Когда в разговоре со своей студенткой я упомянула, что в Лондоне необыкновенно сложно тренировать «RP-English», потому что большинство лондонцев на нём не говорят, она тут же обиженно сообщила: «Я, в частности, говорю на совершенно правильном английском, и произношение у меня не хуже дикторов ВВС». Я поймала себя на мысли, что никогда не задумывалась о том, как она говорит по-английски, мне было достаточно того, что я её отлично понимаю. Видимо, это и есть показатель. Если у вас нет никаких сложностей в понимании человека, скорей всего, у него очень хорошее произношение. Поскольку моя студентка выглядит, как типичная азиатская женщина, я не ожидала найти в её лице носителя «RP». Когда я спросила её однокурсника, замечал ли он, как отлично она говорит по-английски, он согласился: по ней сразу видно, что она посещала частную школу. Частную школу? Англичане могут сказать, в какой школе учился человек, по его произношению? Студент пояснил, что, судя по всему, она – иммигрантка второго поколения и перенять «благородный» английский от своих родителей не могла. Если родители хотят, чтобы их дети говорили на правильном английском, они отправляют их в хорошую школу.

Я вернулась с этим вопросом к студентке, она подтвердила наличие в её биографии привилегированной школы для девочек, а также одного из лучших университетов страны. Более того, рассказала, что когда к её соседке в общежитии приехали аристократические родители, она вдруг поднялась ещё на один классовый уровень и начала говорить с ними на английском высшего класса, поразив своих подруг. Когда позднее они спросили её, почему она не говорит на «аристократическом английском» всегда, она ответила, что не хочет выделяться.

«Выделяться» – вот ключевое слово. Аристократы до сих пор выделяются в обществе своим произношением. И если нам кажется, что говорить, как английская аристократия, очень престижно, то сами англичане, особенно молодого поколения, наоборот, избавляются от безупречного выговора, привитого в частной школе, чтобы не выделяться в университете, они вовсе не хотят выглядеть слишком «posh» (претенциозно). Одна из выпускниц частной школы призналась мне: когда её семья переехала в Корнуолл, она училась местному выговору, чтобы не отличаться от сверстников и обрести новых подруг. Не думаю, что её родители одобрили подобный ход, потому что частная школа стоила им немало денег.

В фонетической школе нам сказали, что произношение «сьют» и «сьютбл» (suit and suitable) более аристократично, чем «сют» и «сютбл». Когда я радостно сообщила об этом мужу, он заявил, что не хочет звучать, как леди преклонных лет. А ведь такая мелочь – один лишний звук в слове.

Звучать «попроще» хотят не только подростки и молодые профессионалы, но и влиятельные выпускники Оксфорда. Одна из преподавателей моей фонетической школы занималась произношением с самим Кэмероном. Нет, проблема совсем не в том, что бывший премьер-министр, выпускник Итона и Оксфорда, не умеет правильно произносить слова! Дело как раз в том, что он произносил их слишком правильно, неизменно выдавая свою принадлежность к высшим слоям общества. А это могло помешать его популярности среди простых людей. По сути, Кэмерон учился звучать менее аристократично. Страшно далёк он был от народа!

Его предшественник Тони Блэр, представлявший интересы лейбористов, тоже поначалу хотел выглядеть, как «парень по соседству», для чего употреблял просторечные словечки и даже копировал лондонский акцент, пропуская букву «т». В итоге он начал звучать как рабочий со стройки, и избирателям это не понравилось. Джордж Осборн, главный казначей Британии и выходец из старинного аристократического рода, тоже одно время пытался говорить по-простому, словно он не наследник баронетского титула. Оба политика вызвали возмущение даже у рабочего класса. Как пояснил мне один из журналистов ВВС, народ понимает, что ими руководят не пролетарии, и рассчитывает, что во главе страны будут стоять люди, получившие прекрасное образование. И таким людям вовсе незачем делать вид, что они простые парни, которые могут и выругаться, и обронить жаргонное словечко.

Первым англичанином, которого я всегда превосходно понимала, стал мой свёкор, ведущий программ на радио. Казалось бы, вполне естественно, что его дети будут говорить так же чисто и правильно, но на деле всё сложнее. Если бы все говорили так, как их учили, у дикторов ВВС не было бы никаких привилегий. Моего мужа я по сто раз просила повторять фразы, потому что он, в силу своей глубокой интровертированности, бормотал их себе под нос или же произносил слишком быстро. Его брат и вовсе наловчился говорить так, что и родители не всегда его понимают. Я думала, это у меня с ним сложности потому, что я иностранка. Но однажды свёкор попросил сына говорить на «нормальном английском» и не глотать окончания, потому что он обедает в кругу семьи, а не в обществе грузчиков со склада. Полагаю, деверь избавился от своего хорошего произношения, как от классового пережитка, чтобы быть ближе к народу. Учитывая, что общается он со свободными художниками и разными неформалами, хороший выговор мешает его социализации.

Однажды моя соседка по квартире пригласила в гости своего однокурсника, с которым они когда-то учились в музыкальном училище, а потом встретились в Лондоне, куда оба приехали на заработки. Обычный украинский парень с превосходным музыкальным слухом проработал в Англии шесть лет на стройке и выучился у своих английских напарников такому натуральному английскому, что они сами уже не могли вычислить в нём иностранца. Проблема только в том, что выучил он отличный кокни, а это, в глазах англичан, навеки закрепило его в рабочем классе. В то время как другая знакомая несколько лет ухаживала за пожилой англичанкой и переняла от неё и её приятельниц очень правильный, но немного старомодный английский. Последующие работодатели отмечали безупречный выговор, но подшучивали: по её речи можно решить, что ей уже сто лет.

Если вы когда-нибудь были в районе Маленькой Венеции возле станции Паддингтон, то наверняка обратили внимание на все эти ярко раскрашенные катера (англичане называют их «canal boats»), причаленные по берегам каналов. Первые катера, точнее баржи, появились в Англии в XVIII веке и сыграли большую роль в индустриальной революции. Перевозить грузы на баржах было дешевле, чем на телегах, да и грузоподъёмность таких барж во много раз превышала возможности лошадей. Поэтому по всей Англии вырыли судоходные каналы. И хотя баржи до сих пор используются для перевозки грузов, многие, подходящие по размерам, были переоборудованы для развлечения. Они просты в управлении, которое практически не требуют специальной подготовки. А современные варианты лодок очень похожи на комфортабельные квартиры, только уменьшенные в размерах до хоббитовой норы и сильно вытянутые в длину. Традиционная форма объясняется условиями использования – надо не только вписаться в узкий канал, но ещё и разъехаться со встречным судном.

Маленькая Венеция, пожалуй, самая популярная и оживлённая гавань для катеров, ещё и потому, что причаливать там можно бесплатно. Многие владельцы таких лодок предпочитают жить на своём судне и даже проводят там зиму. Лодка стоит немалых денег, но гораздо дешевле, чем квартира, хотя тут тоже есть свои текущие расходы. Помимо ежемесячных выплат банку по кредиту на покупку лодки, судовладельцы также платят за «парковку», иногда по несколько сотен фунтов в месяц, в зависимости от расположения и популярности той или иной гавани. На судах люди живут гораздо более свободно и непринуждённо, чем «осёдлые» владельцы квартир и домов. Они знают друг друга по именам, у них своя «община» и особое мировоззрение. Конечно, многие проводят на своих лодках всего пару недель в году во время отпуска. Поэтому некоторые любители прогулок по каналам арендуют судно на время отпуска или покупают его на несколько человек (joint ownership) и пользуются им по очереди.