Утро было жарким и душным, когда мы с Маккристалом наконец-то уединились в Овальном кабинете. Он выглядел ошарашенным, но спокойным. К его чести, он не стал оправдываться за свои высказывания. Он не предположил, что его неправильно процитировали или вырвали из контекста. Он просто извинился за свою ошибку и предложил написать заявление об отставке. Я объяснил, почему, несмотря на мое восхищение им и благодарность за его службу, я решил принять его.
После ухода Маккристала я провел пресс-конференцию в Розовом саду, на которой изложил причины своего решения и объявил, что генерал Дэйв Петреус примет командование коалиционными силами в Афганистане. Именно Том Донилон выдвинул идею перевести Петреуса на эту должность. Он не только был самым известным и уважаемым военным лидером страны, но и как глава Центрального командования уже был хорошо знаком с нашей афганской стратегией. Новость была воспринята настолько хорошо, насколько мы могли надеяться в данных обстоятельствах. Тем не менее, я вышел с пресс-конференции с чувством ярости из-за всей этой ситуации. Я сказал Джиму Джонсу, чтобы он немедленно собрал всех членов команды национальной безопасности. Собрание длилось недолго.
"Я ставлю всех в известность, что я сыт по горло", — сказал я, мой голос неуклонно повышался. "Я не хочу слышать никаких комментариев о Маккристале в прессе. Я не хочу больше ни вращений, ни слухов, ни придирок. Я хочу, чтобы люди выполняли свою чертову работу. И если здесь есть люди, которые не могут вести себя так, как будто они в команде, то они тоже уйдут. Я серьезно".
В комнате воцарилась тишина. Я развернулась и ушла, Бен шел позади меня; очевидно, мы должны были работать над речью.
"Мне понравился Стэн", — тихо сказала я, пока мы шли.
"У тебя не было выбора", — сказал Бен.
"Да", — сказал я, качая головой. "Я знаю. От этого лучше не становится".
Увольнение Маккристала хоть и попало в заголовки газет (и укрепило убежденность верных республиканцев в том, что я не гожусь на должность главнокомандующего), это была не та история, которая обязательно повлияет на избирателей на выборах. По мере приближения промежуточных выборов республиканцы вместо этого сосредоточились на вопросе национальной безопасности, который был ближе к дому. Оказалось, что солидному большинству американцев очень не нравится идея судить подозреваемых в терроризме в гражданских уголовных судах на территории США. На самом деле, большинство из них не особенно беспокоились о том, чтобы обеспечить им полноценный или справедливый суд.
Мы получили раннее представление об этом, когда пытались продвинуть вперед мое обещание закрыть центр содержания под стражей в Гуантанамо. В абстрактном смысле большинство демократов в Конгрессе купились на мои доводы о том, что бессрочное содержание там иностранных заключенных без суда и следствия — плохая идея. Эта практика нарушает наши конституционные традиции и попирает Женевские конвенции; она осложняет нашу внешнюю политику и отталкивает даже некоторых наших ближайших союзников от сотрудничества с нами в антитеррористических усилиях; и, как ни странно, она способствует вербовке Аль-Каиды и в целом делает нас менее безопасными. Несколько республиканцев — в первую очередь Джон Маккейн — согласились с этим.
Но чтобы действительно закрыть тюрьму, мы должны были решить, что делать с 242 заключенными, содержавшимися в Гуантанамо на момент моего вступления в должность. Многие из них были плохо обученными боевиками низкого уровня, которые были случайно захвачены на поле боя и практически не представляли угрозы для Соединенных Штатов. (Сама администрация Буша ранее отпустила более пятисот таких заключенных на родину или в третьи страны). Однако небольшое число заключенных Гитмо были сложными оперативниками Аль-Каиды, известными как особо ценные заключенные (ОВЗ), как Халид Шейх Мохаммед, один из самопровозглашенных организаторов терактов 11 сентября. Люди из этой категории обвинялись в прямой ответственности за убийство невинных людей, и, насколько я понимаю, освобождать их было бы опасно и аморально.
