Он пожал плечами. Джастин молчал. Его брат знал о Ное, и, хотя никогда не встречался с ним, он много раз о нем слышал. Джастин был гораздо более эмоциональным человеком, чем Хантер. Пару раз он видел, как этот ублюдок плакал из-за глупейшего дерьма, поэтому он, вероятно, решил, что Хантер должен чувствовать себя разбитым и безутешным. Но он был в порядке. По крайней мере, сейчас.

— Хантер, иногда я беспокоюсь о тебе.

— Я тоже беспокоюсь о тебе. Типа, какого хрена ты перевоплотился в Ванилла Айса.

— Ванилла Айс не умер, чтобы в него можно было перевоплотиться, но я серьезно, чувак. Я сейчас говорю не о себе. Произойдет что-то по-настоящему хреновое, и ты будешь как будто… как будто просто… присутствовать. Я имею в виду, что ты будешь присутствовать, но будешь словно заморожен. Случится что-то плохое и ты будешь единственным в комнате, кто не расстроится. Другие члены семьи говорили мне это о тебе, но теперь я увидел это сам.

— Те же члены семьи, которые пытались натравить нас друг на друга из-за папы? Мне насрать, что они обо мне думают.

— Да, люди долго пытались разлучить нас. Это правда. Я люблю тебя и рад, что мы наконец-то поговорили и сблизились, но, Хантер, ты так холодно себя ведешь, словно это обычный день. Теперь я понимаю, почему в свое время ты получил прозвище «Тиран». Боже.

— Холодно? Это реальность. Люди по-разному демонстрируют свой гнев, Джастин, — фыркнул Хантер. — Я могу быть недовольным, обиженным или грустным из-за чего-то и при этом не разваливаться, нахрен, на части. Ты мало проводил времени со мной, так что, я думаю, для тебя это удивительно, но люди знают, что я не эмоциональный человек. Я пережил слишком много дерьма, чтобы меня можно было легко спровоцировать, поэтому не сиди там и не осуждай меня. Все, что ты должен делать, это беспокоиться о себе… О том, что ты вернешься в тюрьму, если будешь продолжать это дерьмо, «Марки Марк и Фанки Банч» (Прим.: «Марки Марк и Фанки Банч» — популярная в начале 1990-х годов американская хип-хоп-группа. Группа просуществовала всего лишь три года, выпустив только два альбома). Давай поговорим о положительных изменениях, — вздохнул мужчина.

— Хорошо, я не буду сейчас с тобой спорить. Просто верни машину, когда сможешь. Увидимся, когда вернешься в город.

— Идет, — Хантер закончил разговор и снова включил музыку.

Пока он ехал по межштатной автомагистрали, мысли в его голове были серыми, как небо над ним. Автоматический женский голос в его навигаторе произнес: «Через полтора километра сверните с трассы 219». Свернув с дороги, он направился к Грейшет-авеню.

Очевидно, эта часть города была не местом для прогулок. На углах домов, многие из которых были полуразрушены, заколочены или снесены до основания, околачивались люди. По мере приближения к месту назначения он заметил несколько домов в хорошем состоянии, в основном, это были небольшие кирпичные одноэтажки. Хантер заметил магазинчик на углу, мерцающие огни которого привлекали внимание вместе с большим знаком «Powerball» (Прим.: «Powerball» — американская лотерея). Он миновал множество церквей, старую школу и маленькую детскую площадку. «Поверните направо на Ганстон-стрит». Повернув направо, он двинулся вверх по улице.

«Вы прибыли в пункт назначения», — раздался голос из навигатора.

Он подъехал к небольшому двухэтажному дому, выкрашенному в коричневый цвет, с выщербленными цементными ступенями. На входной двери была черная железная решетка, а окна, на одном из которых была наклейка сигнализации, были прикрыты кружевными белыми шторами. Въехав на подъездную дорожку, он немного посидел, а затем выключил машину, которая, задребезжав, затихла.

Перед ним на длинной подъездной дорожке была припаркована черная «Тойота Камри». Взяв конверт, жестяную коробку и телефон, Хантер вышел из машины и запер ее. Подойдя к дому, он увидел, что входная дверь была оборудована камерой. Прочистив горло, он позвонил в дверь и стал ждать. Никто не ответил. Хантер заглянул в окно, но шторы были так плотно задернуты, что он ничего не смог увидеть. Тогда он постучал в дверь.

