А л к и ш. Вот и я хочу полюбить свою.

Т у й г у н. Ну, вот вам и итог. Хорош племянничек. Тебе не в летчики, тебе публицистом надо быть. Карандаш в руки — и писать. Или на трибуну.

А л к и ш. Публицистом надо быть не на словах, а на деле.

К у в а н ч. А по-моему, есть две профессии, всегда необходимые, — повар и продавец. Если выберешь одну из них, будешь как сыр в масле кататься. Вот я, к примеру. Простой повар. А нужды не знаю. Зарабатываю не хуже других.

А л к и ш. Вы все меряете на свой аршин.

К у в а н ч. Как ты разговариваешь с дядей?!

А л к и ш. Простите, дядя, но из меня, честное слово, не получится повар. Хоть готовить я, правда, люблю.

К у в а н ч. А продавец? В наши дни продавец самая почетная профессия. Никто не обходится без продавца даже дня.

А л к и ш. Нет, продавцом я не буду.

Т у й г у н. По-моему, Саримсак Султанович, Алкиш прав. Ему надо учиться. У него медаль, и он поступит у нас в любой институт.

С а р и м с а к. Да, я хотел бы видеть тебя студентом, Алкиш. Держать в руках твой диплом.

К у в а н ч. Ничего, хоть я и без высшего образования, а живу припеваючи. Не обязательно ему в вуз.

Т у й г у н (сердито взглянув на Куванча). Ну, Саримсак Султанович, а в каком институте вы бы мечтали видеть вашего сына?

К у в а н ч. Куда он сможет поступить или куда его можно легче устроить?

С а р и м с а к (гордо). Мой сын может сам поступить в любой институт. Я в этом уверен.

К у в а н ч. Не спеши, брат. Ты не знаешь, что творится сейчас в вузах. Я много видел таких, слишком уверенных в себе. И где они теперь? Торгуют водой. Сейчас для того, чтобы поступить в вуз, мало способностей детей, нужны способности родителей.

Т у й г у н. Все верно. Но все-таки Алкиш — медалист. А в какой бы вуз тебе хотелось, Алкиш?

А л к и ш. Пап, ну к чему все эти разговоры? Ведь вы знаете, чего я хочу. И послезавтра лечу в Оренбург.

К у в а н ч. Вот результат вашего воспитания! Вашего либерального воспитания!

Т у й г у н. Куванчбай, не горячись. Не надо. Алкиш по-своему прав. Я хорошо знаю таких молодых людей. В этом возрасте у них кровь кипит в жилах и гордость тоже кипит. В семнадцать-восемнадцать лет им все кажется преувеличенным. Именно в пору получения аттестата зрелости они чувствуют себя хозяевами и земли и неба. Когда-то и мы так себя чувствовали. Но время — лучшее лекарство от всех недугов. Со временем все пройдет, утихнет. И будут они нормальными, обыкновенными людьми, как мы. Нормально будут дышать, нормально чувствовать — сверхчеловек станет рядовым.

А л к и ш. Обывателем?

Т у й г у н (не замечая). Иначе говоря, абитуриент, становясь студентом, спускается с седьмого неба в атмосферу, а потом опускается уже на реальную землю. Как только получил диплом и приступил к работе, он становится простым человеком, как все. Он уже не летает, а ходит.

А л к и ш. А потом, может, и ползает.

Т у й г у н (не замечая). Алкишбек, вот тебе мой совет: выкинь всякую ерунду из головы.

К у в а н ч. Да… племянник. И я много повидал таких, которые гонялись за славой. Так сказать, устраивали пышную свадьбу и прогорали.

Т у й г у н. Конечно, за мечту не корят. Но таких, желающих быть космонавтами, тысячи. И не стоит это труда, поверь мне!

А л к и ш (отцу). За мечту не корят.

Т у й г у н. Уфф… Это не мальчик, а… Если б он был моим сыном, я б его за такие слова… Выдрал бы как ишака. Вот что.

С а р и м с а к. Нет, Туйгун Турсунович. От наказаний нет пользы.

Т у й г у н. О боже! Ну и семейка.

С а р и м с а к. Ребенок — это уже человек! С ним надо уметь говорить.

А л к и ш. Спасибо, отец. Вы все понимаете. Если родители дают ребенку пощечину, из него выходит трус. Трус, который боится говорить правду.

К у в а н ч. Хм, вот теперь я понимаю. Дерзкий сын и мягкий отец — два сапога пара. Да-а, Туйгунбай-ака, вода, оказывается, с самого начала мутная.

