— Ты уже сделал для меня то, о чем я тебя не просил. И я ценю это, — Николай опустил рукав толстовки, прикрыв татуировку на запястье.

Он надел на руку наручные часы Apple, защелкнув ремешок, и, стукнув пару раз по циферблату, посмотрел на время. Закинув спортивную сумку на плечо, ударился с Лешей кулаком на прощание и направился в тренерскую. Коля обещал Ане защиту, поэтому попросил ее не делать ни шагу из дворца, пока он не освободится. На улице уже стемнело, и гулять по освещенному проспекту ей не стоило.

— Надеюсь, тебе не пришлось долго ждать? — спросил Николай, переступив порог. Сергея Петровича в тренерской не было.

— Если бы это был не ты, я бы не ждала так долго, — она подошла к нему вплотную и положила ладонь чуть ниже груди. — Предаваться ожиданию гораздо приятнее, когда знаешь, что потом можешь заглянуть в глаза того, без которого минуты кажутся тоскливыми, а часы — невыносимыми.

Аня встала на носочки, пытаясь сравняться с Николаем, и коснулась его губ. Чтобы ощутить равновесие и опору, она слегка надавила на грудь и сквозь поцелуй ощутила шипение Коли. Гематома резко заныла.

— Оу, прости. Сильно болит? — отпрянув от него, она опустилась на пяты и виновато взглянула на него.

— Ты не должна извиняться, — ответил Коля и большим пальцем провел по ее щеке. — Обычная гематома, которая сойдет через несколько дней.

Слова не стали успокаивающими для Ани. Это Николай понял по ее беспокойному взгляду. Она перехватила его ладонь, которая по-прежнему покоилась на ее щеке, и, сжав ее пальцами, произнесла:

— Обещай мне одну вещь.

— Какую? — тотчас же спросил Коля.

— Ты больше не будешь рисковать собой, чтобы команда победила.

Николай поджал губы.

— Хоккей всегда непредсказуем. Никогда не знаешь, с какой стороны будет атаковать соперник и как в итоге все обернется.

— Просто пообещай, что будешь осторожен.

Влажный след от ее губ остался на ладони Николая. Обеими руками Аня сжала его пальцы в надежде выдавить желанное обещание. Она просила искренне, и мольба читалась в ее глазах, которые были цвета бирюзы.

— Обещаю, — прошептал Николай так, будто бы хотел убедить в этом не только ее, но и себя.

***

Поздним вечером в дом Литвиновых заглянул незваный гость. Коля с Аней смотрели фильм, как вдруг в комнату постучали. В дверном проеме появилась курчавая голова Екатерины Андреевны, которая, боясь нарушить царившую в комнате идиллию, не хотела переступать порог.

— Николай, извините за беспокойство, но к вам пришли, — тихим голосом произнесла экономка.

Коля нахмурил брови и снял руку с плеча Ани.

— Кто это?

— Доктор Попов пришел и ожидает вас в вашей гостиной.

— Скажи, что мы сейчас спустимся.

В гостиной горел тусклый свет, пожалуй, единственный в этом доме в такой поздний час. Владимир Андреевич по-хозяйски расположился на диване, раскинув обе руки на обтянутую кожей спинку, и осматривал награды, завоеванные Николаем. Он чувствовал себя вполне расслабленно, не догадываясь о теме разговора, в отличие от Коли, который заметно напрягся, когда спустился со ступенек. Аня крепко сжимала его ладонь, чтобы он ощутил ее поддержку. Но он все равно волновался.

— Добрый вечер, — хрипло и тускло поприветствовал врача Николай и поспешил представить Аню. — Моя девушка Аня.

Владимир Андреевич тепло улыбнулся, вспомнив случай, когда после прогулки с «другом» Коля подхватил простуду и температурил несколько суток. Он склонил голову, будто бы приветствуя, и выдал:

— О чем ты хотел со мной поговорить?

— О матери, — присев на диван, начал Коля. Ком подкатил к горлу. — Точнее о том вечере, когда ее не стало.

Попов резко изменился в лице: оно побледнело. Мышцы его тела напряглись, и это было заметно даже через габардиновую ткань свитера. Он поджал дрожащие губы в тонкую полоску.

— Ты уже спрашивал и меня, и отца об этом. Мне больше нечего добавить.

— Вы в этом уверены? — надавил Николай.

