По сравнению со всеми этими вредителями и сожителями малоголовые, которых семья с первых линек воспитывает в отсутствие родителей, не слишком изменяются. Конечно, брюшко у них быстро разрастается, но на настоящих царей они все равно не станут похожи.

На спине у вызванных к новой жизни самок и самцов нет крыльев, и глаза у них не так развиты. Да и к чему им все это? Ведь им не приходится покидать подземелье, чтобы подняться в воздух, а затем найти место для нового гнезда и обосноваться на новоселье.

Царицу-основательницу, если она недостаточно плодовита, термиты иногда устраняют сами, после чего в семье вырастают запасные самки, и население гнезда продолжает увеличиваться.

Исследуя явления, связанные с заменой «царствующей фамилии», швейцарский биолог, профессор Мартин Люшер, а после него и другие провели множество опытов с перегороженными гнездами. Сквозь просветы простых — одинарных — перегородок термиты из разделенных половин гнезда не могли проходить и только сообщались усиками и ротовыми частями; а через сдвоенные, двухслойные перегородки не могли ни проходить, ни касаться друг друга. В опытах применялись также и сплошные стенки с прорезанными в них крохотными отверстиями. В них помещали живых термитов — то рабочих, то солдат, то длиннокрылых, то короткокрылых. Голова и брюшко таких насекомых находились в разных половинах гнезда.

Немецкий профессор Карл Гэсвальд дополнил эти исследования, давая фуражирам подопытных семей корм с примесью радиоактивных веществ, точнее сказать — промокательную бумагу, смоченную нейтральным раствором изотопа фосфора-32. Вернувшись в гнездо, фуражиры, груженные мечеными атомами, ведут себя как обычно: с одними делятся отрыжкой, другим позволяют себя облизывать, третьих сами облизывают, четвертых кормят каплей из брюшка. А исследователь и его помощники время от времени берут из гнезда пробы — термитов разных возрастов и форм — и проверяют их с помощью счетчика Гейгера.

Чем глубже проникало исследование, тем очевиднее становилось, что термиты не только обмениваются пищей, но обязательно и облизывают друг друга, поглаживают один другого антеннами.

Конечно, и сейчас далеко не все ясно в том, каким путем распространяется в гнезде влияние отдельной стазы. Однако среди обнаруженных подробностей есть уже и очень содержательные. Особенно интересно, что, слизывая друг с друга выпот, термиты таким образом как бы получают и передают от одного насекомого другому сигнал, информацию о состоянии семьи.

Если основатели-родоначальники гнезда живы, здоровы и продолжают увеличивать численность семьи, термиты обильно кормят их и жадно слизывают выпот, выделяющийся сквозь покров их тела. Именно это не дает больше развиться ни одному плодовитому насекомому. Нечто сходное можно видеть в живом дереве, в кроне которого до поры до времени спят запасные ростовые и плодовые почки. В семье термитов такие запасные почки непрерывно усыпляются действием выпота с хитина настоящей царской пары.

Как только царская пара исчезает, корм, лишенный приправы этого феромона (так названы, в отличие от гормонов, действующих в организме, выделения, передающиеся от одного насекомого другому в семье), перестает тормозить развитие запасных самцов и самок. И тогда с находившимися на пороге линьки желтотелыми термитами в коротких пелеринках происходит уже известное вам превращение.

Термитник, в котором погибла или из которого изъята царская пара, напоминает прищипнутое растение. Убита точка роста поднимавшегося стебелька, но из узла кущения встает поросль заменяющих побегов…

Вскоре в толще гнезда появляются камеры с призванными к жизни новыми родительскими парами, и к каждой такой паре бежит теперь поток царского корма. И теперь уже от них расходится передающийся всей семье сигнал — слизанный с тела родительских пар выпот. И опять все желтотелые околдованы, заворожены. Они состарятся, так и не закончив цепь возможных изменений.

В кормовом сигнале родительской пары скрыто к тому же два разных значения: выпот с хитина царицы действует только на не закончивших развитие самок; выпот с хитина царя препятствует формированию только новых самцов.

