Но, как это было на протяжении большей части последних десяти лет, повседневное бремя воспитания детей лежало в основном на Мишель. И когда она наблюдала, как — еще до того, как я вступил в должность — водоворот работы затягивает меня, когда она видела, как ее собственная карьера отодвигается на второй план, как ее тесный круг друзей вскоре окажется за сотни миль от нее, пока она будет пробиваться в городе, где мотивы многих людей вызывают подозрения, перспектива одиночества нависла над ней, как туча.
Все это помогает объяснить, почему Мишель попросила свою маму пожить с нами в Белом доме. То, что Мэриан Робинсон согласилась рассмотреть этот вариант, стало для меня некоторым сюрпризом, поскольку по своей природе моя свекровь была осторожной, находя удовлетворение в стабильной работе, привычном распорядке, небольшом круге семьи и друзей, которых она знала много лет. Она жила в одном доме с 1960-х годов и редко выбиралась за пределы Чикаго; ее единственной экстравагантностью была ежегодная трехдневная поездка в Вегас со своей невесткой Ивонн и мамой Кей, чтобы поиграть в игровые автоматы. И хотя она обожала своих внуков и согласилась уйти на пенсию раньше, чтобы помочь Мишель присматривать за девочками, когда кампания разгорится, она всегда старалась не задерживаться в нашем чикагском доме и не оставаться на ужин после окончания работы.
"Я не собираюсь быть одной из тех старушек, — говорила она с раздражением, — которые не оставляют своих детей одних только потому, что им нечем заняться".
Тем не менее, когда Мишель попросила ее переехать с нами в Вашингтон, Мэриан не стала сильно сопротивляться. Она знала, что ее дочь не будет просить, если это не очень важно.
Конечно, были и практические вещи. Первые несколько лет, когда мы жили в Белом доме, именно Мэриан каждое утро провожала Малию и Сашу в школу и составляла им компанию после уроков, если Мишель была на работе. Но это было нечто большее. Что действительно имело значение — и что не перестанет иметь значение еще долгое время после того, как девочки перерастут потребность в няне — так это то, как само присутствие Мэриан поддерживало нашу семью.
Моя свекровь не делала вид, что она лучше других, поэтому наши дочери даже не рассматривали такой вариант. Она жила по доктрине "без суеты и драматизма", и ее не впечатляла никакая пышность или шумиха. Когда Мишель возвращалась с фотосессии или ужина, где за каждым ее шагом следили или прическу тщательно изучала пресса, она могла сбросить дизайнерское платье, надеть джинсы и футболку и знать, что ее мама наверху, в своем номере на последнем этаже Белого дома, всегда готова посидеть и посмотреть с ней телевизор, поговорить о девочках или друзьях дома — или вообще ни о чем.
Моя свекровь никогда ни на что не жаловалась. Всякий раз, общаясь с ней, я помнила, что, с каким бы бардаком я ни имела дело, никто не заставлял меня быть президентом, и что мне нужно просто смириться и делать свою работу.
Каким подарком была моя свекровь. Для нас она стала живым, дышащим напоминанием о том, кем мы были и откуда пришли, хранительницей ценностей, которые мы когда-то считали обычными, но узнали, что они встречаются гораздо реже, чем мы могли себе представить.
Зимний семестр в Sidwell Friends School начинался за две недели до Дня инаугурации, поэтому после Нового года мы вернулись в Чикаго, забрали все личные вещи, которые еще не были отправлены вперед, и сели на правительственный самолет в Вашингтон. Блэр Хаус, официальный гостевой дом президента, не смог принять нас так рано, поэтому мы поселились в отеле Hay-Adams — это был первый из трех переездов, которые нам предстояло совершить за три недели.
Малия и Саша, казалось, не возражали против проживания в отеле. Особенно их не смущало необычайно снисходительное отношение их мамы к просмотру телевизора, прыжкам по кровати и дегустации всех десертов из меню обслуживания в номере. Мишель сопровождала их в первый школьный день в машине Секретной службы. Позже она рассказывала мне, как замирало ее сердце, когда она смотрела, как ее драгоценные дети, похожие на миниатюрных исследователей в своих ярких пальто и рюкзаках, шли в новую жизнь в окружении грозных вооруженных людей.