Т у й г у н. Так-то, брат. Вода с самого начала мутна. Теперь трудно, чтобы все осело. Но это наш долг! И ваш долг, как дяди.

К у в а н ч. А вообще-то, единственные дети в семье всегда бывают немного чудаками.

А л к и ш. А бывает и много детей в семье, а все глупцы.

К у в а н ч. Уфф… Что за мучение жить с таким болтливым сыном.

А л к и ш. С некоторыми отцами тоже тяжело жить.

К у в а н ч (вскакивает и кричит). Ты лучше бы помолчал! Уступил бы хоть в одном слове! Племянник называется! Я ухожу… (Собирается уходить.) Не обижайся, Саримсак, но я ухожу… А вы не пойдете, Туйгун-ака? Ну, как хотите… (Уходит.)

С а р и м с а к (огорченно). Зря он так разгорячился.

Т у й г у н (как будто про себя). Зря, зря. (Смотрит то на Саримсака Султановича, то на Алкиша. Исподтишка наблюдает за ними со злорадным лукавством.)

Сцена постепенно темнеет.

Двор Саримсака Султановича. Утро. А л к и ш  занимается гимнастикой. Входит  А я з, он еще под хмельком от вчерашнего, тепло одет — шерстяная сорочка, пиджак, кепка из сукна, его как будто знобит.

А я з. Алкиш, а Алкиш! Ты здесь?

А л к и ш. Заходите, Аяз-ака.

А я з. Иду на работу. Вот хотел тебя поблагодарить, брат, за правду. Всю правду сказал ты вчера Сунбуле. Молодец! (Хлопает Алкиша по плечу.) Она и слова не могла сказать в оправдание. Спасибо тебе, спасибо. А Сунбула что-то зачастила сюда. Или мне это кажется?

А л к и ш. Бросьте пить, Аяз-ака, а то вы семью свою развалите.

А я з. Что, она приглянулась твоему отцу?

А л к и ш. Не в этом дело. Мужчин много. Но кому понравится пьяница?

А я з (задумчиво). Неужели я и в самом деле теряю жену?

А л к и ш. Вы сами виноваты в этом.

А я з. Нет, нет! Это она, она виновата!

С у н б у л а (смотрит над забором). Это про меня, наверно? В чем же я виновата?

А я з (в ее сторону). Подслушиваешь?

С у н б у л а. Я спустилась из дома по той же лестнице, что и ты. (Исчезает за забором.)

А л к и ш (улыбаясь). Как аукнется, так и откликнется. (Перелистывает книгу, лежащую на столе.)

А я з. Э… (Машет рукой и собирается уходить.)

С у н б у л а (входит во двор). А ну, сейчас же скажи, в чем я виновата? Ну?

А я з. У тебя, я смотрю, и язык появился?

С у н б у л а. А почему бы и нет? Дома ты и кричишь, и рукам волю даешь, так говори и здесь.

А я з. Ни разу я тебя не шлепнул! А зря! Не успею руку поднять, такой крик поднимаешь.

С у н б у л а. А кто мне вчера воротник порвал?

А я з. Ну, так ведь то воротник. А вообще тебя как следует надо наказать. Разбила мне жизнь, разбила счастье.

С у н б у л а. Какой же ты муж, если не мог жену заставить ехать следом в село? Надо было тогда еще поступать как мужчине. Эх, ты…

А я з. Сама пугала меня, умру, но в село не поеду. Уйду к родителям…

С у н б у л а. А ты тряпка, на все согласился. Надо было взять за руку.

А я з. И дать тебе оплеуху.

С у н б у л а. Попробуй. Попробуй только.

А я з (машет рукой). Все равно уже поздно. Ничего не исправишь.

А л к и ш. Да, Аяз-ака, основная вина лежит на вас.

А я з. А в чем же моя вина?

А л к и ш. Всю жизнь слушаете ее. А надо уезжать в село. И это никогда не поздно. Никогда не поздно начать новую жизнь, если она может быть лучше старой.

А я з. А ее что, бросить?

А л к и ш. А почему бы и нет?

А я з. Но я люблю ее… А вернее, любил.

С у н б у л а. А как я любила!.. А сейчас ничего не осталось. (Горячо.) Почему, почему не смог увезти меня тогда? Ты, ты сам во всем виноват!

А я з. Нет, ты!

А л к и ш. Самый верный ответ написан вот в этой книге. (Читает.) «Опять зовет высокий, высокий долг…»

С у н б у л а (берет книгу). А-а, ведь это «Русские женщины» Некрасова… Я что-то помню, в школе читала.