А л к и ш. А может, все-таки ты рано задумался о доме, о женитьбе?
Х а л б а й. Ты меня не поймешь. У тебя совсем другое. Твой отец для тебя все сделал, он человек обеспеченный. А я должен сам заботиться о своем будущем.
А л к и ш. Но я хочу, чтобы ты дальше смотрел сквозь этот дом, в будущее, в тебе, может, физик гибнет, понимаешь, Халбай?
Х а л б а й. Учиться для меня — это роскошь…
А л к и ш. Значит, все-таки думаешь о близком, о доме, о крыше. А небо, оно — бездонно.
Х а л б а й (шутливо). Почему же? У меня тоже свои мечты, надежды. Может быть, я хочу стать «отцом-молодцом»? Иметь не меньше десяти детей.
А л к и ш. Каждый должен делать то, что делает лучше всего.
Х а л б а й (смеясь). Ты станешь генералом, а я тебе буду растить солдат.
А л к и ш (продолжая шутливый тон). Ну что ж. Это тоже путь. Один социолог говорил: «Для будущего нужно готовиться двусторонне — и физически, и духовно». И каждый выбирает путь по сердцу. Только мне жаль твоих способностей.
Х а л б а й (грустно). Ладно, брось агитировать. Все равно меня уже ждет самосвал.
К у к л а м. Не опоздать бы на собрание, все-таки аттестаты будут вручать.
А л к и ш (взглянув на часы). Ой, отец говорил, у нас сегодня будут гости. Надо чуть-чуть прибрать. Помогите, а, Куклам? (Уносит машинку в дом.)
Куклам, за ней Халбай начинают снимать висящее на веревке белье.
Х а л б а й. Неужели это Алкиш все сам стирает?
К у к л а м. Все сам. Он вообще весь дом сам убирает. И двор.
А л к и ш выходит из дома, неся вазу с цветами. Ставит вазу на стол.
Х а л б а й (отдавая белье Алкишу). Почему тебе не помогает Куклам? Ведь она близкая соседка, а, Алкиш?
А л к и ш (принимает из рук Куклам и Халбая белье). А что? Может, со временем и это будет. (Уходит в дом с охапкой белья.)
Х а л б а й. Слушай, Куклам, что это ты так покраснела?
К у к л а м (отходя). Во-первых, я не покраснела. А во-вторых, это не твое дело.
Х а л б а й. Почему не мое? Все, что касается тебя, Куклам, касается и меня (нежно смотрит на нее). И это уже давно, Куклам. (Помолчав.) А для Алкиша главное «долг». Ради этого слова… В общем, все остальное ему неважно.
К у к л а м. Нехорошо говорить за глаза. Не надо.
Х а л б а й (решившись, тихо). Все равно Алкиш тебя не любит. Любил бы, не собирался бы в Оренбург, не оставлял тебя… Я бы ни за что…
К у к л а м. А вот захочу, и он останется.
Х а л б а й (горячо). Давай так: если Алкиш останется, я больше ни слова тебе не скажу. Просто исчезну. А если уедет, тогда уже мы…
К у к л а м. Разве можно ставить такие условия? Сердцу условий не ставят.
Х а л б а й (после паузы). Все понятно… В общем-то ты права.
Выходит А л к и ш в белом костюме.
А л к и ш. Ну, я готов, пошли?
Х а л б а й. О, какой костюм! Ничего себе, модерн!
А л к и ш. Отец недавно подарил на окончание школы.
Х а л б а й. Да, отец у тебя — позавидуешь.
А л к и ш (кладет бумаги, лежащие на столе, в портфель). Ну, кажется, все. Пошли.
Куклам продолжает сидеть на стуле.
Х а л б а й. Ладно, я пошел. Я буду идти медленно. Догоните. (Уходит.)
А л к и ш. В чем дело?.. Что-нибудь случилось? (Испуганно.) Тебе плохо?.. Нет… А почему он ушел?.. Он обидел тебя? Или что-то наговорил? (Догадываясь.) А-а, что-то я в последнее время за ним замечаю…
К у к л а м. Нет, нет. Он просто сказал, что ради долга ты можешь пожертвовать всем.
А л к и ш. Какого долга и чем всем?
К у к л а м (смущаясь). В общем, он сказал, что ты уедешь. А я сказала, захочу — и останешься.
А л к и ш (садится). Ну, пойми, Куклам, мне действительно надо ехать. Я мечтаю об этом…
К у к л а м (раздраженно). Понятно. Все понятно. Мне всегда девчонки говорили, что тебе нужна только слава. Что ты обо мне и не думаешь. И никогда не думал… (Всхлипывает.)