Однако вечером в отеле девочки были как обычно болтливы и неудержимы, рассказывая нам о том, какой замечательный день они провели, и что обед был лучше, чем в их старой школе, и что они уже завели кучу новых друзей. Пока они говорили, я видела, как напряжение на лице Мишель начало спадать. Когда она сообщила Малии и Саше, что теперь, когда началась школа, больше не будет десертов и просмотра телевизора по вечерам, и что пора чистить зубы и готовиться ко сну, я решила, что все будет хорошо.
Тем временем наш переходный период работал на полную катушку. Первые встречи с моими командами по национальной безопасности и экономике были продуктивными, люди придерживались повестки дня, а грандиозность была сведена к минимуму. Забившись в неприметные правительственные офисы, мы создали рабочие группы для каждого агентства и по всем мыслимым темам — обучение рабочим профессиям, безопасность авиаперевозок, задолженность по студенческим кредитам, исследования рака, закупки Пентагона — и я проводил дни, ковыряясь в мозгах серьезных молодых ребят, помятых академиков, бизнес-лидеров, правозащитных групп и умудренных опытом ветеранов предыдущих администраций. Некоторые из них проходили пробы на работу в администрации; другие хотели, чтобы мы приняли предложения, которые ни к чему не привели за предыдущие восемь лет. Но все они, казалось, хотели помочь, воодушевленные перспективой появления Белого дома, готового проверить новые идеи на практике.
Конечно, на этом пути были и трудности. Некоторые из моих кандидатов на должности в кабинете министров отказались или не прошли проверку. В разные моменты дня Рахм мог заглянуть ко мне, чтобы спросить, как я хочу решить какой-либо возникающий политический или организационный спор, а за кулисами не было недостатка в раннем жокействе — за титулы, территорию, доступ, парковочные места — что характерно для любой новой администрации. Но в целом настроение было приподнятым, все мы были убеждены, что при умной, целенаправленной работе мы сможем преобразовать страну так, как обещали.
А почему бы и нет? Опросы показывали, что мой рейтинг одобрения приближается к 70 процентам. Каждый день приносил новый виток позитивного освещения в СМИ. Молодые сотрудники, такие как Реджи и Фавс, внезапно стали горячими темами в колонках сплетен округа Колумбия. Несмотря на прогнозы о низких температурах в День инаугурации, власти предсказывали рекордное количество людей, а гостиницы уже были забронированы на многие мили вокруг. Лавина заявок на билеты — от выборных должностных лиц, доноров, дальних родственников, школьных знакомых и различных важных персон, которых мы едва знали или даже не встречали, — не замедлялась. Мы с Мишель делали все возможное, чтобы разобраться во всех этих просьбах, не задев при этом слишком много чувств.
"Это как наша свадьба", — ворчала я, — "но с большим списком гостей".
За четыре дня до инаугурации Мишель, девочки и я полетели в Филадельфию, где в память о поездке Линкольна из Спрингфилда в Вашингтон на инаугурацию 1861 года мы сели в старинный железнодорожный вагон и повторили последний этап его путешествия с одним отклонением: остановкой в Уилмингтоне, где мы встретили Джо и Джилл Байден. Наблюдая за обожающей толпой, собравшейся, чтобы проводить их, слыша, как Джо шутит со всеми кондукторами Amtrak, которых он знал по имени после многих лет поездок, я мог только представить, что творилось у него в голове, катясь по путям, по которым он впервые проехал не в радости, а в страданиях так давно.
Большую часть времени в тот день я провел, общаясь с несколькими десятками гостей, которых мы пригласили на праздник, в большинстве своем это были обычные избиратели, которых мы встречали то тут, то там во время предвыборной кампании. Они вместе с Малией, Сашей и мной пели "С днем рождения", когда Мишель задувала свечи на своем торте (это был ее сорок пятый день), создавая ощущение близкого семейного собрания, которым так дорожит Мишель. Иногда я выходил на заднюю платформу поезда, чувствуя, как ветер обдувает лицо, как синкопированный ритм колес о рельсы как-то замедляет время, и махал рукой скоплениям людей, которые собирались по пути. Их были тысячи, миля за милей, их улыбки были видны издалека, некоторые стояли на бортовых грузовиках, другие прижимались к заборам, многие держали самодельные таблички с надписями типа GRANDMAS 4 OBAMA или WE BELIEVE или YES WE DID или поднимали своих детей и призывали их помахать.
