Если суточные привесы кончились и поблизости не осталось участков, с которых можно ожидать взяток, начинается подготовка к кочевке.

Под вечер (с законами пчелиного общежития приходится считаться: днем фуражиры в разлете, соберутся домой только к концу дня) к пасеке прибудет автоплатформа с электрокраном. Освещая участок не тревожащим пчел желтым светом специальных фар, машина ухватистыми цапфами плавно переносит подготовленные пасечником ульи со всем их населением. На платформе ульи надежно закрепляют. И машина трогается, спеша к новому месту, откуда нектарная разведка по радио уже давала сводку о состоянии медоносов. Добраться надо до рассвета, чтобы выставить пчел на новом месте, прежде чем наступит время вылета.

Большие пчеловодные хозяйства в наше время — у нас совхозные и межколхозные, за границей кооперативные или фирменные — насчитывают тысячи пчелиных семей. Наряду с крупными, а кое-где и с гигантскими объединениями существуют сотни тысяч небольших любительских пасек из десятка-другого ульев, а то всего из двух-трех семей. Одни стоят в палисаднике, другие — на чердаках, под стрехами, третьи замурованы в толстые стены домов или заборов. Нередко пасека собрана в установленном на колеса павильоне, простом, грубо сколоченном, но добротном, а то, бывает, и щеголевато расписанном.

Если во всех странах подсчитать не только тех, кто в поте лица добывает на пасеке хлеб свой, но и тех, кто после рабочего дня в поле или у станка, в шахте или в лаборатории, за торговым прилавком или за письменным столом ищут отдыха, вернее, переключения среди пчел, вникая в картины их жизни, пытаясь понять их «надобности», то окажется — пчеловодов миллионы.

Профессор Эверетт Франклин Филиппс, который много лет с честью нес звание лидера американской пчеловодной науки, указывал: поэты, философы, люди искусства и мастеровые равно видят в пчеле интересный сюжет, почему мы и находим среди любителей пчеловодства юристов, художников, фермеров, купцов, служащих, университетских профессоров, рабочих, министров.

Профессор Филиппс напрасно оборвал свой перечень на министрах. Он с полным основанием мог бы назвать в общем ряду также и президентов великих держав! Как раз в то время, когда вышла в свет книга Филиппса, во Франции, в прославившемся во время первой мировой войны многомесячной обороной Вердене, местный союз пчеловодов проводил традиционный банкет. На этот раз в нем принял участие и выступил академик Раймон Пуанкаре — тогдашний президент Французской республики. Обращаясь к собравшимся, президент произнес двадцатиминутную речь-тост, в котором еще слышались отзвуки недавней войны. Пуанкаре говорил не только о прошлом, но и о будущем. Президент с удовлетворением отметил, что Франция, чье пчеловодство так сильно пострадало в годы военных потрясений, начала залечивать раны, восстанавливает пасеки, добилась значительного сокращения импорта меда из Великобритании, но, к сожалению, все еще много ввозит его из США, Чили, Гаити, Кубы. Надо напрячь все силы и добиться ликвидации импорта меда во Францию, призывал пчеловодов оратор.

«Личный опыт дает мне право заверить, что, даже воздавая все должное воспетому в древней Греции меду пчел с горы Гимет, приходится сказать, что те пчелы были нисколько не лучше наших. Ровно двадцать лет назад мы, мадам Пуанкаре и я, находились в окрестностях Афин. Под синим небом, окруженные грандиозным пейзажем, взволнованные увиденным, мы готовы были признать пчел, летавших вокруг, носителями бессмертного духа античности. Но право же пчелы не казались более красивыми, чем наши. И сколь ни хорош мед, который мы дегустировали, вернувшись в отель, он не превосходил французский мед…» Тост был закончен следующими словами: «Мы должны быть признательны пчелам за то, что они дают нам повод задуматься над некоторыми вечными проблемами. И право же они заслужили — как не сказать об этом? — также и уважения. Почему я и предлагаю, дамы и господа, поднять бокалы в честь французской пчелы!»

Чем привлекает к себе пасека столь разных людей?

