– А Мэри? Ведь это вы убили ее?

– Да… Ее я убила, – призналась Сибилла. – После смерти матери девочка превратилась в маленькое исчадие ада. Она винила меня во всех грехах. Когда мы с Ральфом поженились, Мэри словно с цепи сорвалась. Я пыталась с ней говорить, пыталась быть ласковой, но порой она казалась совсем безумной. Даже вот… – Призрачная гувернантка приподняла рукав платья, и под ним обнаружился шрам от зубов. – Она говорила такие слова…

– И вы тоже столкнули ее с обрыва?

– Да. В тот миг мне казалось это лучшим решением. Море скрыло следы гибели Кристин. Море могло скрыть следы гибели Мэри. Гадкая девчонка разрушала наше с Ральфом счастье. А мой супруг все чаще вставал на ее сторону. Он все больше проводил времени с Мэри и все меньше – со мной. Кажется, его терзало чувство вины. В конце концов он тоже начал винить меня в гибели Кристин… Когда Мэри не стало, мне казалось, что все может наладиться, но становилось лишь хуже. Ральф перестал со мной разговаривать. Целыми днями смотрел на море. А когда я пыталась с ним говорить, раздражался и кричал, а позже еще и начал осыпать проклятиями. И однажды я не выдержала и рассказала ему о Мэри. Я говорила и говорила… все, что накипело на душе. Ральф пришел в ярость. Он толкнул меня в сторону чайного столика. Я ударилась виском и потеряла сознание. Когда очнулась, поняла, что нужно бежать из этого ужасного места, но было поздно. Ральф… На суде он обвинял меня во всех грехах. Он говорил и говорил… Не понимаю… Он любил меня, а потом так же сильно начал ненавидеть. И я… я прокляла этот дом. Я в исступлении обещала вернуться и отомстить. Мое желание сбылось. Я вернулась…

– И отомстила? Невинным гувернанткам? Но за что? – спросила Сильвия, которую потряс этот рассказ.

У мисс Мюррей не было причин не верить призраку. Призракам незачем лгать. Значит, молва в очередной раз все перевернула с ног на голову. Не было в этой истории ни невинных жертв, ни злобных убийц – одни лишь несчастные запутавшиеся люди с поломанными судьбами. А ведь совсем недавно Сильвия и сама была недалека от ложного пути. Марк Фишер во многом напоминал Ральфа Хейвуда. Оставалось надеяться и верить в то, что сама мисс Мюррей никогда бы не совершила ошибок Сибиллы. Просто верить.

– Я не хотела мстить гувернанткам. Это было желанием Кристин. Я хотела отомстить лишь ей одной и не смогу уйти, пока эта мерзавка не понесет заслуженного наказания. Но почему я помогала ей? Я хотела ее уничтожить… Я нашептывала девушкам, чтобы они доверились Палмеру, который был человеком Кристин. А убивала их именно она – и это был самый короткий путь для нее на виселицу. Шесть девушек. Шесть жертв. Более чем достаточно. А вы… С вами было сложнее. Вы не слышали моего шепота, вы не притрагивались к молоку. У вас появились защитники. И тогда я поняла – вот он, мой шанс рассчитаться с Кристин. Когда вы все-таки выпили молоко, я лишь немного подтолкнула вас к тому мужчине, Уолтеру. Я видела, как он писал вам стихи, видела, как он метался по библиотеке, не в силах выразить то, что чувствует. И я поняла – если вас убьют, он не сдастся, он найдет Кристин и отомстит ей, а я обрету свободу. – Лицо Сибиллы стало нечеловечески жестоким.

– И вам не было жаль невинных девушек, которых убивала Кристин Хейвуд?

– Меня лишили жизни из-за Кристин, и ничего на свете я не жажду больше, чем отправить ее на виселицу. И если для этого понадобились жертвы – что ж, ведь я сама их не убивала…

– Мне жаль вас, – произнесла Сильвия. – Мне очень и очень вас жаль. Надеюсь, вы обретете свободу и получите все, чего заслужили своими поступками. Господь вам судья.

Свет вокруг стал как будто ярче, а Сибилла, напротив, начала темнеть. Там, впереди, сквозь бьющие по глазам белоснежные лучи уже виднелись знакомые фигуры родных. Они махали ей руками. И Сильвия пошла им навстречу.

