Вернулась к Эли, и присела, внимательно глядя на слугу, пытаясь прочесть по лицу, не заметил ли он чего. Кажется, нет.

— Что с ней? — спросила у того, преданно заглядывая ему в глаза, как лучшему лекарю.

Он непонимающе пожал плечами и вернулся к своей тележке, сам не зная, чего ринулся помогать девушке. А ведь в таком деле главное внезапность. Если бы я дала ему время подумать, он бы и близко к нам не подошёл.

— Вставай! — шепнула девочке, когда слуга достаточно отошёл.

Она приоткрыла глаза, ободряюще ей подмигнула и помогла подняться. Эли ни словом, ни взглядом, меня не упрекнула за подлую подсечку, должно быть поняла всё. Умная малышка, но только уж слишком медленно соображает.

Поднялась девочка очень вовремя, так как в следующую минуту дверь отворилась. Зашёл банкир и, взяв блондинку за руку, повёл за собой. Мы лишь испуганно переглянулись, а черненькая, должно быть, сообразив, наконец, что сейчас решится и её судьба, придвинулась к нам поближе.

Что происходило дальше в той таинственной комнате: мы прекрасно слышали. Банкир объявил цену в сто серебряных: сначала расхвалив девушку, как лошадь на ярмарке, а после начались торги. Это были отвратительные мгновения, мы замерли, боясь пошелохнуться, сбившись в кучку.

Когда он крикнул: «Продано!», остановившись на сумме в тысячу золотых, дружно вздрогнули.

Мерзкий тип вновь вошёл и взял за руку черненькую, она шла уже не так решительно, как первая, и всё время оглядывалась на нас.

И вновь повторилось то же самое. Я уже начала основательно нервничать. «Если нас успеют продать до того, как подадут напитки… Даже подумать страшно!»

Но судьба смилостивилась, в следующее мгновение отворилась дверь, и прислужник покатил свою тележку внутрь. Вернулся уже без неё, и даже не взглянув в нашу сторону, удалился. Мне осталось только мысленно повторять: «Пейте, гады, пейте!»

Но не успела я расслабиться, как в очередной раз явился банкир и, схватив меня крепко за руку, поволок «на плаху». Услышала, как сзади Эли всхлипнула. Хотела её ободрить, но не успела.

Открывшееся помещение походило на небольшой театр, на сцену которого меня сейчас тянули. Добравшись до средины сцены, работорговец, наконец, выпустил мою руку из своего железного захвата.

Демонстративно брезгливо вытерла ладонь о платье. В зале послышались смешки.

«Для вас я тоже кое-что заготовила!»

Гордо подняла голову от охватившего отчаяния в глазах потемнело, когда немного прояснилось, окатила «партер» самым презрительным взглядом, на который только была способна, и замерла, не в силах отвести глаза и поверить в увиденное.

В самом центре, на почетном месте восседал сам герцог Саблер. Внутри что-то больно сжалось, до тошноты, до помрачения рассудка. «Нет! Этого не может быть?! Только не он!»

Но действительность смотрела на меня ясными голубыми глазами. Его сиятельство даже немного поддался вперёд. Должно быть, узнал.

«Мама дорогая! Так вот почему банкир настолько уверен в себе. Его покрывает сам глава Тайной канцелярии!»

Плохо стало настолько, что я, должно быть, пошатнулась, и тут же почувствовала чужие ладони у себя на плечах. Работорговец что-то вещал, но я ничего не слышала сквозь шум собственных мыслей и чувств. И всё продолжала неотрывно смотреть герцогу в глаза.

Что-то оборвалось во мне, что-то умерло. Сердце сдавили железными тисками.

«Ох, Лисонька, Лисонька, и зачем ты полезла в эти страшные игры? Это не твое, тебе нет места в этом жестоком мире. Здесь растопчут и не заметят. Игралась бы своими камешками…»

Я стояла неподвижно, уставившись в одну точку. Горло сдавил ком, мешая дышать.

«Что? Слёзы? Не дождётесь!» Неожиданная злость вывела меня из состояния ступора.

Услышав: «Жемчужина моей коллекции, рыжеволосая нимфа — одна тысяча серебряных!», со всей дури саданула каблучком, стоявшему сзади и державшему меня за плечи банкиру. Он взвыл. Удачно попала прямо по голени, это очень болезненно, я-то знаю.