В вождении пчел есть что-то от спорта, может быть — от шахмат: каждая семья — доска, на которой пчеловод разыгрывает партию, его партнер — природа пчел и физическая природа, в частности погодные условия. Кроме того, каждый пчеловод, конечно, охотник. Охотник за взятком.

Не потому ли некоторые любители сейчас возвращаются к бортничеству?

«Что заставляет современного бортника дорожить этим занятием?» — размышляет Евгений Михайлович Петров, всю жизнь посвятивший изучению «Башкирской бортевой пчелы» (так названа его опубликованная в 1980 году книга). И отвечает вполне основательно: «Не только ради добычи проводит он свой досуг в лесу с бортями, так же как, допустим, и любитель рыболов не корысти ради просиживает выходной день с удочкой на речке. Для бортника бортничество увлекательное, волнующее занятие, тесное общение с лесной природой и здоровое физическое упражнение». Петров не упускает из виду и экономическую сторону дела. Он напоминает, что в условиях горно-лесной зоны не везде есть возможность так равномерно разместить пасеки, чтоб не оставалось участков вне радиусов пчелиных полетов. «Нередко крутые склоны, каньоны, карстовые провалы, заболоченные впадины и связанное с этим бездорожье лишают возможности поставить пасеку, а между тем вся эта местность покрыта дремучим лесом и изобилует медоносами. Только при помощи бортевого пчеловодства возможно хотя бы частичное использование этих недосягаемых медоносных богатств. Бортнику не требуется ни пасечная усадьба, ни омшаник, ни подъездные пути… Пусть же бортники-любители используют свой досуг в этом здоровом, увлекательном занятии и получают урожаи меда для местного потребления!..»

Однако любительское бортничество только одна форма охоты на пчел. Теперь уже в шести частях света (Австралия давно стала тоже пчеловодной страной, пчелы сюда завезены из Европы) за несколько недель до наступления поры роения в лесах, на зданиях, на подходящих участках вывешиваются или расставляются приманки для пчелиных семей. Приглашение поселиться может быть справным ульем и просто коробом, сапеткой из спрессованных кукурузных стеблей, плетенным из витой соломы конусом, посудиной из обожженной глины с дыркой-летком. В жарких странах вывешиваются в качестве ловушек цилиндрические обрезки труб, заткнутые с одного конца пробкой из листьев банана, и с летком на другом конце, коробы из коры, снятой с деревьев. Полезно поместить в приманку кусок воскового сота, совсем хорошо, если с медом в ячейках.

После того, как рой поселится в приманке, охотник является с пустым ульем и пересаживает в него новоселов. Затем доставляет его на пасеку. Майские рои ценятся особенно высоко, поздние — не слишком: с ними много хлопот. Есть шутка: всякому рою цена — полкоровы; только раннему задняя половина, которую доить можно, а позднему передняя, ее только кормить приходится. Впрочем, опытный пчеловод и поздним роем не побрезгует: найдет способ подселить и запустить в дело…

Обитатели Олимпа, боги Древней Греции питались не слишком разнообразно. В их ежедневное меню входило всего два блюда — амброзия и нектар.

Может, боги удовлетворялись двумя видами пищи потому, что и пчелы обходятся двумя — пергой и нектаром? На такой вопрос нет ответа даже в диссертации филолога Ле Франка, посвященной исследованию понятий «нектар» и «амброзия». Амброзия подавалась к столу богов как еда, а нектар служил напитком. Между тем внимательное чтение Гомера, Овидия, Виргилия и других древних убеждает, что амброзия могла быть одинаково и твердой, и жидкой, в виде помадки, теста, пата, душистого ликера. Амброзия в девять раз слаще меда, писали поэты, она омолаживает стариков, сохраняет молодость юным, делает жизнь безупречно счастливой, даже дарит бессмертие… И надо же, чтоб в наше время амброзией — по имени впервые описавшего это растение ботаника Амброзия — назвали однодомное многолетнее растение, чьи богатые крахмалом корневища содержат примесь ядовитого вещества, а цветы вызывают приступы астмы!