Как по щелчку пальцев, синеву неба затянуло свинцовыми тучами, свет померк, гром прокатился по своду барабанной дробью, зигзаги молнии располосовали тьму, почва под ногами содрогнулась и как будто ожила, горбясь и извиваясь.

— Костя! — закричала Инга, теряя равновесие и проваливаясь в пустоту, — Костя…

Она летела вниз, дёргая руками и ногами, пытаясь зацепиться за воздух и мечтая о хотя бы маленьких крыльях, способных замедлить свободное падение. Грозовая вспышка на секунды осветила разлом, но Инге и этого было достаточно, чтобы оценить весь масштаб катастрофы. Графитовые стены были унизаны конусовидными наростами, напоминающими острые зубы. Дно представлялось клыкастой пастью, распахнутой в предвкушение жратвы.

Инга зажмурилась, забыла как дышать, зачастила про себя всплывшие в памяти слова молитвы. И к чёрту теорию о происхождение человечества от обезьян, когда спасти может только божье проведение.

Машкова всеми фибрами души ощущала загробный холод, разящий из пасти, осознавала, что это конец, готовилась встретиться с бездной, когда крепкие руки обвились вокруг талии и тело резко дёрнули вверх, наплевав на земное притяжение.

Инга открыла глаза и встретилась с обеспокоенным взглядом Константина. Он нависал над ней, накрыв собой и шепча её имя. Под спиной мягко прогибался матрас, по потолку крались предрассветные тени из-за неплотно прикрытых занавесок, за окном шуршало море и шелестели птицы, перелетая к спелым плодам.

— Кошмар приснился, — жуткий скрип продрал пересохшее горло. — Чуть не разбилась, но ты меня спас.

Кассиэль проснулся от душераздирающего крика. Инга билась белугой на кровати, тряслась, мотала из стороны в сторону головой и надсадно хрипела сорванным голосом. Она звала Костю, цеплялась руками за простыни, частила ногами, запутавшимися в одеяле, и прогибалась в позвоночнике, отрывая спину от матраса.

По вискам стекали слёзы, перемешанные с крупными бисеринами пота, губы беззвучно двигались, вена на шее истерично пульсировала, а сердце чувствительно отбивало частый ритм о грудной каркас. Самое страшное, что лицо перекосила маска ужаса, искажая нежные черты.

— Инга, проснись, — просунул под неё ладони Кас и оторвал от поверхности кровати, имитируя рывок. — Давай, приходи в себя.

Стеклянный взгляд, глаза, затянутые пеленой непонимания и растерянности, узнавание, благодарность, идущая изнутри. Кас видел, как в Ингу заново перетекала жизнь из потустороннего пространства. Он чувствовал где-то рядом разлом, засосавший в глубины сознание девушки. Но стоило ей прийти в себя, как линия соприкосновения удалилась, схлопываясь и запаивая проход.

Небариец и сам был растерян. Земляне и разлом вещи абсолютно несовместимые, а нахождение за гранью приравнивалось к физической смерти. Побывать там и вернуться в здравом уме и трезвой памяти? Нереально. Да и сам разлом, образовавшийся в прямой близости, не поддавался объяснениям.

— Что тебе снилось? — оторвался от Инги Кассиэль, пересёк номер и налил ей в стакан воды. — Ты кричала, звала меня.

— Ты. Отец ребёнка. У вас были большие крылья. У тебя чёрные, у него белые. Вы летали в небе и сражались на мечах, — с паузами стала делиться Инга. — А ещё я видела смерть, кожей чуяла её холод, смотрела в зубастую пасть.

Машкова говорила, говорила, говорила, а по щекам извивались дорожки слёз, прожигая кожу. Ей казалось, что она заново переживает весь тот ужас, от которого билась в панической атаке несколько минут назад. Инга подробно рассказывала увиденное, а Кассиэль с каждым словом погружался в тяжёлые мысли.

Всё было гораздо хуже, чем он думал изначально.

Кассиэль гладил по спине Ингу, уложив её на себя, и терялся в размышлениях. Сон — видение из будущего или затуманивание разума девушки? Не смотря на относительное бессмертие и безграничные возможности, видящих в Небарии не было. Не встречались те, что могли предвидеть и предсказывать грядущие события.

