— Мне ничего от тебя не нужно.

— Почему нет? Гордость?

— Не хочу быть в долгу перед тобой. Я буду в долгу перед покойником, понимаешь? Я начинаю в это верить, — Хантер сглотнул, отводя взгляд. Хотел бы он этого не говорить. Было бы слишком сложно объяснить, что он имел в виду, и это звучало бы безумно. Может быть, ему нужно было отказаться от книг по философии. Он прочитал их кучу в тюрьме, особенно когда Леон подкидывал их, чтобы помочь ему скоротать время. Эти слова застряли у него в голове.

— Ты ни хрена мне не должен. Если что, это я твой должник. Ты прикрывал мою спину много раз. Это даже не обсуждается, Хантер. Я не собираюсь отступать и торговаться с тобой. Ты возьмешь то, что у меня есть, и это окончательно. Теперь слушай, у меня есть машина на складе. Красный Pontiac-Firebird 1967 года. Я оставляю его тебе. Над ней нужно поработать, но я уверен, что ты можешь ее починить. Это классика. Коллекционеры очень ценят ее. На этом же складе у меня хранится хорошая кожаная мебель, пара больших плазменных телевизоров, ошейники с бриллиантами, которые носили мои питбули, еще какое-то дерьмо. Когда у тебя будет свое собственное жилище, ты заберешь все это.

— Я не могу взять все это, чувак. У тебя есть семья, которая, вероятно, нуждается в этом.

— Семья!? — взревел Ной. Хантер медленно поднял голову и их взгляды встретились. — Моей семье плевать на меня, чувак! Я говорил тебе это. Кайли — единственная, кого это волнует. Ты видишь кто здесь, не так ли? — он указал на дверь. — Но я уже подготовил ее, отложил для нее кое-что. Она знает обо всем этом. Моя мать, бл*ть, отрицает. Слишком переполнена чувством вины, чтобы увидеть, как ее мальчик умирает, а мой гребаный кровный брат, Джошуа, получил пожизненное в Мэриленде. Он никогда не выйдет. Семья… смешно. Моя семья появлялась только тогда, когда им что-то было нужно от меня. Когда у меня были деньги и я летал высоко, я был им нужен. Когда удача покинула меня, можно было услышать сверчков. Никто не приходил навестить мою задницу в тюрьме, кроме Кайли и время от времени моей матери. Итак, нахрен семью. Ты моя семья! Ты, Кайли, мама и Олив… вот и все!

— Хорошо… Я понял.

— Забери это дерьмо, оно твое. На этом складе много вещей: игры, велосипеды, одежда, брендовые новые кроссовки, ликер, немного оружия и прочее дерьмо. На них нет тел, я от них избавился. Оружие, которое ты увидишь, свободно и чисто. Там также есть пули. Что тебе не нужно продай. Итак, это были три вещи, о которых я хотел тебя попросить… Забрать мои деньги из абонентской ячейки, найти мою малышку и отдать ей все. Во-вторых, ты должен убрать сам знаешь кого, но мы решили не делать этого, потому что ты внезапно стал праведным.

— Это не так.

— Ну, как бы там ни было, я буду звать тебя Монашкой, ублюдок, который боится нескольких вооруженных охранников, защищающих подлого мудака, — Хантер покачал головой и ухмыльнулся. — В-третьих, — улыбнулся Ной, — забери свой кусок пирога. Иди на склад и используй дерьмо так, как считаешь нужным. О, еще одна вещь. Когда ты приедешь на мои похороны, надень что-нибудь приличное и сядь рядом с мамой. Как бы ни были испорчены наши отношения, я люблю ее и хочу, чтобы она имела немного поддержки.

— Ты боишься, что кто-то может туда вломиться, начав какое-то дерьмо, и ты хочешь, чтобы я был рядом с ней на случай, если это случится.

Ной посмотрел на него и рассмеялся. Хантер последовал его примеру, а затем поднялся на ноги.

— Видишь, ты хорошо меня знаешь. Можешь видеть меня насквозь… но я имею в виду то, что сказал. Ей понадобится кто-то там, кто-то сильный.

Хантер посмотрел в глаза своего умирающего друга и улыбнулся. Это было все, что он мог сделать, что-то большее было бы похоже на лопату, откапывающую старые скелеты, которые он был не в настроении видеть.

— Ты дерьмово выглядишь, Ной, — мужчина казался очень удивленным его хамскими словами. — И пахнешь ты так же.

