Так он сидел, скрестив ноги, на раскалённом песке и равнодушно покачивался в такт своим неразборчивым и тяжёлым мыслям. Горели от боли руки, саднила кожа, но он даже не подумал, что боль может снять Лекарь.

Его пустой взгляд скользил по шероховатой сумрачно-голубой броне звездолёта, громадой нависшего над головой, по неприветливым сопкам, по бирюзовому небу чужой планеты.

Остался жить! Зачем?.. Чтобы, в конце концов, умереть одному под звездолётом – его надгробным памятником? Сегодня или через год, два… Одичавшим, с угасшим разумом…

Лица погибших друзей, совсем недавно живые и весёлые, всплывали перед ним. Кирилл вглядывался в родные черты, жадно ловил улыбки и жизнерадостный блеск глаз… Так сидел он долго.

– Здравствуй!.. Я пришёл к тебе, – ясно услышал Кирилл негромкий ласковый голос, льющийся, словно из него самого.

– Мм… – мотнул головой Кирилл.

Его грязного лица коснулась страдальческая улыбка – начались галлюцинации… В таком случае Устав требует… Что он требует?.. А-а, всё равно…

Он поднёс к глазам руки, осмотрел их, не узнавая. Недавно чистые и сильные, сейчас они показались ему похожими на иссохшие неразвитые деревца.

– Я пришёл к тебе! – повторил тот же ласковый голос.

Кирилл заворожённо замер, но тут же встрепенулся. До него стал доходить смысл сказанного. Он поднялся на ноги и осмотрелся.

Прямо перед ним на фоне светлой дали колыхалось какое-то ажурное полупрозрачное переплетение нитей. Из затуманенных размазанных узелков иногда разбегались чёткие прямые побеги, иногда штрихи, точки в цепочку – всё это вместе трепетно жило, двигалось, дышало и зыбилось. В представлении Кирилла нечто с натяжкой похожее на этажерку свободно парило над песчаной почвой, переливалось загадочно-цветными волнами и колкими вспышками.

Было тихо… Вообще, только сейчас, очнувшись, Кирилл отметил царящее вокруг безветрие и тишину. Песчаные холмы не так круты, как ему виделось вначале, и куда не посмотришь – песок и песок. Пустыня.

Он протёр глаза, но странная этажерка не исчезла как привидение и продолжала висеть в двух шагах от него.

– Что за наваждение?.. Э!.. Ты кто? – непроизвольно вырвалось у него.

– Я – не кто, я – что. Я автомат-наблюдатель и наставник спасателей. Я ь- Тэ Два Дробь Восемь, – ровно, соблюдая паузы, ответила этажерка.

Кирилл всхлипнул и … рассмеялся. Рассмеялся с отвращением к себе, так как ничего смешно не видел. Просто столько неожиданного и нереального сквозило в ласковом голосе, в нежной непосредственности робота-наблюдателя, появившегося непонятно откуда и назвавшегося так по земному, что смех скрутил его и измучил.

Кирилл в изнеможении упал на песок, закрыл лицо руками, чтобы не видеть и не слышать ничего.

Тихо…

Он отнял руки от лица, сел. Этажерка невозмутимо висела рядом. Кирилл устало отмахнулся от неё – наваждение продолжалось. Тут же ощутил укол в затылок. В голове загудели шмели как после сильного удара. На короткое время мир для него потускнел, горизонт качнулся, накренился, поплыл вбок и вниз.