Некоторое время он смотрел на нее, не зная, что ответить. Ему действительно нужно было услышать эти слова, но не по тем причинам, о которых она могла подумать. Он поцеловал ее в лоб, и они вошли в большой зал, заполненный таким количеством людей, что едва можно было разглядеть танцпол.

Диджей посмотрел в его сторону и кивнул.

— Леди и джентльмены! Наша звезда, наш герой, вожак волчьей стаи с нами! Встречайте аплодисментами — Тирааан, большой-плохой Вульф, победивший Джокера!

Хантер ощутил запах крови, которой не было. В воздухе витал до боли знакомый запах пота и куриного бульона, который, казалось, всегда наполнял воздух во время обеда, хотя никогда не являлся его частью. Обед заключенных состоял из несвежих, тонко нарезанных бутербродов с ветчиной и плавленым сыром, увядших листьев салата и вялого апельсина.

Идя вперед, он снова уловил запах несуществующей крови и улыбнулся. Опять же, крови не было видно, но убийца всегда должен быть на шаг впереди.

Такие фокусы мог проделывать его разум с тех пор, как он впервые вошел во вращающуюся дверь тюрьмы. Хантер никогда не признавал этого, но все эти пребывания за решеткой изменили его, сделали жестче, злее, научили не попадаться. Он сжал руки в кулаки. Железные двери с громким щелчком открылись, а затем с грохотом закрылись, и Хантер вошел в тюрьму с ощущением цели.

Все тюрьмы имели одинаковое ощущение и зловоние — смесь пота и страха. Хантер стоял между двумя охранниками, напоминавших ему зомби. Они выполняли свою рутинную работу без особых раздумий, держа руку в миллиметрах от своего оружия. На этот раз Хантер не был наполнен тревогой и ужасом. Сейчас он не отбывал срок. Эти офицеры не вели его обратно в камеру, а сопровождали на встречу с человеком, наставившим пистолет на голову его матери и нажавшим на курок прямо у него на глазах.

Большая светлая комната была заставлена блестящими оранжевыми столами, на большинстве из которых стояли бумажные стаканчики с водой. Охранники расхаживали взад-вперед, дежуря в течение всего времени посещения, пока Хантера и других посетителей запускали внутрь, чтобы они могли увидеться с теми, кого любили — или, в его случае, ненавидели.

За одним из оранжевых столов сидел старик.

Он был более худым и менее пугающим, чем тот человек, которого помнил Хантер. Одетый в синий комбинезон, сцепив руки на столе, он смотрел на свои пальцы. Затем старик поднял голову, и их взгляды встретились.

Подходя ближе, Хантер сделал медленный глубокий вдох. Он ненавидел то, как сразу же увидел себя в этом человеке, их сходство было слишком очевидным, чтобы его отрицать. Любой, у кого были глаза, мог понять, что это его отец. Даже не поздоровавшись, Хантер вытащил стул из-под маленького столика и плюхнулся на него. Наклонившись вперед, он сцепил руки на столе и, казалось, целую вечность удерживал взгляд мужчины. Губы отца скривились в дьявольской ухмылке.

— Привет, сынок. Черт… как будто в зеркало посмотрел и увидел себя тридцать лет назад. Хорошо выглядишь! У моей линии сильные гены, — сказал он с гордостью, сиявшей на его лице.

— Не звони больше бабушке и дедушке.

— Ты даже не поздороваешься со мной? — брови отца нахмурились.

— И не пиши больше никаких гребаных писем. Я их не читаю, и они тоже. Хватит пытаться заставить Джастина убедить меня общаться с тобой. Если он хочет возиться с тобой, это его дело. Теперь ты даже дошел до того, что меня преследуют СМИ. Зачем, черт подери, ты вообще сделал это? Теперь они суют нос в мое досье, копаются в моем прошлом.

— Они делают телешоу, и я хотел помочь. Им нужно было поговорить с людьми, которые меня знают… моими сыновьями, моей матерью, лучшим другом.

— Я не знаю тебя, чувак, — сказал Хантер, стиснув зубы. — Мы не общаемся. И ты меня тоже не знаешь. Предупреждаю, что твои пятнадцать минут славы будут изрядно подпорчены, если ты не скажешь им оставить меня в покое. Я устал от этих репортеров, которые звонят на мой гребаный телефон. Один из них, с канала «Открытые расследования», говорил о какой-то передаче про хладнокровных убийц. Словно я должен гордиться тем, что ты натворил. Охренеть! — Хантер склонил голову набок, чувствуя сильное желание нокаутировать этого козла к чертовой матери. — Я не собираюсь помогать тебе.

