— Я не расист. Джо мертв уже семь лет, так что это было давным-давно, и, опять же, это не ваше чертово дело, потому что я не участвую во всем этом дерьме. И даже если бы участвовал, это не имеет никакого отношения к последним обвинениям или к этому конкретному делу. Как по мне, то у вас есть проблемы поважнее, чем это. Я — мелочь по сравнению с вашими проблемами. Иногда я удивляюсь, как вы спите ночью? Я имею в виду, вы говорите, чтобы я никого не обвинял, хотя сами…

— Ты отклоняешься от темы, Хантер. Ты должен…

— Нет-нет-нет, вы хотели, чтобы я говорил, так что поехали. Я не собирался говорить ни слова. Я собирался позволить вам с вашим маленьким дружком вести себя высокомерно, — Он ткнул пальцем в сторону парня. — Я должен был раздуть твое эго рассказами о том, насколько я хорош, насколько плох и ужасен, всем этим дерьмом, но ты разозлился, что я был «недостаточно вовлечен в разговор», — Хантер нарисовал пальцами в воздухе кавычки. — Ну, теперь я вовлечен достаточно. Вот факты, Рейнольдс.

— Мои бабушка и дедушка платят вам много денег, — Хантер начал загибать пальцы. — Денег, которых у них нет. Я ничего у них не прошу, и вы это знаете. Во-вторых, вы ни капли не беспокоитесь о парнях вроде меня, которые должны привести свою жизнь в порядок, как вы это назвали. Мы приносим вам слишком много денег. Вам не нужно, чтобы я шел по пути добродетели, потому что, как только я это сделаю, ваш доход иссякнет. Вам нужны такие парни, как я, чтобы ваши карманы оставались толстыми.

— Это полная ерунда.

— Разве? Без преступности не было бы инспекторов по надзору за условно осужденными, пенитенциарной системы, охранников, судей, присяжных, охранников, полицейских, центров реабилитации наркоманов, оперативных групп, адвокатов, агентов ФБР, управления исправительных учреждений и поручителей под залог. И это я еще не всех назвал. Миллионы долларов пропадут в один миг, если мы покинем свои клетки, и вы это знаете. Ребята вроде вас, буквально, рассчитывают на мое падение.

Они смотрели друг на друга.

— Хантер, независимо от того, что ты думаешь, я всегда хотел для тебя лучшего. Ты умный и у тебя большой потенциал, но ты его упускаешь.

— Упущение — такое глупое слово… Звучит чертовски смешно, не правда ли? — Рейнольдс поморщился. — Вы имеете право на свое мнение, а я — на свое, но факты есть факты, и вы не можете этого отрицать. Когда преступники — это ваш хлеб с маслом, как кто-то в здравом уме может доверять свои интересы вам, судьям или прокурорам? Это все равно, что ожидать, что лев станет веганом. Мы нужны для этой экономики, мы оба это знаем, а вы хотите, чтобы я сказал вам, что я…

— О, так ты хочешь сказать, что стреляешь в людей, надираешь им задницы, грабишь магазины, угоняешь чужие роскошные автомобили, так сильно перерезаешь парню шею, что у него фактически выпадает горло, и забиваешь другого парня почти до смерти, а затем истерически смеешься, когда его увозят в реанимацию, что все это ты делаешь для нашей экономики? Ты убиваешь людей по доброте душевной, Хантер? Финансовая ответственность, я так понимаю? Как мило с твоей стороны!

— Суть в том, что я не буду лгать вам, как вы, сидя в этом кресле, лжете мне и всем заключенным, говоря, как чертовски счастлив он должен быть от того, что тюремная система специально устроена как вращающаяся дверь. Я нужен вам больше, чем вы мне, — Хантер указал на себя, когда поднялся на ноги, выпуская гнев, который накапливался в нем слишком долго. — Без болезней нет врачей. Без гнилых зубов нет стоматологов. Вы не лучше меня, чуваки… Просто дайте мне досидеть здесь свой срок и оставьте меня, блядь, в покое, хорошо? Это дурацкая, фальшивая встреча. Можете записать в своих заметках, что сегодня сделали доброе дело. Идите на хер, у меня нет времени на эту херню.

В кабинете воцарилось молчание.

