— Не беспокойтесь, господин, — снова заговорил незнакомец, и я поспешно отогнала неуместные воспоминания. — Я мастер в своём деле. Всё будет чисто.

— Именно за это я и плачу тебе большие деньги, — ворчливо отозвался второй. — За это, а не за глупые шуточки. Надеюсь, ты помнишь: если я рухну на скалы, то ты полетишь со мной.

— Не надо угроз, господин… Сколько я их уже слышал, а до сих пор жив.

— Что ты имеешь в виду?! — взвился второй.

— Лишь то, что я всегда выполняю взятые на себя обязательства, — усмехнулся первый. — Хорошо выполняю. Готовьте соболезнования. Ваш родственник не переживёт эту зиму.

— Так долго? — разочарование можно было бы черпать половником.

— Можно и быстрее. Но тогда не смогу гарантировать безупречное «кто, за что и почему».

— Нет уж. Гарантируй. Но излишне не затягивай.

В комнате явственно что-то звякнуло. А минуту спустя хлопнула дверь. Какое — то время я вслушивалась в тишину и отдалённые выкрики пьяных гостей кабака. А потом снова зазвенели монеты. Этот звук я бы ни с чем не спутала: сама всего пару дней назад перебирала выдуренное у глупого дракона золото.

— Давайте, идиоты… — шёпот на грани слышимости коснулся слуха, заставив меня снова похолодеть. — Убивайте друг друга. А я вам с удовольствием помогу. За соответствующее вознаграждение.

Больше я, как ни старалась, не услышала ничего. Но и того, что услышала, мне хватило, что бы всю ночь проворочаться без сна. Я как — то разом вдруг вспомнила, что угодила в хоть и довольно продвинутое, но все же средневековье. И человеческая жизнь тут стоит совсем немного. Десяток стражников, взятых собой в качестве охраны, вдруг показался мне плохой защитой.

«Хотя их и в замке осталось человек двадцать… Смешно, — думала я, скручиваясь в комок под тяжёлым одеялом. — Надо больше. Вернусь и сразу этим займусь. А то в случае чего и отбиваться некому будет!»

Ранним утром, не выспавшаяся, голодная и злая, я отправилась в дальнейший путь. На завтраке в гостинице я углядела у себя в тарелке жирного таракана и аппетит потеряла надолго. Хорошо хоть не успела из этой тарелки что-нибудь съесть, а то не только осталась бы без завтрака, но и рассталась с ужином. Обедать пришлось в карете купленными в пригородном посёлке хлебом и сыром. Заглядывать за супом в еще более облезлые и грязные постоялые дворы я не рискнула. Зато успела раз двадцать вспомнить о том, что вся эта антисанитария творится, между прочим, на моей земле, и поклясться всеми богами, что обязательно введу тут некоторое подобие санэпидстанции. Но только после того, как обеспечу себе достойную охрану. Ночной разговор не успел выветриться из моей головы. И, судя по тому, как покрывались гусиной кожей руки, стоило только о нём вспомнить, еще долго не выветрится.

Так или иначе, ближе к вечеру мы добрались до южных окраин баронства.

Понедельник — день тяжёлый… Если бы в этом мире существовали понедельники, то можно было бы спорить, что проведать ленивых арендаторов я решила именно в понедельник. Но понедельников не было. Тридцатидневный месяц делился на три десятины, год длился четырнадцать месяцев, и два времени года: зиму и лето. Про осень и весну здесь не слышали: имелось несколько десятин так называемого «переворота», но их в отдельное время года не выделяли. Но если бы здесь были понедельники…

— Артикс, госпожа баронесса! — громко возвестила Леона.

— Да уж вижу, — коротко буркнула я, стараясь не прикусить язык. Последние минут сорок карета прыгала на многочисленных колдобинах, как взбесившийся бык. — Как какой — то город поблизости, так вместо дороги сплошная полоса препятствий.

— Что сплошное?

— Ямы, чёрт подери! — рявкнула я, таки прикусив губу на особо выдающейся неровности.

— Ну, да. Сюда крестьяне камни не свозят, — спокойно кивнула Леона.

— А почему?!

— Так им ближние дороги в пригляд назначены, — пожала плечами женщина. — А тут уже городской голова за дорогами следить должен.