Можно списать на разыгравшуюся фантазию Инги, но она так чётко описала природную растительность и вид главного города, точно указала расцветку крыльев двух соперников, определила вид оружия в сражение, словно действительно находилась там. Нестыковка оказалась в одном — Кассу не было возврата домой, и летать на общипанных отростках он не сможет.

— Знаешь, мне не первый раз снится подобный сон, — тихо отозвалась на успокаивающую ласку Инга, исходящую от ладони Касса. — Раньше там ещё вокруг кружили малыши. Они были такие милые и забавные. С кудряшками на голове. Пухлые ангелочки, взмахивающие часто-часто маленькими крылышками.

Это признание сбросило легионера на землю, болезненно приложив о твёрдую поверхность. Ингу преследуют ведения давно, и предоставленные данные всё больше уверяли Кассиэля в предсказанном будущем.

Чистокровные дети выглядели именно так, как сейчас расписала Машкова. Маленькие, пухлые, такие милые, что невозможно оторвать глаз. Крошечные, пуховые крылышки, кучерявые шапки волос, младенческие завязочки на ручках и ножках, губки бантиком и большие, яркие глаза, в которых ловишь своё отражение.

Инга притихла и плавно погрузилась в сон, а Кас продолжал её гладить, пытаясь разложить по полкам всплывшую информацию. Описанное больше походило на бунт и попытку свержения белых, и, судя по всему, у него появится возможность вернуться на Небарию. Как? Когда? На каких условиях? А главное, хочет ли Кассиэль снова выполнять приказы Совета и убивать людей?

Он бы не сказал, что проникся к Земле и к человечеству симпатией, но некоторые особи незаметно меняли его взгляды. Макар, Феликс, Стас — все они показывали, что в этом мире существует не только грязь. Даже легкомысленность и недоразвитое распиздяйство дружищи несли в себе безобидные помыслы жить для души и не гадить другим.

Удивительно, но судьба столкнула Касса с людишками, не прогнившими внутри. Достаточно было сблизиться с Ингой, узнать её с другой стороны, проникнуться хрупкостью, как сразу прагматичное, чёрствое, ледяное сердце стало лихорадочно биться, с удвоенной силой перекачивать кровь, открывая новые ощущения.

Стоило ли возвращаться обратно? И чем придётся заплатить за возврат к старой жизни? На эти вопросы Кассиэль не мог ответить, особенно держа в объятиях спящую Ингу. Незаметно чёрный провалился в темноту, но она не была привычно пустой.

Он слышал чьё-то дыхание, нутром чуял угрожающее присутствие, кожей ощущал чужой взгляд, прожигающий в нём дыры. Огляделся, покрутил головой, но сумеречное зрение не срабатывало. Ослеплённый, обделённый возможностями, скорее всего уязвимый без своей телесной оболочки, но всё же готовый отразить удар.

— Тебе стоит отступить и оставить женщину, — раздался старческий голос, противно отскакивающий от невидимых стен. — У неё своё предназначение, а ты нарушаешь закон распределения.

— Она потеряла проводник, — с трудом ответил Кас, чувствуя распирающее давление в груди. Казалось, что в лёгкие закачали воздуха больше, чем они могут вместить. — Вторичное донорство не практикуется в Небарии.

— Раньше мы не подпитывались душами, но в них оказалось наше спасение. Возможно, постоянное донорство станет следующим шагом к величию мира.

Старец скрипел, периодически скатываясь на высокие ноты, что говорило о его слишком преклонном физически возрасте. Странно, Кас никогда не видел состарившегося небарийца. Они жили вечно, если не были изгнаны или убиты в бою, но увеличение лет никак не сказывалось на внешности. Нажитый опыт, мудрость, уравновешенность, присущие старикам, и оболочка тридцатилетнего по меркам землян.

— Её убьёт очередная потеря ребёнка, — попытался надавить на жалость легионер. — Это слишком жестоко даже по меркам Небарии. Одна женщина — один проводник. После донора отпускали из-под контроля.

— Нас не волнуют потери человеческих самок. Они ничто по сравнение с глобальным разрушением нашего мира. В случае удачного результата, мы найдём способ поддержания в доноре жизни на долгие годы. А ты становишься мягкотелым. Размазнёй, позорящей имя своих родителей. Общение с примитивными людишками не идёт тебе на пользу.