— Хантер, присядь. Нам еще есть что обсудить, — Хантер просто впился в него взглядом. — Пожалуйста, — через несколько секунд он неохотно плюхнулся обратно на сиденье. — Это выше твоего понимания и твоих искаженных взглядов на реальность. Нам нужно знать, что на этот раз ты будешь вести себя по-другому. Я серьезно. Это войдет в твое новое дело. Просто пойди мне навстречу, пожалуйста, и покончим с этим!

Прошло несколько минут, пока он обдумывал ситуацию.

— Прежде чем я соглашусь сыграть в вашу маленькую игру, я хочу, чтобы эти два обвинения за незаконный сбыт наркотиков были убраны из моего гребаного дела.

— Я не упомянул их.

— Я не тупой, чувак, я вижу их на бумаге! — он указал на открытую папку. — Я не делал этого дерьма, и вы это знаете. За всю мою жизнь у меня никогда не было проблем с наркотиками. Этот полицейский ничего не нашел. Он видел только пачку денег и немного белого порошка, который был мелом, которым я натирал свой кий для игры в пул. Ради бога, бильярд. Чертов идиот предположил, что это остатки наркоты… тупая задница. Он даже не проверял это. Сигареты, пиво, немного травки время от времени, вот и все. Никогда не продавал и не принимал наркотики за всю свою жизнь. Говорю вам, я хочу убрать это дерьмо. Как минимум, вычеркнуть. Вранье. Я хочу, чтобы это исчезло.

— Я посмотрю, что можно сделать, — Рейнольдс вздохнул. — Мне все еще нужно знать, Хантер, каковы твои планы, потому что я потянул за ниточки, чтобы тебя вытащить. Я исчерпал свою благосклонность от твоего имени. Никто не может спасти тебя от самого себя. Доллар здесь бессилен.

Хантер причмокнул и откинулся на спинку стула. Ему смертельно надоел этот парень и его круглый, как шар для боулинга, друг. Было время, когда мужчина бы встал со стула и избил их обоих до полусмерти, заставляя их жен на это смотреть. Но он пытался контролировать себя, независимо от того, насколько приятной была эта мысль.

— Твоя бабушка умоляла меня. Это единственная причина, по которой кому-то действительно не наплевать на то, что с тобой случилось, — продолжил Рейнольдс. Хантер прищурился. Он проглотил то, что он действительно хотел сказать… Слова, сказав которые он уже никогда бы не мог вернуть. — Могу я получить хотя бы «спасибо»? — парень ухмыльнулся.

— Я готов идти… — Хантер поднялся на ноги и уставился на Рейнольдса. Каким, должно быть, заносчивым мудаком он был в старшей школе. Человеком, который никому не нравился, а теперь он адвокат по уголовным делам в великом штате Мичиган, кичащийся своим авторитетом. Мужчина посмотрел на документы и хмыкнул. Его нос был красным, его глаза блестели без всякой причины, а его кожа имела голубоватый оттенок, как будто он не видел солнечного света нескольких недель.

— Уведите его отсюда, — пробормотал он, ни на кого не глядя, и махнул рукой, как будто дал команду вынести мусор.

Хантер почувствовал знакомое дерганье и рывки своих рук, когда вокруг его запястий застегнули холодные неудобные наручники, и тяжелая дверь открылась, давая возможность выйти. Ему всегда приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой дверной проем. Вернувшись в камеру, он лег на кровать, его темно-синяя форма была пропитана потом. В том кабинете было чертовски жарко, но никто, казалось, этого не замечал, кроме него. Он уставился в потолок, слушая храпы своего соседа. Несколько часов спустя принесли ужин, но он отказался его есть и отодвинул тарелку в сторону. День и ночь стали размытыми, сливаясь вместе, как вода и кровь в сточной канаве. В голове всплыло лицо его матери, испачканное запекшейся кровью, и ее безжизненные закатившиеся голубые глаза.

Крики в тюрьме вырвали его из воспоминаний… Он ненавидел эти крики, громкие вопли, раздававшиеся поздно вечером.

— Да ладно, чувак! Помогите, кто-нибудь! Ублюдок!

Последовал шум, битва на смерть. В этом не было ничего нового. Как правило, у кого-то случалось психическое расстройство, или возникали приступы параноидального бреда, и тогда, конечно, происходили нападения… одно за другим. Хантер услышал громкий стук, как будто тело бросили об стену, а затем серию ударов. Он остался лежать на койке, скрестив лодыжки и сложив руки на животе.