Хантер монотонно постукивал ногой по полу, как чертов кролик. Его лоб был наморщен, а ноздри раздувались. Он выглядел напряженным и взволнованным до предела. Возможно, мысленно он даже не был там, с ней. Затем неожиданно он встал и пошел к лестнице.

— Я собираюсь лечь. Знаю, ты все еще не хочешь, чтобы я оставался на ночь, поэтому я поставлю будильник, чтобы встать и уйти через несколько часов.

— Останься, — сказала она, тоже встав и обхватив себя руками, пытаясь не развалиться. — Я хочу, чтобы ты остался… пожалуйста.

Держась за перила, он слегка кивнул и направился вверх по ступенькам. Нита вздрогнула, услышав, как хлопнула дверь ее спальни. Каждый день на этой неделе Хантер приходил к ней домой, чинил вещи, смеялся с девочками и рассказывал истории о своих приключениях с Ноем. Она знала, что он слишком широко улыбается, слишком громко смеется, слишком много работает, пытаясь все забыть. Но об этом нельзя было забыть, и болезнь Ноя, казалось, вынесла прошлое снова на поверхность. Хантер открыл коробку, которую запечатал очень-очень давно…

Сделав глубокий вдох, она поднялась по ступенькам и вошла в спальню. Внутри было темно. Направившись в ванную комнату, она включила там свет и оставила дверь чуть приоткрытой. Ровно настолько, чтобы видеть его, лежащего голым на кровати. Его глаза были открыты, руки под головой. Нита, медленно сняв с себя одежду, забралась к нему в постель. Целуя его лицо, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Он пульсировал от ярости, которой было несколько десятков лет… Опустившись ниже, затем еще ниже, она потянулась к его члену. Держа толстый и длинный мускул двумя руками, она направила его в рот.

Языком любви Хантера было действие. Своими действиями он говорил, что думает о тебе… Чинил вещи. Заставлял людей смеяться. Трахался. Он молчал, пока она усердно сосала, желая помочь своему мужчине почувствовать себя лучше, убрать немного его боли. Хотя бы на одну ночь. Тихонько застонав, он зарылся руками в ее волосы, давая ей еще больше себя. Она медленно сосала, ритмично скользя руками вверх и вниз по стволу. Выпустив его изо рта и держа руками, она лизнула его яйца, а затем поцеловала их. Он застонал, его низкий голос загрохотал по комнате.

Отпустив его, Нита потянулась к тумбочке, чтобы взять из ящика один из его презервативов. Раскатав презерватив по его эрекции, она оседлала его и направила его член внутрь себя. Хантер схватил ее за бедра, когда она двигалась, а она, положив руки на его твердую грудь, скакала на его большом члене, рыдая внутренне вместо него…

Он стал двигаться ей навстречу резкими толчками, крепче схватившись за нее. Она задрожала, когда он, сомкнув руки вокруг ее талии, заставил ее увеличить темп. Он массировал ее груди, целовал их, так глубоко проникая в ее киску, что, казалось, доставал до самой ее души. Оргазм охватил ее, и она, вскрикнув, неконтролируемо задрожала. Раздался его гортанный стон, пропитанный болью, его тело свело, и он кончил, двигаясь быстрыми рывками. Нита почувствовала тепло его семени внутри себя, когда оно наполняло презерватив до краев. Положив голову ему на грудь, она услышала частое биение его сердца.

Потянувшись к его рукам, она переплела их пальцы, и он крепко стиснул их. Не было нужды в словах, только тихий звук их танцующих на цыпочках душ. Обняв ее, он прижал ее голову к своей груди и целовал ее плечи до тех пор, пока она не почувствовала, как он расслабился.

— Спи… — прошептала она, вставая с кровати.

Осторожно сняв презерватив с его полувозбужденного члена, она выбросила его и приняла душ. Когда она вернулась, он лежал под накинутой на себя простынею и слегка похрапывал. Надев шелковую черную ночную сорочку, она забралась в кровать рядом с ним. Прошли минуты, и когда она уже чувствовала сонную тяжесть, он перевернулся на бок к ней лицом и стал ласкать ее. В его больших руках она чувствовала себя в такой безопасности, как будто находилась рядом с человеком, который прошел сквозь огонь и не только выжил, но и был полон решимости доказать всем, что владеет пламенем…

В конце дня…

Хантер щурился на солнце, по его лицу стекал пот. На улице было холодно, но он так много двигался, что чувствовал себя словно в огне.