Решение казалось очевидным: мы могли бы репатриировать оставшихся заключенных низшего уровня в их родные страны, где они будут находиться под наблюдением своих правительств и медленно реинтегрироваться в общество, и отдать под суд в американские уголовные суды тех, кто занимается ВВД. Но чем больше мы изучали этот вопрос, тем больше препятствий встречали. Например, когда дело дошло до репатриации, многие задержанные низкого уровня прибыли из стран, которые не имели возможности безопасно справиться с их возвращением. Фактически, самый большой контингент — девяносто девять человек — был из Йемена, грязной бедной страны с едва функционирующим правительством, глубокими племенными конфликтами и единственным наиболее активным отделением "Аль-Каиды" за пределами Федерально управляемой территории племен Пакистана (FATA).
Международное право также запрещало нам репатриировать задержанных, которые, как мы полагали, могут подвергнуться жестокому обращению, пыткам или быть убиты своим собственным правительством. Так было в случае с группой уйгуров, содержавшихся в Гитмо: представители мусульманского этнического меньшинства, бежавшие в Афганистан из-за жестоких, многолетних репрессий в родном Китае. У уйгуров не было реальных претензий к Соединенным Штатам. Пекин, однако, считал их террористами, и мы почти не сомневались, что им грозит жестокий прием, если мы отправим их в Китай.
Перспектива привлечения HVD к суду в американских судах была, пожалуй, еще более сложной. Во-первых, администрация Буша не придавала большого значения сохранению цепочек доказательств или ведению четких записей об обстоятельствах, при которых были захвачены задержанные, поэтому досье многих заключенных были в беспорядке. Кроме того, некоторые из ХВД, включая Халида Шейха Мохаммеда, подвергались пыткам во время допросов, что делало неприемлемыми не только их признания, но и любые доказательства, связанные с этими допросами, в соответствии с правилами обычного уголовного судопроизводства.
Чиновники администрации Буша не считали все это проблемой, поскольку, по их мнению, все заключенные Гитмо квалифицировались как "незаконные вражеские комбатанты", на которых не распространяется защита Женевских конвенций и которые не имеют права на гражданский суд. Вместо этого для рассмотрения дел администрация создала альтернативную систему "военных комиссий", в которой американские военные судьи определяют виновность или невиновность, преобладают более низкие стандарты доказательств и слабые процессуальные гарантии. Немногие правовые обозреватели сочли подход администрации адекватно отвечающим минимальным требованиям надлежащей правовой процедуры; в результате постоянных юридических проблем, задержек и процессуальных препятствий комиссиям удалось решить только три дела за два года. Между тем, за месяц до моего избрания адвокаты, представляющие семнадцать уйгуров, содержащихся в Гитмо, успешно обратились к федеральному судье США с просьбой пересмотреть их содержание под стражей, в результате чего он распорядился освободить их из-под стражи и положил начало длительной юридической борьбе за юрисдикцию. Аналогичные апелляции от имени других заключенных также находятся на рассмотрении.
"Это не просто сэндвич с дерьмом", — заметил Денис после одной из наших сессий по Гитмо. "Это шведский стол из дерьма".
Несмотря на эти трудности, мы начали бороться с проблемой. Я приказал приостановить рассмотрение любых новых дел в военных комиссиях — хотя, кивнув Пентагону, я согласился, чтобы межведомственная группа проанализировала, можно ли реформировать комиссии и использовать их в качестве запасного варианта в случае, если мы не сможем судить некоторых заключенных в гражданском суде. Мы организовали формальный процесс оценки того, какие задержанные могут быть безопасно освобождены, будь то на родину или в другие страны, готовые их принять. Работая с юристами Пентагона и ЦРУ, генеральный прокурор Эрик Холдер и группа прокуроров Министерства юстиции начали изучать дела заключенных, чтобы выяснить, какие дополнительные доказательства необходимы для привлечения к суду и вынесения приговора каждому задержанному в Гитмо. Мы начали искать американское учреждение — будь то на военном объекте или в рамках существующей федеральной тюремной системы — которое могло бы немедленно разместить переведенных заключенных Гитмо, пока мы определяем их окончательную судьбу.
