Он долго молчал…
— Хорошо. Я сделаю это. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.
— Спасибо.
— Нита, я не люблю много говорить об этом дерьме, потому что, что случилось, то случилось… но я понимаю твое любопытство. Ты заботишься обо мне. Ты не понимаешь, почему я не обсуждаю это. Чего не понимаю я, так это того, зачем это делать, но неважно… — сглотнув, он потер рукой шею. — Я знаю, почему расстроен. Такое чувство, будто круг все время замыкается…
— Что ты имеешь в виду?
— То, что происходит, в некотором смысле напоминает мне о том, что уже происходило. — наклонившись вперед, он тяжело вздохнул, и после недолгого молчания заговорил снова. — Джей-Джей, когда я был маленьким, мои родители много ссорились. Они оба были наркоманами, отец был немного хуже, чем мать, по словам бабушки. — сделав еще одну затяжку сигаретой, он тупо уставился на экран телевизора. — Насколько я знаю, они оба были чисты, когда впервые встретились. Потом, через некоторое время, отец увлекся наркотиками и подсадил на них маму. Он изменился. Наркотики сделали это, или, возможно, он был таким все время… Я не знаю. — он пожал плечами. — Иногда люди говорят что-то вроде: «Меня заставили сделать это наркотики». Но в действительности мы не можем быть в этом уверены, не так ли? В любом случае, я видел, как мой отец выбивал своим кулаком гребаные зубы моей матери. И это было не единожды. Моя мать имела все виды стоматологического лечения в результате борьбы с ним. Он ставил ей синяки под глаза, бил в живот. Однажды у нее случился выкидыш. Я смутно помню это… Она сказала мне, что беременна, и я был взволнован, потому что собирался стать старшим братом. — он грустно улыбнулся. — Но потом после одной из их ссор ее срочно увезли в больницу, и на этом все закончилось.
Боль наполнила грудь Ниты. Она попыталась скрыть свою реакцию, но мужчину было невозможно обмануть. Хантер был настолько проницателен, что знал, что она что-то почувствовала — что-то ужасное, что выбило ее из колеи.
— Это длилось годами, — продолжил он. — В конце концов, я стал старшим братом. Как ты знаешь, у меня есть брат по имени Джастин, но он появился благодаря тому, что мой отец гулял от моей мамы, изменяя ей. Но это другая история для другого раза. Так вот, бабушка рассказывала, что служба опеки трижды забирала меня из их дома, но я этого не помню. Мои родители были как два магнита. Они не могли оставить друг друга в покое. Они расходились, сходились, снова расходились, и это происходило снова и снова. Любовь к боксу пришла ко мне от отца. Он боксировал, когда еще не был наркоманом. Мы сидели вместе с ним в гостиной и смотрели фильмы о Рокки или бои в прямом эфире на платных каналах. Это единственное счастливое время, которое я помню с ним… когда он не кричал, не спорил и не дрался с моей матерью, не был пьян или под наркотой. Это было время нашего единения, можно сказать. Мой отец — большой человек, не имеющий сердца…
Хантер покачал головой, сделав паузу, но ненадолго.
— Он высокий, как и я, сильный. Рост моей матери был всего метр шестьдесят, худенькая, а он бил ее так, будто она была гребаной чемпионкой в супертяжелом весе.
Внезапно он сел, еще раз затянулся сигаретой, затем затушил ее в пепельницу и снова откинулся на спинку дивана.
— Несмотря на все это, на наркотики, на всю эту сумасшедшую херню, я очень любил свою мать. Мы были с ней очень близки. Она говорила, что идет на реабилитацию, и была честна со мной. Она говорила: «Хантер, мама делает с собой плохие вещи, но в этом нет твоей вины. Мама больна. Маме нужна помощь». Она была такой чертовски самосознательной, и знаешь что? Она могла это сделать… На некоторое время она завязывала, но потом, когда возвращалась к моему отцу, дерьмо начиналось снова. Он словно не мог выносить, что она не употребляет. Думаю, это происходило потому, что тогда он понимал, что она может оставить его навсегда. Она сможет ясно мыслить и увидит, каким ядовитым, гнилым, испорченным неудачником он был. Он говорил ей, что она пытается отобрать у него сына. Однажды ночью все достигло критической точки. Моя мать устроилась на работу в какой-то магазин, и мне кажется, она зарабатывала достаточно денег, чтобы немного откладывать. Мой отец ничего не имел против этой работы, пока не узнал, что она кладет часть своей зарплаты на счет, о котором он не знал. Затем он нашел какие-то бумаги — думаю, она подыскивала дом, который можно было бы арендовать, и ей нужно было заполнить документы, позволяющие мне пойти в детский сад, а также расходы на переезд, записанные в каком-то блокноте. Она собиралась уйти от него, наконец. Начать новую жизнь. Она снова завязала и, по словам бабушки, не употребляла наркотики около года, так что все было хорошо. — Хантер провел руками по штанам, его глаза были пустыми. — Той ночью мой отец накурился. Впав в гребаную ярость, он схватил пистолет и пять раз выстрелил ей в голову, прямо на моих гребаных глазах.
