Выслушивать оправдания экономки Николай не стал. Он поднялся по лестнице и, зайдя в комнату, упал на кровать, распластавшись на мягком матрасе. Легкое расслабление разлилось по его телу. Сегодня ему не придется спать на холодном бетоне. Сегодня ночью его окутает лоскут теплого одеяла. Коля коснулся лица и ощутил неприятную слизь, обволакивающую его пальцы. Под ногтями скопилась грязь, вся одежда была пропитана потом. Хуже, чем сейчас, он никогда не выглядел.

Заставив себя встать с кровати, Николай направился в душ. Скинув с себя грязную одежду, он включил напор воды на максимум. Теплые струи пропитали его волосы, а затем скатились по лицу, груди, ногам. Выдавив на ладонь шампунь-гель для душа, Коля превратил вязкую жидкость в обильную пену и нанес ее на волосы и тело. Мятный аромат врезался в его ноздри. Каждое прикосновение ладоней к его телу постепенно смывало те дни в погребе.

Набросив на себя свежую футболку и нырнув в чистые спортивные штаны, Николай подошел к зеркалу, чтобы встретиться со своим отражением. Того, кто смотрел на него из зеркала, он не узнавал. Отражение показалось ему жалким: осунувшееся лицо, которое будто бы окунули в белую краску, синие тени, залегшие под веками, и потухшие голубые глаза. Из него будто бы вытряхнули жизнь. Ссадина, поставленная отцом, уже сошла. Зато появилось пару новых: наверное, они образовались, когда Коля ходил по темному погребу и спотыкался. Вдобавок к новым ссадинам на лице стертыми оказались и костяшки на руках.

Коля резко отскочил от зеркала и выбежал из ванной, будто бы в зеркале увидел смерть. В комнате его уже поджидал сытный обед: сочный стейк и овощной салат. Видимо, Екатерина Андреевна принесла, когда он смывал с себя всю грязь. Николай не был любителем покушать в комнате, так как считал это не гигиеничным. Он во всем ценил порядок, даже в каких-то обыденных человеческих действиях. Однако снова столкнуться с отцом или со слугами он не желал. Ему хотелось простого покоя.

Захватив с прикроватной тумбы поднос, Николай присел на мягкий ковер, сложив ноги в позе лотоса. Аромат хорошо прожаренного мяса провоцировал и без того разыгравшийся аппетит. Коля практически готов был захлебнуться собственной слюной. Сначала он нервно стал разрезать ножом стейк, возя его по белой тарелке. Ему хотелось поглотить кусок мяса мгновенно. Однако на секунду он замер. Зверское поедание не для него. К тому же потом будет плохо желудку. И Николай принялся растягивать удовольствие, погружая мелкие кусочки стейка в рот и заедая все овощным салатом. Наслаждение, получаемое от еды, заставило его блаженно прикрыть веки. Если вдруг отец снова решит его заманить в погреб, он определенно все продумает и возьмет с собой запас еды.

Вместе с диким голодом прошло и головокружение. Туман, окутавший его разум, стал постепенно рассеиваться. Мысли уже не роились так беспорядочно в его голове. Отставив поднос в сторону, Коля стал загибать пальцы правой руки, отсчитывая дни, проведенные в погребе. Пять дней. Когда он пропустил количество потерянных дней через фильтр у себя в голове, то подорвался и принялся суматошно искать телефон, чтобы взглянуть на календарь. Мобильника рядом не оказалось, и он вспомнил, что тот так и остался лежать на первом этаже, у входа.

Николай молниеносно спустился вниз. Обнаружив никем не тронутый телефон, вцепился в него пальцами и, разблокировав его, уставился на дисплей. На экране полужирным белым шрифтом мелькали дата и время. 8 октября, 16:30. Осознание накрыло спустя несколько секунд. Сегодня день игры «Лисов» со «Стальными Волками». И до игры осталось около получаса. Он хлопнул ладонью себя по лицу, пальцами снимая невидимое напряжение. Сделал пару тяжелых вздохов.

