Слегка помедлив, она откинулась на  сидение. Выразительные голубые глаза смотрели через лобовое стекло куда-то вдаль. Она словно мысленно была сейчас очень далеко от меня.

– Ты, должно быть, ненавидела меня, Мэдисон, все это время, – пальцы судорожно сжали кожаный подлокотник сидения, но мама продолжила. – Да, в этом есть моя вина и не маленькая!

Я хотела сказать, что она ошибается! Я просто не могу ненавидеть ту, что подарила мне жизнь и воспитала. Да, было нелегко, но я промолчала.

– Именно так, Мэдисон! – будто соглашаясь с самой собой, она убеждённо кивнула головой. – Я не оправдываюсь. Нет. Но я хочу, чтобы ты знала, дочка, – мама прерывисто вздохнула, сцепив пальцы рук в замок. – Все мои поступки и слова были продиктованные ничем иным, как любовью к тебе и страхом потерять тебя, что-то упустить… Это сложно, моя милая! Ты поймёшь меня, когда у тебя самой появятся дети, – повернувшись ко мне, она моргнула, прогоняя прочь слезы, что застилали ей глаза. – Я не оправдываю себя, ни в коем случае. Я была очень не права по отношению к тебе, моя малышка. Культивировала свои страхи, поклонялась им, словно идолу, питала их, порой, слишком строгими правилами огораживая тебя от всего мира. Да, мир жесток и очень не справедлив.

– Мама… – подалась я к ней.

– Если бы только знала, как он несправедлив, – мама тяжело сглотнула, будто ее что-то душило, не давая излагать свои мысли.

Я нахмурилась, напряжённо вглядываясь в родное лицо. Лоб мамы покрылся испариной. Она внезапно очень сильно побледнела. Мама так говорит, будто произошло нечто ужасное – то, чего я не знаю. Сердце предательски заколотилось. Я чувствовала, что это не просто слова или эмоции. Слишком их тяжело они давались, с каким-то надрывом.

– Я чего-то не знаю? – выдохнула, протягивая руку и вздрогнула, когда коснулась холодных пальцев матери, что безвольно лежали на ее коленях.

Натянуто улыбнувшись, она смахнула крупные прозрачные слёзы.

– Что-то я заболталась, дорогая! Вот, напугала тебя своими глупыми слезами, – запричитала, заметив мое слегка шокированное выражение лица.

Просто то, как она сказала это… эта боль… Такие чувства невозможно ничем скрыть! В один прекрасный момент они будто вырываются наружу, после долгого заточения. Дремлют где-то очень глубоко, а потом рвут душу в клочья, словно сорвавшиеся с цепей голодные псы…

Мэдисон

– Она была такая потерянная. Ты бы видел ее глаза. Такая боль, будто… будто ее разрывает изнутри! Никогда не видела  маму такой, – делилась я переживаниями с любимым, после встречи с мамой.

С лёгкой дрожью прижалась сильнее к Дэйму, который тут же зарылся пальцами в мои рыжие локоны.

– А потом, когда мы прощались, она со слезами на глазах сказала, чтобы я всегда знала…

Пальцы Дэйма замерли, прежде чем вновь продолжить перебирать мягкие рыжие пряди волос.

– Что сказала, Мэди? – подбадривая на откровенный разговор, спросил он мягко.

Я приподнялась  на локте и взволнованно откинула рыжий локон, что то и дело падал на глаза, вызывая неопределимое желание раз и навсегда расправиться с надоевшей мешающей прядью волос, сделав челку. Но я, то знала, к чему приведет этот опрометчивый шаг. Кудрявым волосам противопоказана челка. Рискнешь и – испытаешь на своей шкуре все девять кругов ада!

– Мама сказала, чтобы я знала о том, что у меня есть дом, где всегда ждут, чтобы не случилось в жизни, – я сглотнула, все ещё сильно переживая при мысли о недавней встрече.

– Мэди, это же хорошо! – воскликнул Дэйм, бросая в сторону пульт от огромной плазмы, по которой так часто любил смотреть матчи. – Лично мне кажется, это самый настоящий прорыв!

Я поджала губы, глядя в озарившее радостью лицо Дэйма.

– Да, но…

Дэйм нетерпеливо сел на кровати. Он взял мои ладони в свои, из-за чего я вынуждена была перестать комкать край футболки, чем занималась до этого.

– Никаких «но», Мэдисон! Это самый настоящий флаг капитуляции, – увидев, как у меня от удивления вытянулось лицо, Дэйм поспешил исправиться: – То есть, я хотел сказать, что твоя мама предложила трубку мира!

