Девушка обняла мать за шею, притянула к себе и крепко прижала.

— О, девочка… не будь такой сентиментальной, — она похлопала свою дочь по спине, смакуя объятия и грустно улыбаясь. В этот момент она вспоминала, каково было обнимать ее как маленького ребенка… Как быстро пролетело время.

— Я так рада, что ты у меня есть, мама. У нее была мама, теперь же нет никого. Один родитель лучше, чем ничего, — улыбка Ниты медленно рассеялась. — Я не могу представить себя на ее месте. Вы с папой в разводе, но вы оба заботитесь обо мне. У нее не было ничего из этого. Она мне как сестра… Мне все равно, что она белая. Я называю ее своей сестрой, потому что нам не нужно выглядеть одинаково, чтобы быть близкими и любить друг друга.

— Ты абсолютно права. Любовь к кому-то и настоящая дружба не имеют ничего общего с этой поверхностной ерундой. Просто еще одна схема, чтобы разделить мир. А сейчас иди, становится поздно. Мне не нравится, когда ты на улице после наступления темноты. Я хочу, чтобы ты поскорее вернулась и смогла закончить домашнее задание, а я — проверить его.

— Хорошо, мама. Я скоро вернусь.

Дверь распахнулась, заставив сетчатую дверцу с силой удариться о раму. Нита закрыла и заперла ее, вытащила iPad из кухонного ящика и села за стол. Сделав глубокий вдох, она открыла свою электронную почту и набрала групповое сообщение:

Привет всем. Просто чтобы вы знали, Олив все еще живет со мной и ЛаТишей. Полиция знает, что она здесь, и я получила необходимые юридические документы, необходимые для того, чтобы оставить ее у нас на некоторое время, так что все улажено. Некоторые из вас недавно спрашивали о ней, поэтому я сообщаю вам последние новости: Олив, как вы знаете, переезжала из дома в дом, но теперь она будет жить со мной и моей дочерью до конца учебного года. Это новая тактика. Она больше не будет перемещена, даже если обнаружится законный опекун — ее мать.

Олив заявила, что не хочет, чтобы ее снова дергали. Она достаточно взрослая, чтобы принять такое решение. Это третий месяц ее пребывания у нас. Она милая и является типичным подростком, но у нее не было никаких проблем, и она помогает, когда есть такая возможность. Иногда она уходит в себя. Полагаю, она испытывает много эмоций, с которыми многим из нас никогда не сталкивались. Молитвы помогают, но и поступки тоже.

Я не получаю никакой финансовой поддержки ни от ее родителей, ни от других членов ее семьи, и это нормально, но если кто-то из вас захочет пожертвовать еду или деньги на ее одежду, туалетные принадлежности, плату за обучение и т. д., я была бы очень признательна. Я мать-одиночка, и у меня есть собственный ребенок, которого нужно кормить. Я понимаю, что заявление о Холли как о пропавшей без вести все еще в силе, но из-за ее прошлого это может плохо закончиться.

Будем молиться, чтобы этого не случилось. Никто не видел ее, и, насколько я понимаю, у нее есть семья и друзья по всему Мичигану, а не только в Детройте и Сагино. По словам ее соседки Холли также может быть в Индиане, Огайо или Кентукки. Отец Олив не часто появлялся в ее жизни, и по последним сведениям он находится в больнице. Не знаю, правда это или нет, и если да, то по какой причине, но мне так сказали.

Я спросила Олив о ее отце, и она заявила, что поддерживала с ним связь, но в последнее время не получала о нем никаких известий. На данный момент это все, что я знаю. Большое спасибо всем за вашу заботу, молитвы и поддержку.

Нита Перси.

Она нажала «отправить» и положила iPad. Сложив руки, она успокоилась, услышав, как Олив смеется в комнате ее дочери. Возможно, она смотрела смешное видео на компьютере или разговаривала со своим парнем, с которым встречалась последние пару недель. Нита встала, потянулась и, зевнув, решила приготовить себе чашку кофе. Вскоре звук автомобиля, который вела ее дочь, подъезжая к дому, нарушил ход ее мыслей.