— Спасибо. Это много значит для психически больного, помешанного на «Амазоне» сукиного сына, как ты! — они рассмеялись и Хантер, взяв руку мужчины, крепко сжал ее. Его сердце сделало это — не быстрый удар, но скачок и всплеск тупой боли. — Я люблю тебя, Тиран… У меня нет никаких высокопарных мудрых слов и другой лицемерной чуши. Включи что-нибудь из гребаного Мак Миллера. Мы отрывались под него.

Хантер достал телефон и включил «Donald Trump» Мак Миллера. Они наслаждались музыкой, улыбаясь друг другу… Он ненавидел его за то, что тот лежал там и умирал, плакал и улетал туда, куда он не мог за ним пойти, чтобы…

— Все, что я могу сказать, Хантер, это то, что ты чертовски хороший человек, ублюдок. Мы будем говорить до тех пор, пока я больше не смогу. Когда я умру помни: мне повезло, что я тебя знал. Если ад существует, бездушный ублюдок, я уверен, что увижу тебя там. Мы будем гонять с вылетающим из задниц пламенем на наших белоснежных «Кадиллаках» и сине-черных «Порше», трахать горячих сучек и жить как рок-звезды.

— Так и будет, Ной…

Чувствуя великодушие, Хантер сунул руку в карман и достал сигарету. Подкурив, он сделал пару затяжек и передал ее своему брату по тюрьме. Какой может быть ад без огня?

Детские Игры

Кожаной куртки Хантера было мало, чтобы защитить его от жестокого ветра, обрушивавшегося на него сильными, резкими порывами. В то субботнее утро он собирался надеть бомбер, но тот был слишком тесен в плечах. Хантер стоял возле почтового отделения с жестяным ящиком в одной руке и сигаретой в другой. Выйдя из больницы накануне вечером, он переночевал в машине на стоянке супермаркета «Meйер», решив утром приехать на почту пораньше.

Джастин был зол, потому что Хантер до сих пор не вернул его машину. Мужчина обещал приехать домой днем, но все изменилось. Бросив сигарету на землю, он раздавил ее и вернулся к «хонде». Весь день моросил дождь. Проведя рукой по мокрым волосам, он поставил ящик на пустое пассажирское сиденье. Заведя машину, чтобы прогреть ее, он взял телефон и вбил адрес, по которому проживала дочь Ноя, в свой навигатор.

Ганстон-стрит…

Ной утверждал, что адрес правильный, но на всякий случай дал ему номер телефона бабушки девочки по материнской линии. Хантер включил музыку во время поездки, «Godzilla» Эминема, сделав громкость на максимум. По дороге он пил «Спрайт», который купил на заправке и который теперь был теплым и безвкусным. Смотря на улицы хмурого города, он понял, что даже среди всей этой серости ему было хорошо. Это был дом.

Зазвонил телефон. Хантер закрепил его на автомобильном держателе, выключил музыку и ответил на звонок.

— Как дела?

— Когда ты вернешь мою машину?

— Черт, я же сказал тебе, что сегодня днем.

— Вот дерьмо, ты не говорил. Откуда, черт возьми, я должен знать, что происходит?

— Ты ведешь себя так, будто я здесь развлекаюсь. Какого бы хрена я забыл в Детройте? Думаешь, мне нужны проблемы? У меня их и так достаточно. Послушай, чувак, я думал, что приехал сюда, чтобы навестить больного друга, а Ной умирает, Джастин.

— Что? Ты серьезно? Что, черт возьми, случилось?

— Его печень разбита в хлам. Он хотел, чтобы я позаботился кое о чем для него, поэтому сейчас я пытаюсь это сделать, а затем вернусь обратно. Это не займет много времени, я просто отвезу кое-что. Я скоро вернусь, возьму напрокат машину и закончу это дело, хорошо?

— Да… Прости, брат. Я не знал всех подробностей. Почему ты сразу не сказал мне, когда я только спросил твою задницу, Хантер, почему ты задержался?

— У меня не было времени говорить об этом.

— Как ты? В порядке?

— Да, у меня все хорошо. А что?

— Что? Что?! Ты только что сказал мне, что твой лучший друг умирает.

— Люди умирают все время. Это дерьмо тупо происходит — вот как я на это смотрю. Мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это. Жизни насрать на больного друга, члена семьи, да даже, блять, на тебя самого, если ты стоишь в очереди к Мрачному Жнецу. Я имею в виду, да, это отстой… Мне это не нравится, но так это и происходит: мы рождаемся, живем, умираем. Гребаный конец.