Она уже различала счастливые лица. Уже слышала родные голоса, но посреди белоснежной дороги появилась огромная страшная тень черного как смоль пса. Модди Дху. Сам он был невелик и напоминал спаниеля с некупированным хвостом. Вот только на добродушной с виду морде пламенем преисподней сверкали алые глаза. Из горла пса раздался низкий утробный звук. Сильвия замерла. Страх сковал ее. Она не в силах была ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Сердце зашлось от ужаса. Вновь дрожали колени. Словно удавкой перехватило горло. В голове раздался оглушительный и при этом беззвучный крик отчаяния.

А пес медлил. Огненные глаза пристально следили за девушкой. Бежать? Но куда? Там, впереди, за чертой, ее ждут все, кого она когда-то любила. Ей нужно спешить туда. По той самой тропе, которую охраняет черная тварь. Сильвия не сомневалась в том, куда идти, но стоило сделать шаг вперед, как рычание становилось угрожающим. Пес не пускал ее.

Собрав все свое мужество, Сильвия сделала шаг, потом другой. Черный зверь припал к земле, увеличиваясь в размерах, заслоняя все небо, впитывая в себя теплое сияние. Прыжок. Девушка полетела на землю, но не ударилась. Падение все длилось и длилось, будто она вновь сорвалась со скалы, вот только не было внизу никакого моря. Внизу была пустота. Вновь заболело горло и навалилось удушье. Сильвия пыталась вздохнуть, но не могла…

Крошечный скалистый остров. Три огромных дуба. Массивные камни, покрытые незнакомыми символами. Сильвия не сразу узнала это место, ведь сейчас здесь не было привычных каменных стен замка Кронк.

Большая гранитная плита. На ней – тело женщины в клетчатом платье и плаще, скрепленном затейливой серебряной фибулой. Умершая была еще довольно молода и лет десять назад, наверное, слыла первой красавицей.

Рядом стояли дети. Двое мальчиков, старшему из которых едва ли больше четырнадцати лет, а младшему – на пару лет меньше. Оба на редкость миловидны. А уж глаза обоих братьев – темно-зеленые, неестественно глубокие и при этом пронзительно ясные – казалось, не могли принадлежать обычным смертным.

Меж тем люди подходили к покойнице и оставляли дары на камне. Серебряные украшения, монеты, бусы… Последним подошел высокий мужчина. Он сильно отличался от всех остальных. Одежда его была куда богаче. Длинная туника из голубой ткани, похожей на шелк, узкие брюки, мягкие сапоги, расшитые узорами, плащ с капюшоном из тонкой шерсти… Этот человек был невероятно красив и словно принадлежал какому-то иному народу. И его глаза были точь-в-точь такими же, как у двух мальчишек.

Сняв с руки массивный серебряный перстень, мужчина вложил его в руки умершей и поцеловал ее в лоб. Потом подошел к детям. И обнял каждого из них.

Рядом с гранитной плитой стоял, сиротливо понурив голову, черный пес, похожий на спаниеля. Он пытливо смотрел на подходящих людей, словно чего-то ждал. Его некупированный хвост был испуганно поджат.

– Охраняй ее покой, – произнес мужчина, подняв пса на руки и посадив рядом с умершей. – Ты не смог сохранить ей жизнь, так храни же ее в посмертии и предупреждай о грозящих бедствиях людей этой благословенной земли. Однажды, мне неведомо когда, дитя моего рода с чистой душой и горячим сердцем вернется на этот остров. В час великой нужды ты защитишь его, а в миг смертельной опасности – отдашь мой дар. Кольцо принесет удачу своему обладателю и отведет от него беду. В тот самый день твоя служба подойдет к концу. Ты присоединишься к собратьям на острове Эмайн Аблах.

В руке мужчины появился острый стилет с серебряной рукоятью. Красивым сильным голосом он затянул мрачную песню о темных чертогах, о ключах и хранителях, о вечности и смерти… И горели неземным светом глубокие омуты темно-зеленых глаз морского владыки Мананнана Мак Лира, и наливалось сиянием лезвие жертвенного кинжала, а черный пес Модди Дху готовился стать хранителем острова Мэйн.

На светлом морском песке белел зонт. Уолтер бросился к нему. Взял в руку. Сжал рукоять. Совсем недавно ее касались хрупкие пальцы Сильвии. Но где же она сама? Ненависть и отчаяние – вот и все, что осталось Уолтеру де Редверсу. Он вновь терял женщину, которую любил. Но в этот раз боль оказалась во много раз сильнее. И Уолтер знал – месть не поможет ее утешить. И ничто уже не поможет. Разве только пуля в висок.