Наконец, Митяй несколько раз судорожно дёрнулся, издал какое-то нечленораздельное мычание и затих, придавив её к кровати.

— Вот и умница… — тяжело дыша, проговорил он и стал слюнявить ей губы. — Тебе же было хорошо?

— Отпустите меня! — она с омерзением попыталась его оттолкнуть.

— Ах ты тварь! — он с размаху ударил её по лицу.

Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Она заплакала.

— Вот так-то, — назидательно проговорил насильник, неловко слезая с неё и натягивая брюки. — В другой раз будешь послушной!

Униженная, раздавленная она лежала на постели и боялась пошевелиться. Казалась себе отвратительной и грязной. Хлопнула входная дверь. «Этот гад, видно, побоялся у нас заночевать и сбежал», — равнодушно подумала она. Хотя какая теперь разница? Всё равно её жизнь кончена. Вот бы сейчас раскрыть окно и прыгнуть вниз! Это было бы избавлением. Но тут она вспомнила о младшей сестрёнке. Как же она? Что с ней будет? Хорошо, что малышка убежала и не видела весь этот кошмар. Надо встать, умыться, привести в порядок комнату и уложить Сонечку спать. А потом долго-долго стоять под горячим душем и смывать с себя эту гадость. Только вот как быть с памятью? Её ведь не очистишь по щелчку.

Родителям она ничего не рассказала. Какой в этом смысл? Не поверят, ещё и обругают. Надо постараться забыть и жить дальше.

Но просто перелистнуть эту ужасную страницу не получилось. Через некоторое время по утрам её стало тошнить. Сначала она подумала, что отравилась. Но дни шли, а приступы тошноты повторялись с завидной регулярностью.

— Ты что такая бледная? — спросила однажды «классная». — Болеешь, что ли?

— Наверное, отравилась… — равнодушно пожала плечами девочка.

В последнее время она постоянно находилась в состоянии апатии. Жила как-то машинально, по инерции и всё время хотела спать.

— Надо лучше питаться, — назидательно проговорила учительница. — Знаю я вас, молодёжь. Едите всякие чипсы да гамбургеры — вот и желудки у всех больные!

Она молча слушала, только и думая о том, как бы поскорее улизнуть. Что толку в этих разговорах? У них в доме сроду не бывало нормального обеда. Ну, может, когда-то очень давно — так давно, что уже никто не помнил. А теперь всё больше хлеб, колбаса да булки. Иногда мать варила кашу — это случалось в редкие дни, когда она не пила и вдруг вспоминала о детях. Для Сонечки любимым блюдом была отварная картошка, которую ей иногда варила старшая сестра, толком не умевшая готовить. А где этому учиться? И у кого?

Её постоянно тошнило и клонило в сон, так что она даже привыкла к такому состоянию. Сонной ухаживала за сестрёнкой, сонной ходила на занятия и обслуживала попойки родителей. Митяй в их доме больше не появлялся, но она о нём почти забыла. Просто приказала себе не вспоминать о том случае, и вроде бы ей это удавалось.

Через пару месяцев её самочувствие улучшилось — исчезли приступы дурноты, и энергии как будто прибавилось. А тут и экзамены подошли. Она их сдавала плохо, но учителя, чтобы выдать ей аттестат и отправить с богом на все четыре стороны, натягивали тройки. Интеллектуальный балласт был никому не нужен. Наконец, школа осталась позади. Вот только в последнее время девочка стала подозрительно быстро набирать вес.

— Булка, ты скоро в дверь не пролезешь, — презрительно кривил губы отец, когда она подавала на стол. — И в кого ты такая толстая?

Мать тоже заметила сильно округлившиеся формы старшей дочери и стала к ней присматриваться. Однажды заглянула в её комнату, когда та переодевалась, и застыла на месте. У Булки отчётливо выпячивался живот, сильно увеличилась грудь и потемнели соски.

— Ах ты шалава! — с криком набросилась на неё мать. — Где пригуляла? С кем?

От неожиданности девочка застыла на месте, инстинктивно прикрыв живот рукой.

— Что ты, мам? — испуганно спросила она.

— Это я-то что? — истерично кричала мать. — Лучше ты мне расскажи, сучка, как залетела?