А л к и ш. Ну как можно о тебе не думать, если мы всегда рядом. При чем тут мое училище? Я все равно стану военным летчиком и никогда не откажусь от этого. Ну чего ты, Куклам?
К у к л а м. Я боюсь за тебя. Это очень опасно — быть военным летчиком.
А л к и ш. Не бойся, чудачка. Я же не боюсь… И вообще ты сегодня какая-то расстроенная. Ну, перестань, перестань. (Гладит ее по голове.) Ты совсем как маленькая, а мы уже аттестат получаем. Аттестат зрелости, понимаешь?
К у к л а м. Понимаю. Мама ждет меня дома с аттестатом.
А л к и ш. Еще бы. Сегодня и у наших родителей праздник.
К у к л а м (вздыхая и поднимаясь). Конечно, праздник. Но не у всех. Во всяком случае, не у нас. Ты ведь знаешь. Мама хочет разойтись с отцом. И очень ждет моего окончания.
А л к и ш. Я знаю. Но при чем тут твое окончание?
К у к л а м. С аттестатом я уже буду считаться совершеннолетней. Маме надоело пьянство отца. Она замучилась, больше терпеть не может. Говорит: «Вот получишь аттестат, сразу подам на развод».
А л к и ш. Да. Если б отец твой бросил пить… Может, моему поговорить с ним?
К у к л а м. Слова давно не действуют. И сколько уж раз твой отец говорил с ним.
А л к и ш. Ну ладно, не грусти. Может быть, все еще поправится. А сегодня — наш день, и твое имя К у к л а м — Весна. Ты не забыла, что ты весна? (Смеется.) Ну вот, уже лучше, пошли догоним Халбая.
И Куклам улыбается.
Алкиш и Куклам уходят.
Сцена постепенно темнеет.
Двор Саримсака Султановича. День. За накрытым столом С а р и м с а к С у л т а н о в и ч и К а п и т а н. На отдельный стул наброшен новый халат.
С а р и м с а к. Да-а, чего только я не насмотрелся за эти годы, где только не побывал. Иной раз на карту взглянешь, кажется, нет края такого, нет города, где бы не пришлось быть. Недавно из командировки вернулся, с БАМа. В который уж раз.
К а п и т а н. Что ж, профессия у вас такая — эксперт по мостам и тоннелям. Можно сказать, полжизни в пути.
С а р и м с а к. Да, четверть века утверждаю проекты мостов и тоннелей, но главное — эксперт всегда должен быть на сдаче готовых мостов… (Помолчав.) А знаете, что на БАМе более трех тысяч мостов и тоннелей?
К а п и т а н. Неужели? Слышал, что много. Но чтобы больше трех тысяч… (Помолчав.) Одно мне непонятно: вы — начитанный, знающий человек, а не хотите отпустить сына в летное училище. Не к лицу, Саримсак Султанович.
С а р и м с а к. Я не говорил разве, что на это есть серьезные причины? Я ведь женился поздно, всегда масса работы, и увлекался работой, много ездил, вот и женился под сорок. Жена моя… Барчин ее звали… была на двадцать лет моложе…
К а п и т а н. Но вы и сейчас выглядите молодо. Простите, сколько вам лет?
С а р и м с а к. О-о, уже много. Через год — шестьдесят. Правда, я часто забываю о возрасте, но все же сердце порой пошаливает. Ну, а порой люди… Мы с Барчин жили очень дружно, как говорят, душа в душу, хоть и обращались друг к другу на «вы». Это у нас потомственно. Наши деды и прадеды обращались друг к другу так. И мы по старинке. О, как мы радовались с Барчин, когда у нас родился Алкиш — наш первенец, наша надежда. Как хотели, чтобы наш сын добился успехов, чтобы стал истинным сыном эпохи. Барчин так его и воспитывала. Она была строгой, но ласковой матерью. (Отпив глоток чаю.) Вообще наш род очень любит символику. Мне дали имя С а р и м с а к, это значит чеснок. Так сказать, горький, как правда, но и полезный. А младший брат мой назван К у в а н ч — весельчак… Моя Барчин была современной женщиной в лучшем смысле этого слова. В последние годы она преподавала русский язык и литературу в школе. (Вздыхает.) Горе обрушилось внезапно, год назад она умерла. Безвременно, в тридцать восемь лет. Мы ждали радости, а грянуло горе.