Коля знал, что команде ничем не сможет помочь, ведь он совсем не в форме. Количество пропущенных звонков от Сергея Петровича и Леши Миронова говорило о том, что все его искали. Николай почувствовал вину, обжигающую его внутренности. «Лисы» ведь не осведомлены об истинной причине его отсутствия и, возможно, считают его предателем, который в разгар сезона посмел оставить их на льду. Он сознавал, что обязательно должен поговорить с командой перед началом игры, дать какие-нибудь напутственные слова и поддержать их на трибуне. Поэтому поднялся наверх, облачился в черные брюки и гольф и, захватив пальто и ключи, покинул таунхаус.

***

Николай зашел в «Минск-Арену» через черный вход: светиться среди толпы журналистов и глазеющих во все стороны фанатов он не желал. Он ступал по опустевшему коридору по направлению раздевалки «Лисов». Колотящееся сердце готово было выпрыгнуть из груди. Коля никогда не волновался так сильно, как сейчас. Команда шумела перед началом раскатки. И от голосов «Лисов», пропитавших коридорные стены, в груди защемило. Он действительно по ним очень скучал.

Схватившись за дверную ручку, Коля на секунду замер, словно собирался и духом, и с мыслями. Протяжно выдохнув, он распахнул дверь. Первым, кто обернулся, был Сергей Петрович. Его густые темные брови взмахом поднялись вверх, а рука, потиравшая бороду, упала вниз и повисла от неожиданности. Вслед за Звягинцевым на него уставилась и команда, собравшаяся у стола.

Николай сделал пару шагов вперед и виновато опустил голову. Из-за поступка отца он подвел «Лисов», и чувство вины росло в нем в геометрической прогрессии. Коля поджал губы и, подняв голову, перевел взор на Аню Костенко, которая с испугом смотрела на него. Ее руки застыли на уровне груди: до прихода Николая в них был фотоаппарат. Ее грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась. Она хотела подбежать к Коле, но Федя остановил ее, схватив за предплечье.

— Привет, — это было самое первое, что пришло Николаю в голову.

— Литвинов, ты рехнулся? Да как ты смеешь здесь стоять? — вылетело из уст Ильина.

— Капитаны вроде бы предупреждают о форс-мажорах, но не ты, да? Тяжело было? — выкрикнул Федоров.

Ни одна мышца на лице Николая не дрогнула. Он пропускал через себя все оскорбления, что сыпались на него от команды, так как отчетливо сознавал, что они правы и что это заслуженно. Единственными, кто молчал, были Федя, Аня, Леша и Сергей Петрович. Они обеспокоенно осматривали исхудавшее лицо Коли и новые ссадины.

— Простите, так вышло, — сказал Коля. Правда не хотела срываться с его уст. — Я пришел пожелать вам удачи на игре.

Корпус Николая на мгновение ушел назад: он качнулся. Мышцы в ногах ослабли, а голова пошла кругом. Хоть Коля и утолил голод с жаждой, сил было маловато. Вдобавок к этому его состояние ухудшалось разгорающимся волнением. Секундная слабость Николая не ускользнула из внимания Сергея Петровича. Тренер подошел к нему и спросил на ухо:

— Можем поговорить?

Коля согласно качнул головой и послал «Лисам» вымученную улыбку. Дверь раздевалки хлопнула, словно закрыла команде доступ к правде.

— Что произошло? То, что сказал твой отец, не похоже на правду, — начал разговор Сергей Петрович.

— И что он вам наплел? — поинтересовался Коля, опершись корпусом о стену. Так было легче держать равновесие.

— В день игры мы пытались до тебя дозвониться, но ты не брал трубку. После матча я поехал к тебе домой, но Александр Юрьевич не пустил меня даже на порог. Я стучал по воротам, пока он не соизволил выйти ко мне. Когда я спросил, где ты и почему не явился на игру, он со спокойствием ответил, что ты приболел, — жестикулируя, говорил Звягинцев. — Для меня это оправдание показалось сомнительным. Я пытался протиснуться в дом, чтобы убедиться своими глазами в том, что он не слукавил. Но охрана выставила меня. А сейчас я убежден в том, что болезнь — это ложь. Что произошло на самом деле?

— Вам удалось одержать победу в матче? — избегая ответа, поинтересовался Коля.

Тренер, просунув руки в карманы брюк, недоуменно уставился на него. Он не понимал, как в такой момент Николай может интересоваться итогом состоявшегося матча.

— Вместо того, чтобы все мне рассказать, ты спрашиваешь о хоккее?