Тяжело быть родителем. Это самая тяжелая работа, которая у меня была, и я начала ее в шестнадцать лет. Я была молода и глупа, забеременела, не думая о последствиях, потому что сама была еще ребенком. Я совершала ошибки по пути. Ни один родитель не идеален, но я сделала все, что могла, чтобы обеспечить своего ребенка несмотря на то, что мы с ее отцом были так молоды, когда она родилась. Господь дает направление. Мы просто должны встретиться с Ним на полпути. Я не пытаюсь судить тебя, Холли, но как я могу не судить? Это твой ребенок! Как ты могла бросить ее? Я думаю, что зависимость и депрессия делают все еще хуже для тебя. У меня никогда не было такой проблемы, поэтому было бы несправедливо судить тебя по тому, что никогда не случалось со мной. Я полагаю, легко судить других за грех, который нас не искушает, верно? И все же я не могу представить, что была бы так долго вдалеке от моего ребенка… Холли, как ты могла такое сделать? Я ненавижу, когда так думаю.

Нита, глубоко вздохнув, попыталась встряхнуться, но просто не смогла. Ее разочарование росло и росло.

Я сижу здесь и просто схожу с ума. Мне кажется, что я чувствую себя преданной и растерянной. Ты выглядела так, словно заново начала свою жизнь, вернувшись на верный путь. Кажется, внешность бывает обманчивой. Мы с тобой не теряли головы, Холли. Ты должна была сказать мне, если что-то пошло не так. Надеюсь, что ты все еще жива, потому что, поверь, мне приходило в голову, что тебя может не быть среди живых. Олив сказала, что однажды перед сном ты пожелала ей спокойной ночи, а на следующее утро тебя нигде не нашли. Забудь обо мне и о том, что я о тебе думаю. Что сейчас самое важное, так это твоя дочь. Ты разбила сердце этой девушки. Я молюсь, чтобы все хорошо кончилось, но у меня плохое предчувствие… Она заслуживает лучшего. Намного…

****

В потрепанной черной «Хонда-Аккорд» грянула «Slatt Season» от Дрего и Бено. Хантер приоткрыл окно, проезжая по скользким улицам Детройта. Все утро шел дождь, и потребовалось около полутора часов, чтобы прибыть из Сагино. Это было рекордное время в час пик. Его друзья и семья были разбросаны по двум городам, как и у многих других, с которыми он сидел. Теперь он вернулся в Детройт. У него были отношения любви и ненависти с этим городом…

В городе было несколько интересных мест, отличные клубы и автомобильные шоу, но он, казалось, всегда сталкивался с проблемами. Во-первых, он был как белая ворона: в нем было 190 сантиметров роста, он был белый, хорошо сложенный, носил толстовки и мешковатые штаны, и, как говорила его бабушка, был не склонен к выражению эмоций. Большая часть Детройта была черной с арабскими районами. Его знакомый Джереми, парень смешанных кровей, пытался вести себя так, будто в нем нет ни капли черного, называл их желтыми ниггерами. Хантер сбил пепел от своей сигареты в окно, но вкус ощущался не совсем правильно. На самом деле, курение не доставляло ему того удовольствия, которое было раньше, и он задумался над тем, чтобы избавиться от привычки навсегда. Достав телефон, он набрал номер Кайли.

— Привет…

— Привет, как дела, Вульф? Ты уже приехал? — ее голос звучал взволнованно, как будто она плакала.

— Да. Я вышел из дома, как только ты мне позвонила, как я просил. Заимствовал машину моего брата, чтобы добраться сюда… Ноя еще не перевели? Я буду в больнице примерно через… — Хантер посмотрел на часы, — пятнадцать минут.

— Да, уже перевели, — ответила сестра Ноя.

— Хорошо, если он не спит, скажи ему, что я сейчас приеду, — он выпустил дым изо рта.

— Скажу. Увидимся по приезде сюда.

Хантер отключил звонок. Менее чем через двадцать минут он был на стоянке больницы Генри Форда на Вест-Гранд-бульваре. Забрав свой бумажник и телефон, он вошел в главный холл.

— Привет, — склонившись над столом он поприветствовал регистратора, чернокожую женщину с завитыми, седыми волосами, — я хороший друг Ноя Бимера и должен увидеть его сегодня. Он здесь пациент. Можете подсказать мне, как его найти?

Регистратор оглядела его с ног до головы. Он не мог понять, почему. Еще одна женщина, стоявшая рядом, тоже это сделала. Они посмотрели друг на друга особым взглядом, словно знали какую-то известную только им одним шутку. Затем та, что стояла рядом, развернулась, но не раньше, чем он заметил на ее лице широкую улыбку.