Я знаю, что дома кто-то есть: там горит свет и на подъездной дорожке стоит машина. Может быть, они еще спят?

Глядя на свои ботинки, он ждал и ждал.

Я не хочу оставлять это в почтовом ящике. Что, если внутри наличные? Кто-то может наблюдать за мной из другого дома и видеть, как я ухожу. Наверное, мне придется вернуться в конце недели. Погоди… я вернусь к машине и позвоню бабушке. Возможно, я могу оставить это у нее. Но сначала я спрошу Ноя, можно ли так сделать.

Когда он развернулся, чтобы уйти, раздался женский голос: «Кто там?»

Он быстро повернулся к дверной камере.

— Привет… Я здесь, чтобы увидеть Олив. У меня для нее кое-что есть, — его встретили молчанием, поэтому он продолжил. — Я друг ее отца, Ноя… Он лежит в больнице и попросил меня кое-что ей привезти, — подняв ящик повыше, он продемонстрировал его в камеру.

— Хорошо, подождите минутку.

Он кивнул и огляделся вокруг. Улицу обрамляли зеленые насаждения, но их листва имела чахлый и пожухлый вид, тротуар был покрыт трещинами, а асфальт — выбоинами. На всем вокруг лежала печать нищеты. Он видел это много раз. Когда в Детройте шел дождь или снег, город окутывало темное очарование. Это было место, которое заставляло вас чувствовать возбуждение, опасность и удовольствие одновременно. Возможно, только местные понимали это чувство, и, хотя Хантер родился в Сагино, он также провел много времени в Детройте. Внезапно открылась дверь, вырывая его из размышлений, и в узком дверном проеме, скрепленном дверной цепочкой, возникла одна из самых красивых женщин, которых он когда-либо видел.

На ней была светло-голубая шелковая пижама, а на ногах — розовые пушистые носки. Ее волосы были густыми, черными как смоль и казались длинными. На смуглом лице без макияжа он мог видеть все родинки, пятнышки и несовершенства, а ее кожа имела оттенок очищенного ореха пекан. Она была похожа на Джанет Джексон. Ее глаза обрамляли длинные ресницы и идеально изогнутые брови, губы были полными и естественно розовыми, напоминая ему кукол, а ее высокие скулы создавали впечатление того, что она улыбается, хотя на самом деле это было не так.

— Черт возьми…

— Простите? — Спросила она с недоумением.

— О… ммм, да, Ной просил меня передать это Олив. Меня зовут Хантер Вульф.

— Олив говорит, что не знает вас.

Он заколебался.

— Ну, меня прислал ее отец. Могу я войти?

— Я не открою эту дверь. Вы можете быть кем угодно, — усмехнувшись, он закатил глаза. — Что смешного?

— Ничего. Оставайтесь здесь, — вынув телефон из кармана куртки, он набрал номер Кайли, опасаясь, что Ной не ответит на свой мобильный, что в последнее время случалось довольно часто. После третьего звонка она взяла трубку. Он включил разговор на громкую связь. — Кайли, я пытаюсь отдать твоей племяннице то, что хотел Ной, но эта женщина не дает этого сделать. Леди меня боится и…

— Я вас не боюсь. Я вас не знаю. Олив! — позвала женщина, но от двери не отошла.

— Мэм, — мягко говорит Кайли. — Я тетя Олив, Кайли. Она знает, кто я. Ной хотел, чтобы Хантер передал Олив подарок, так как здоровье моего брата ухудшается. Пожалуйста, позвольте ему отдать ей его.

Чернокожая женщина посмотрела на телефон, снова на него, затем снова на телефон.

— Знает ли Ной, что его дочь технически бездомная? Он знает, что эту бедную девушку бросили?! Забудьте о подарках. Ей нужен постоянный дом, любовь и внимание!

— Мэм, — голос Кайли немного задрожал. — Ему сказали, что Холли недавно пропала, но, поскольку пока мы с вами говорим, он умирает, то ничего не может с этим поделать. Женщина несколько раз моргнула, затем ее хмурый взгляд исчез, и она выпрямилась. Через несколько секунд к входной двери подошел еще один человек. Хантер предположил, что перед ним стоит Олив.

Она действительно похожа на Ноя. Я вижу некоторое сходство: рот, определенно уши, как он говорил…