— Укорочу этого голову на голову, — проворчала я, подскакивая на сиденье как резиновый мячик. — Не ты ли мне говорила, что крестьяне тёмные и глупые и всё такое? Если судить по дорогам, то тёмные и глупые у меня как раз всякие доверенные лица. По крайней мере, крестьяне лучше следят за моим достоянием!

— Да не. За своим они достоянием следят, — отмахнулась Леона. — Ежели от их посёлка дорога совсем худая будет, то телеги с податью не пройдут. А за каждый день просрочки штраф полагается. Вот и стараются. Ну, как умеют. Телега пройдёт, и ладно. Это вам каждый камушек на дороге в тягость, вы же…

— Болтовня мне твоя пустая в тягость, — перебила я. Выслушивать очередной панегирик своей якобы голубой кровушке и связанной с этим нежности и неприспособленности к жизни я не желала. — Лучше расскажи мне, что в этом городе творится?

— Ничего не творится. Всё хорошо.

— Ладно. Надеюсь, мой здешний особняк в приличном состоянии, — мимоходом бросила я. Повторять недавнюю ошибку не хотелось.

— А здесь у вас особняка нету, — развела руками Леона. — Сгорел, почитай, уже лет двадцать назад. Городской голова там попойку с дружками устроил. И дом спалили, и сами сгинули. Батюшка ваш нового голову назначил, а дом отстраивать не велел. К чему, когда сюда бароны никогда не заглядывали.

— Оно и видно, что не заглядывали. А почему голова за дорогами не следит?

— Так нету головы. Позапрошлой зимой волки задрали. А так всё хорошо.

— Тут ещё и волки водятся?!

— Да нет. Зимой спускаются с гор, и всё. Если уж очень морозно. А так тут спокойно. И хорошо.

В голове настойчиво крутился мотивчик некогда популярной песенки про маркизу, у которой всё было хорошо, но в остальном всё было плохо. Я скрипнула зубами и снова покосилась в окно:

— Головы нет, городской совет, я так понимаю, обленился и ворует почём зря. Арендаторы разленились… Гнать всех поганой метлой!

— Арендаторов нельзя, — покачала головой Леона.

— Это еще почему? Я тут полюбопытствовала, кто они такие, эти местные арендаторы. У кого посёлок в аренде, у кого деревенька. Совершенно лишняя прослойка между моей казной и крестьянами. В центре баронства, да и на северных окраинах прекрасно справляются без этого звена.

— Ну, так тут погода помягче, вот они здесь и собрались. Ваш батюшка не возражал.

— А я вот возражу. То есть, возражаю, — пристукнула кулаком по подлокотнику я.

— Но если вы их погоните, то кто воевать будет? — прищурилась Леона.

— В каком смысле воевать? Что — то я войны не наблюдаю.

— Ну, так сегодня нет, а завтра станет его величеству скучно, и объявит он войну какому-нибудь соседу. Или на нас кто-нибудь нападёт, — пожала плечами женщина. — А вы — баронесса, Хранительница рубежа. И свой рубеж оборонить обязаны, и королю отряд прислать.

— Так… Час от часу не легче, — заскрипела зубами я. — И сколько я обязана «прислать»?

— Это я не знаю. В бумагах у вашего батюшки посмотреть надо. Войны — то на моей памяти уже не было.

— А когда была? — уточнила я, слегка расслабившись.

— Ну… Это уже лет сорок назад. Ещё батюшка нынешнего короля воевал. Но теперь вот молодой король в силу входит. Четверть ему недавно праздновали. Заскучает и начнёт воевать.

— Угу… Угу… — проворчала я, думая о своём.

Очередной нюанс средневековья, о котором я вспомнить не удосужилась: войны. Оптимизма эти воспоминания не внушали. Высунувшись из окошка, я снова обозрела свой скромный конвой: «Больше… Точно нужно больше! Война — это не только боевые действия где — то там. Это еще и разбойники, и прочие дезертиры под боком. И от них надо защищаться. И крестьян защищать. А то быстро из богатой баронессы превращусь в титулованную голодранку. Тот же дракон наверняка с удовольствием под шумок мне напакостит! Да ещё надо выяснить наконец, что значит «Хранительница рубежа». А то, может, мне не две, а три армии собирать надо…»