В зале поднялся шум. Ловила отрывки фраз: «дикая», «необъезженная», «она ещё и лягается».

«Я ещё и не такое могу!» — с ненавистью глянула на мужчин. На его сиятельство старалась не смотреть. Нет его больше, умер, вместе со мной, здесь на сцене.

— Горячая красотка с огненными волосами! Пять тысяч серебряных, кто больше? — неожиданно прорезался голос работорговца.

Он ещё потирал ушибленную конечность, но уже перестал скакать на одной ноге.

«Что, очухался?» — подумала, ещё больше распаляясь.

Банкир в этот момент увлеченно вёл торг. Недолго думая, подскочила и с размаху стукнула его по другой ноге. Ирод взвыл от боли, а потом выдавил что-то нечленораздельное и спустился в зал, подальше от меня, продолжая там свою мерзкую торговлю.

Гордо перевела полный ненависти взгляд на «партер». «Кому ещё заехать?»

И вновь нечаянно посмотрела на герцога, и от неожиданности не смогла отвести взгляд. Его лицо выражало такой восторг!

А под сводами зала продолжало греметь: «одиннадцать!», «двенадцать!», «пятнадцать!»…

С каждым новым возгласом переводила взгляд на выкрикнувшего.

«Это — дурной сон! Просто дурной сон! Сейчас я проснусь и окажусь дома; со своей малышкой» При воспоминании о моей девочке: снова подкатил ком к горлу. «Вдруг, я никогда к ней не вернусь?!» Сцепила крепко зубы: «Не буду плакать! Не доставлю этим подонкам такой радости!»

— Пятьдесят! — настолько резко громыхнуло до боли знакомым голосом, что я вздрогнула.

В зале повисла гробовая тишина. За пятьдесят тысяч серебряных можно купить целый дом.

В ужасе смотрела на герцога, не веря в реальность происходящего.

— Продано! — прохрипел работорговец сдавлено.

«Он меня купил!» — эта страшная мысль застряла в моей голове и била, как колокол в храме, заглушая всё остальное. — «Он меня купил!»

Такая апатия объяла, всё стало пустым и ненужным. «Зачем я сюда пришла? Жила бы и дальше в мире своих грёз. Не хочу я этой правды жизни!»

Банкир забегал, наливая лордам напитки, а я стояла, понурив голову и опустив плечи.

Слышался звон бокалов, тихие разговоры. Сколько пребывала в прострации, не знаю, очнулась от странного звука.

Подняла голову: работорговец свалился у столика с напитками, перевернув оный. Оглянулась вокруг — все спали, в разных позах, кое-кто ещё с бокалами в руках из которых бардовая жидкость выливаясь, окрашивала их белоснежные рубашки и тёмные сюртуки. Даже герцог спал, откинув голову на спинку кресла.

«Что же я стою?!» — рванула в комнату, где оставили Эли. Девочка сидела на корточках, так же, уткнувшись лицом себе в колени.

— Элеонора! — назвала её полным именем взволнованно. — Поднимайся! Бежим!

И лишь она встала, потащила её в зал с лордами. Кажется, я там видела ещё одну дверь прямо на сцене. Забежав, остановилась на мгновение и огляделась. Вроде всё так же, ничего не изменилось, высокопоставленные гады все спали. Эли, остолбенев на мгновение, обвела почивающих испуганным взглядом.

— Ты их убила? — прошептала она с таким ужасом в голосе, что и её захотелось стукнуть.

— Нет! Они спят, — рявкнула зло.

«Всем спокойной ночи!» — подумала злорадно и побежала на выход, крепко держа за руку девочку и волоча за собою. Эли, быстро оценив ситуацию, стала значительно быстрее перебирать ногами.

Открыв дверь, обнаружила коридор, в котором топтались передо мной проданные девушки. Окинула их грозным взглядом.

— Кто хочет на свободу — за мной! — предложила на ходу.

Выбежав в холл, оглянулась — те две за нами не последовали. «Ну что ж. Это их выбор!».

Быстро сориентировалась в хитросплетениях архитектуры этого дома и рванула по коридорам к черному ходу. Хорошо, что заранее изучила все ходы и выходы.

Девочка бежала, на удивление, быстро, не отставая. Должно быть, тоже Шкет натренировал. Двигались мы по совершенно пустым лестницам и коридорам. Даже странно — неужели банкир не озаботился охраной, кроме тех троих?