Таким образом, прослеживается два действия корма: одно — побуждает, другое — подавляет, одно — ускоряет, другое — сдерживает, одно — сохраняет, другое — изменяет… С помощью корма и регулируются происходящие в тиши и мраке термитника превращения облика, повадок и жизненного назначения членов общины.

Семья как бы обладает безотказным секретом направлять развитие своей молоди так, чтобы получать сочленов нужной формы, нужного строения, поведения. И, послушные требованию семьи, несовершенные насекомые, переходя из стадии в стадию, перевоплощаются в рабочих, в солдат, в слепых или зрячих, в бескрылых или длиннокрылых, покидающих гнездо при роении, а то остаются только с крыловыми зачатками запасного продолжателя рода.

— Это чистая биоалхимия! — со вздохом заключил исследователь, подробно описавший превращения стаз у термитов.

— Здесь скрыты самые сокровенные и самые важные тайны живой природы, — добавил другой. — Когда этот узел загадок будет распутан окончательно, человеку многое станет доступно.

Обмываемый то тихими дождями, то бурными ливнями, иссекаемый градом и ветрами, просушиваемый и опаляемый солнцем купол гнезда с годами становится выше, шире, объемистее. Спекшаяся, мертвая снаружи глыба продолжает увеличиваться в размерах.

О том, сколько лет растет купол и как именно растет, рассказал опыт, впервые проведенный в Южной Африке над антиподами закаспийских — капскими термитами.

В несколько десятков молодых гнезд вбили неглубоко по три длинных гвоздя: первый — у основания, с края купола, второй — на склоне между краем и вершиной, третий — в самую вершину. Измерили расстояние от шляпки каждого гвоздя до поверхности купола. Такие измерения стали проводить по два раза в год — весной и осенью. Через несколько лет стало ясно, что расстояние от купола до шляпки постепенно уменьшается. Купола поднимались, миллиметр за миллиметром закрывая железные ножки гвоздей.

Росли купола не одинаково: медленнее всего у нижнего края термитника, а чем ближе к вершине, тем быстрее.

Купола растут, а между тем ни днем, ни ночью на кровле не увидишь термитов, которые бы ее поднимали…

Кто-то заметил, что термиты-строители, прокладывая свои крытые туннели или надстраивая купол, ведут себя так, как если б они в снаряде перенеслись на другую планету и здесь вынуждены были, не имея индивидуальных скафандров, производить наружный ремонт.

Не показываясь на свет и действуя изнутри, термиты защищены и от нападения врагов, и от действия пугающих их наземных условий. Каких именно? Кое-что об этом можно узнать из опытов.

В один конец длинной стеклянной трубки насыпан хорошо впитывающий влагу хлористый кальций, в другом — лежит обильно увлажненная вата. Впустим в середину трубки несколько термитов и предоставим им возможность свободно передвигаться. Где они окажутся через некоторое время? На вате. Теперь повторим опыт, прикрыв всю трубку светонепроницаемым футляром. Это не меняет поведения насекомых: и на свету и во мраке они избирают влажную среду. Проделаем опыт еще раз, затемнив конец трубки с хлористым кальцием и осветив мокрую вату. Поставленные перед необходимостью такого выбора — сухая темень или сырой свет, — термиты собираются на освещенной мокрой вате; в темном, но сухом конце трубки их нет ни одного. Значит, они могут преодолеть свое бесспорное в других случаях тяготение к мраку, но не способны подавить отвращение к излишней сухости. Преодолевая светобоязнь, ради влаги они отказываются от привлекающей их темноты.

Запомним урок, полученный в лаборатории, и вернемся к наблюдениям за настоящими гнездами.

Когда миновали холода и прошли дожди, умывшие и увлажнившие оболочку гнезда, в рабочих термитах, разбуженный теснотой гнезда, просыпается строительный инстинкт. Все другие потребности и способности обитателей термитника оттеснены сейчас на второй план.