— Положите лезвия для кровельных ножей вон там, — приказал он человеку, закутанному в несколько слоев одежды и неловко передвигающемуся вместе с другими рабочими, указывая на груду старой черепицы.

Бригада рабочих меняла изношенные части крыши Ниты, и он был там, чтобы наблюдать за работой. Он знал, как все должно было происходить, благодаря некоторому опыту строительных работ, который он приобрел за время предыдущих испытательных сроков. Зарплата была отстойной — ничего похожего на те деньги, которые он зарабатывал, угоняя автомобили по заказу денежных клиентов, на турнирах по боксу или бильярду, но он делал то, что должен был делать в то время.

— Хантер, — позвала его Нита, подойдя к входной двери, ее длинные волосы были разделены пробором посередине, а маленькие серьги-кольца с бриллиантами сверкали на солнце. — Можешь сделать музыку потише?

Из динамиков его машины ревел «All Good» группы «Бонс Тагс-н-Хармони». Выключив эту чертову штуковину, он вернулся во двор, чтобы проверить, как ведутся работы на крыше.

— Оставь этих парней на секунду в покое и иди обедать.

Он затянулся сигаретой.

Она действует мне на нервы…

— Дай мне закончить то, что я делаю, Нита. Я скоро зайду.

Отворачиваясь, он услышал ее фырканье, но, к сожалению, за ним не последовало хлопанье двери. Вместо этого она осталась стоять снаружи.

— Что? — спросил он, больше не заботясь о том, чтобы скрыть раздражение.

— Их не нужно контролировать на микроуровне, Хантер. Их босс уже там, с ними.

— Это ничего не значит. Сам Иисус мог бы стоять здесь с видеокамерой, а они бы все равно сачковали. Эй! Мужик, йоу! — он щелкнул пальцами и по-собачьи свистнул парню, слонявшемуся по крыше, словно Годзилле. — Какого черта, мужик? Это крыша, а не твой враг, Кинг-Конг! Почему ты пытаешься растоптать ее как Токио? — парень растерянно смотрел на него. — Ты не можешь стоять на крыше. Ты искривляешь ее.

Нита закатила глаза и закрыла, наконец, входную дверь. В этот момент в кармане его джинсов завибрировал телефон.

— Привет, Кайли…

Тут его грудь сдавило. На долю секунды он пожалел, что ответил на ее звонок — он мог почувствовать энергетический сдвиг прямо перед тем, как ответить.

— Привет, Тиран… Ной сегодня особенно плох. Я знаю, ты проведывал его только вчера, но ты же знаешь, как это работает. Медсестра здесь, в доме нашей матери, и говорит, что ему осталось недолго. Это может произойти даже сегодня вечером. Ты мог бы… ты мог бы прийти и сказать… — она расплакалась в трубку.

Он повесил голову. Сунув руку в карман, он начал нарезать круги, круг за кругом, круг за кругом, позволив ей развалиться на другом конце провода. Казалось, что это заняло целую вечность, но, похоже, даже этого было недостаточно, чтобы залечить разбитое сердце.

— …Ты мог бы прийти попрощаться? Он был моим лучшим другом, моим защитником, моим старшим братом… Он помог мне, когда я в этом нуждалась… Тиран, я не могу этого сделать!

— Я уже в пути.

Отключив телефон, он уставился на людей, работающих на крыше. Старая черепица, которую они снимали, была в очень плохом состоянии, некоторая изношена настолько, что было удивительно, как предыдущие дожди не вызвали коллапса. Жизнь была похожа на эту черепицу — когда человек полностью выполнял свою задачу, и коэффициент его полезного действия заканчивался, он умирал.

Ной выполнил свою задачу, да? Я читал в одной из старых книг Леона, что мы умираем потому, что либо сделали то, зачем пришли сюда, либо настолько облажались, что другого выхода просто нет. Мы просто должны начать все сначала, вернувшись в другом теле.