Улыбка старика быстро исчезла, а его глаза потемнели, напомнив Хантеру о прошлом. Прямо как в тот день…

— Все еще полон негодования после всех этих лет… — сказал старик, недоверчиво покачав головой.

— Негодования? Это слишком громкое слово для такого ничтожного человека.

Его отец имел наглость фыркнуть.

— Все еще так же зол, как и тогда, когда снял трубку телефона в доме своей бабушки лет десять назад и обругал меня. Это убьет тебя, Хантер.

— Как ты убил маму? Скажи это громче, чтобы ублюдки сзади тебя лучше слышали.

Мужчина вздохнул.

— Ненависть, которую ты питаешь ко мне, убьет тебя. Вот о чем я говорю. Это то, чего ты хочешь?

— Я не ненавижу тебя. Мне на тебя плевать, — пожал Хантер плечами.

— Ну, а мне на тебя не наплевать, — мужчина опустил взгляд на свои руки, лежащие на столе, словно пытаясь собраться с мыслями. Когда он снова поднял голову, его глаза заволокло слезами. Хантер поморщился и скрестил руки на груди. Этот человек был полон дерьма. Он не собирается жалеть его. — Сынок, здесь происходит, эм-м… много интриг. Некоторые люди здесь делают вещи, которые могут стоить спокойствия другим людям, а иногда даже жизни. Я не хочу получить ножевое ранение и умереть, не посмотрев тебе в глаза и не сказав, что люблю тебя.

— Ты меня не любишь. Ты никого не любишь, кроме себя.

— Посмотри на это. Посмотри на то, как ты себя ведешь. Я не могу… не могу даже поговорить с тобой, — старик развел руками. — Ты делаешь это невозможным. Зачем ты вообще пришел сюда, Хантер? Я думал, ты хочешь поговорить со мной. Наконец-то. — Хантер просто смотрел на него. Через несколько секунд мужчина продолжил свою речь. — Той ночью… Той ночью, когда все произошло, я был в состоянии алкогольного опьянения, и в моем организме была куча наркотиков. Я ничего не соображал. Это был несчастный случай, Хантер. Я любил твою мать.

— Ты соображал достаточно, чтобы вставить пули в патронник и разрядить их в нее, орать на нее, пока она умирала. Ты соображал достаточно, чтобы сказать ей накануне, что убьешь ее, если она попытается от тебя уйти.

— Все это было в пределах временных рамок моего запоя.

— Бред. Это был не первый раз, когда ты угрожал ей. Это было преднамеренно. Однако я пришел сюда не для того, чтобы спорить или дискутировать с тобой об этом. Я знаю, что произошло, я знаю факты, как бы ты ни пытался сидеть и лгать об этом. Ты спросил, зачем я пришел сюда? Я тебе отвечу. Я пришел сюда для того, чтобы сказать тебе, что не хочу иметь с тобой ничего общего, и я настаиваю на этом. Беру свои слова обратно — я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя больше, чем когда-либо, и это никогда не изменится. Ненависть к тебе не убьет меня. Она будет постоянно напоминать мне о том, кем и чем не следует становиться.

Откинувшись на спинку стула, отец расхохотался.

— А ты дерзкий… — посерьезнев, сказал он. — Думаешь, что можешь просто вычеркнуть меня?! Нет, не можешь. Я твой отец, нравится тебе это или нет!

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Однажды мы были с тобой в одной тюрьме, Хантер, а ты даже отказался признать меня! Я посылал записки. Я практически подкупил охранников, чтобы те помогли, а ты что сделал? Проигнорировал меня, — Хантер усмехнулся, когда мужчина постучал пальцем по столу. — О, это смешно?

— Ага… так и есть. Я сделал тебе одолжение. Если бы я встретился с тобой, то убил бы. Тут же.

Они посмотрели друг другу в глаза, и по взгляду старика стало ясно, что тот понял, что Хантер, черт подери, не шутил. Грудь Хантера болела от приступов ярости, когда воспоминания о его матери, лежащей мертвой на полу в гостиной, всплывали на поверхность. Отец скованными наручниками руками потянулся за стаканом воды. Он сделал судорожный глоток, затем еще один.