— Боже мой… — ахнула Нита и прикрыла рот рукой.
— Ты знаешь, каково это, когда тебя забрызгивает кровь твоей матери, Джей-Джей? — сморгнув слезы, она покачала головой. — Чувствовать и видеть, как осколки мозга ударяются о стены, а твое тело обрызгивает, словно из водяного пистолета? И упав на пол, она смотрит прямо на тебя… Смотрит на тебя мертвыми глазами. Она падает на пол, и ее голова пару раз отскакивает от него, как в замедленной съемке. Вероятно, она мертва уже после первого выстрела, но все еще выглядит живой, как будто собирается заговорить в любую секунду. Но она просто лежит, взгляд ее глаз прикован к тебе… Ее мертвых голубых, как океан, глаз, и из них скатывается слеза. В ее глазах ты видишь слезы и свое отражение…
И ты стоишь там, семилетний, кричишь и плачешь, обмочившийся от ужаса. Ты кричишь: «Папа, нет!», бежишь к матери, трясешь ее, надеясь на то, что она очнется и скажет, что с ней все в порядке… Твой отец звонит в полицию и очень спокойно говорит им, что убил свою жену. Повесив трубку, он засовывает пистолет себе в рот… прямо на твоих глазах. Потому что, знаешь ли, того, что он застрелил твою маму, недостаточно. Итак, он нажимает на курок… но тот заедает. Он падает на пол, рыдая, а потом ты слышишь звук полицейских сирен и сирен скорой помощи… и… с этого дня ты официально становишься ненормальным. Ты больше не Хантер, ты Тиран. Да… ты официально сходишь с ума. Если не недостаток родительского внимания или жестокое обращение, то крышу тебе сносит именно это… А потом ты оказываешься с бабушкой и дедушкой, и они проявляют к тебе любовь, но ты не знаешь, как ее принять, поэтому ты оказываешься на улице. Тебя посылают к миллиону терапевтов. У всех разные диагнозы, и все они ошибочны. «О, он социопат…», «Нет, у него просто СДВГ…», «Нет, у него высокий коэффициент интеллекта, но имеет место антисоциальное расстройство…», «Нет же, у него биполярное расстройство…» Затем ты идешь к лучшему из лучших, всемирно известному специалисту в сфере психического здоровья подростков. Твои бабушка и дедушка, выложив кучу денег, в отчаянии везут тебя к нему в Калифорнию, и, наконец, этот парень добирается до истины. Он понимает тебя до глубины души. Он проводит с тобой несколько дней и после серии тестов, бесед и наблюдений открывает правду. Он говорит: «Этот ребенок страдает острым посттравматическим стрессовым расстройством. Также у него есть нарциссические наклонности, но он не был таким до того, как его мать была убита, и он до сих пор помнит, как приятно было видеть ее улыбку, когда она увидела картинку, которую он нарисовал в школе и принес домой, и как она была мила с ним, и как она сдерживала большинство своих обещаний… несмотря на то, что была зависима от кокаина, метамфетамина и таблеток. Он все еще помнит любовь, но больше не знает, как доверять кому-либо или как вернуть ее назад. Два человека, давшие ему жизнь, так или иначе умерли у него на глазах. Таким образом, Нита, как ты можешь видеть, травма продолжается. Ты вырастаешь, и полиции плевать, почему ты делаешь то, что делаешь, думаешь так, как думаешь. Судье тоже. Поэтому ты попадаешь в тюрьму снова и снова, потому что все еще хочешь любить, но не помнишь, как это делать. Женщина, которая научила меня этому, умерла слишком рано. Я не могу попросить ее помочь мне вспомнить. Она ушла… Ушла навсегда. Теперь уйдет и Ной. Все, кого я люблю, умирают. Я перестал говорить об этом. Мне пришлось это сделать.