— Залетела? — удивлённо спросила старшая дочь.

Она не понимала, какое к ней имеет отношение это слово.

— Дура ты брюхатая! — трясла её за плечи мать. — Скоро живот на нос полезет, а она глазами хлопает, как невинная овца!

Тут до неё, наконец, дошло.

— У меня что, ребёнок будет? — прошептала она побелевшими губами.

— Догадалась, — зловеще шипела мать. — Допёрла! С кем пригуляла? Говори!

— Меня Митяй изнасиловал… — зарыдала девочка.

— Что ты брешешь! — возмутилась мать. — Митяй к нам не ходит. Нечего на людей наговаривать!

— Он… был тогда… — она захлёбывалась от рыданий и не могла толком объяснить, что произошло.

— В общем, так, — жёстко заявила мать. — Собирай свои манатки и проваливай. Чтобы духу твоего здесь не было, позорище! Нечего Сонечке общаться с шалавой подзаборной.

— Мама, — жалобно заскулила она, как побитый щенок. — Куда же мне?

— Куда хочешь! — отрезала мать. — Раньше надо было думать! А позорить семью я тебе не позволю.

Глава 7

Олеся

«Что же делать? — подумала девушка. — Не стоит спрашивать напрямую, а то и, правда, неприятностей не оберёшься…»

За кулисы ей тоже скорее всего не попасть. Опять начнутся расспросы, и её просто не пропустят. Она решила сама отыскать служебный вход и подождать там отца. Должен же он когда-нибудь выйти из театра!

Так она и сделала. Ждать пришлось довольно долго, но её терпение было вознаграждено — Сергей Вершинин, наконец, появился из дверей и не спеша направился к своей машине. Без сценического грима выглядел старше и не таким ярким. Олесе он показался грузноватым, даже несколько потёртым и уставшим от жизни. «Да, это уже не тот Вершинин, что у мамы на фото…» — невольно подумалось ей.

Ему преградили путь несколько женщин не первой молодости и, смущаясь, попросили у него автограф. Видимо, это были его давние поклонницы, которые помнили актёра по тем временам, когда он гремел на всю страну. «Тогда, наверное, ему не давали прохода целые толпы молодых девиц, — отчего-то с грустью подумала Олеся, словно знала отца в период пика его славы. — А теперь вот осталась жалкая горстка…» Играл-то Вершинин по-прежнему хорошо, а, может, даже ещё лучше. Просто состарился, а поклонники любят «молодых и рьяных», да и герои стали другими, соответствующими новому времени…

За этими размышлениями Олеся чуть было не упустила отца.

— Сергей Владимирович! — поспешно крикнула она, когда женщины, получив автограф, отошли.

Тот непроизвольно обернулся и увидел юную девушку, которая во все глаза смотрела на него. Это что-то новое! Давненько к нему не проявляла внимания молодёжь. У неё теперь свои кумиры, а отжившее старичьё, вроде него, им уже не интересно. Вершинин приосанился и нацепил на лицо дежурную улыбку.

— Девушка, вам автограф? — спросил он, двинувшись в её сторону.

— Нет, у меня другое… — проговорила Олеся внезапно охрипшим от волнения голосом.

— И что же это? — Вершинин слегка насторожился.

На своём актёрском веку ему пришлось повидать всякое, и в принципе он был готов к любым неожиданностям.

— Я — ваша дочь… — приблизившись к нему, вдруг выпалила Олеся.

У неё не было сил придумывать какие-то более хитроумные способы донесения правды.

— Что???

Вершинин тут же отступил, затем резко развернулся и почти побежал к машине. «Он сейчас уедет! — заметалась мысль в её голове. — И больше никогда не захочет со мной разговаривать. Наверное, принял меня за сумасшедшую или шантажистку. Что я наделала!»

— Гамлет, вам привет от Лоренции! — с отчаянием выкрикнула она ему вслед.

Вершинин вдруг остановился, как вкопанный. И медленно к ней обернулся.

— Что вы сказали? — тихо проговорил он, но Олеся его услышала. — Повторите!

— Я сказала — Гамлет, вам привет от Лоренции…

Олеся замерла, ожидая его реакции.

— Откуда вы это взяли? — Вершинин во все глаза смотрел на неё.