Владимир Андреевич потянулся к уху, которое стало зудеть от волнения.

— Когда-то я сказал тебе, что прошлое не имеет никакого значения. У тебя есть прекрасное настоящее и ожидает не менее красочное будущее. Не стоит блуждать по закоулкам памяти, иначе то, что так упорно прячет твой мозг, омрачит действительность.

— Ваша философия хороша, Владимир Андреевич. Но проку в ней мало, — Николай сжал пальцами переносицу. История, как зудящий комариный укус, не давала ему покоя. — Я бы и не стал вас звать, если бы некто не хотел убедить меня в том, что в случившемся виноват мой отец. Пришло время приоткрыть завесу тайн.

Коля протянул Попову конверт, который крепко сжимал в руке все это время. Владимир Андреевич хотел подхватить его двумя пальцами, но тот выпал из рук, как и два снимка с анонимной подписью, заставивших врача застыть в немом исступлении. Дрожащими пальцами он поднял фотографии, и слезы застыли в его глазах. Шестнадцать лет он успешно хранил тайну вместе с Литвиновым-старшим. Однако сегодня, будучи прижатым к стене, ему придется рассказать то, в чем повинен и он, и Александр Юрьевич.

— Ты действительно хочешь знать правду? — уточнил Попов, отложив фотографии в сторону.

— Да, — с полной уверенностью бросил Коля.

Владимир Андреевич издал протяжный вздох и украдкой взглянул на Аню, не сводящей с него глаз.

— Пожалуй, твоей девушке стоит выйти.

— Я так не думаю, — переплетая их пальцы, сказал Николай. — У нас нет друг от друга секретов.

— Даже если правда изменит ее представление о твоем отце?

— Он и так не производит приятное впечатление. Так что хуже быть не может.

Попов лишь пожал плечами и облизнул пересохшие от беспокойства губы. Правду не так просто раскрыть, особенно если она покрыта многолетними слоями сладкой лжи. Пошевелив плечами, словно сбрасывая груз, он настроился на рассказ.

Легкий теплый ветер трепетал прозрачную штору сквозь открытое окно. Ночи в июле выдались жаркими, и единственно возможным спасением от духоты было сквозное проветривание. Дверь в кабинет Александра Юрьевича была слегка приоткрыта. Шум от разговора на повышенных тонах пропитал зеленые стены.

Владимир Андреевич, уязвленный гневом Литвинова-старшего, сидел на диване, обтянутом коричневой кожей. Он нервничал, и от этого жевал верхнюю губу и сжимал колени. Каблуки его туфель отплясывали чечетку. Не думал он, что окажется в эпицентре семейной драмы. Причем не только наблюдателем, но и ее участником. Неприятный разговор между Александром и Ветой щекотал нервы, и он рад был бы встрять, но сознавал, что находится не в том положении.

— Это просто немыслимо, Саша. Все эти годы ты нагло врал мне. Деньги, которые ты приносил в семью, были грязными, — в отчаянии лепетала Вета, запустив пальцы в золотистые локоны.

Александр Юрьевич, ослабив хватку галстука на шее, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Но от этого кислорода в легких больше не стало. Смятение и одновременно злоба на информатора овладели им. Он поставил руки в боки, сделал один шаг в сторону Веты и сдавленно произнес:

— Я прошу тебя успокоиться и дать мне высказаться.

Вета истерично рассмеялась, активно жестикулируя.

— Высказаться или оправдаться, придумав для меня очередную сладкую ложь?

Послышался тяжелый вздох Литвинова-старшего. Украдкой он взглянул на Попова, который был пристыжен им сегодня и не смел поднять своих глаз. Александр Юрьевич не мог поверить, что человек, которого он считал своим другом, способен на двойное предательство.

— Да, я заработал состояние нечестным путем, — начал он. — Но разве вы с Николаем не достойны были жить в хорошей квартире и ездить на импортном автомобиле? — он обвел рукой кабинет и указал на парковку, где стояла машина. — Все, что я хотел, — это обеспечить нам роскошную жизнь.

Подол светлого хлопкового платья поднялся из-за теплого дуновения ветра, и Вета поспешила пригладить его. Левая бровь изогнулась в непонимании и гневе. Она не понимала, как муж мог прикрывать гнусные поступки семейной ценностью. Александр Юрьевич соорудил щит из жены и сына, и Вету тошнило от того, каким жалким он был в эту секунду.