Я медленно  кивнула, соглашаясь со словами своего парня.

– Да, несомненно, но что будет дальше и как…

Дэйм эмоционально махнул рукой в воздухе, словно отгоняя назойливую муху.

– Брось, малыш! Теперь все будет по-другому. Вот увидишь, – уверено произнёс он, поднимаясь с кровати.

Что же, пока он в хорошем настроении, стоит рискнуть и продолжить, чтобы сказать то, зачем я завела этот разговор.

– Дэйм? – обратилась к парню, наблюдая за тем, как он копается в ящике с нижним бельём.

Не отрываясь от поисков, парень приглушенно откликнулся:

– Да, малыш? – затем послышалось тихое бормотание: – Нет, я никогда не пойму мать. Иногда складывается ощущение, что она специально прячет от меня мои носки!

Не выдержав, я хихикнула. Мама Дэйма удивительная женщина, добрая, искренняя, эмоциональная. Я привязалась к ней, впустив в свое сердце, и была уверена на сто процентов, что это взаимно.

– О, да! Как в тот раз, когда у тебя в вещах нашли футболку Эйми, – неожиданно вспомнила давнишнюю историю, от которой до сих пор на лице расцветала улыбка.

– Не удивлюсь, если когда-нибудь найду в своих вещах шмотки Дастина, – проворчал Дэйм, наконец, находя белоснежную футболку с ярким принтом.

– Я просто не могла отказать и…

Мой смущённый голос прервал шум, так напоминающий падение с лестницы. Бросившись к двери, мы застали очень странную картину. Прямо на середине лестницы над распростертым телом Дастина склонилась Эйми. Девушка обернулась к нам. Синие глаза были полные слез; ещё мгновение и одна из них покатилась по загорелой щеке девушки.

– Он упал, а у меня не хватает сил поднять, – как-то беспомощно и по-детски сказала Эйми, шмыгая носом.

– Какого черта?! – потрясено спросил Дэйм, бросаясь со всех ног к Дастину, что лежал на ступеньках в неестественной позе. – Идите, я сам справлюсь! – грубовато бросил Дэйм, подхватывая Дастина под руки.

Неловко переминаясь с ноги на ногу, я лихорадочно облизнула губы.

– Можно я гляну, что с ним? – попыталась предложить помощь, но Дэйм отверг ее.

Пыхтя, как паровоз, он поднял на ноги блондина, что принял, наконец, вертикальное положение, шатаясь из стороны в сторону.

– Дерьмо… – простонал Дастин, не открывая глаз.

Дэйм, поддерживая друга за плечо, повел его неспешно вверх по лестнице.

– На черта, спрашивается, так нажираться?! – психанул Дэйм, должно быть, уловив алкогольные пары, что исходят от Дастина. – Надо бы тебя под зад выставить…

– Нееет, чувак! Ты не понимаешь, – пьяно забормотал Дастин, щуря глаза и пытаясь сфокусировать взгляд на Дэйме.

Тяжело ступая по ступеням, он почти повис на друге всем телом.

– Я ему все сказал, понимаешь? Все, что думаю! – Дастин тяжело вздохнул, прежде чем продолжить. – Если он еще хоть раз… хоть раз, Дэйм, я его убью.

Я замерла, испуганно переводя взгляд с Дастина на Дэйма. О, Боже мой! О чем он? Или это всего лишь несвязный пьяный бред?!

– Брось, дружище. Ты выбрал не лучшее время, чтобы начинать разговоры по душам, – с намеком ответил Дэйм, искоса бросая взгляд на нас с Эйми.

Мой парень терпеливо довёл друга до комнаты и, кивнув на дверь, без слов дал понять, что нуждается в помощи. Эйми тут же бросилась открывать дверь в гостевую комнату. Дотащив почти бесчувственного Дастина до кровати, он стащил с лучшего друга кеды.

– Тебе надо выспаться, бро.

Дастин приподнялся на локтях и, обведя нас невидящим стеклянным взглядом, произнес очень страшные слова.

– Убью! Ты покойник, Билл Хейз!

После этих слов повисла такая тишина, что я инстинктивно обхватила себя за плечи, ощущая, как все тело охватывает мелкая дрожь. Нет, это не просто слова. Это крик души! Живя в доме Дэйма уже продолжительное время, я поняла, что в семье Дастина происходит что-то неладное. Он был частым гостем у нас и то тут, то там проскальзывали моменты, указывающие на некую напряжённую атмосферу между Биллом Хейзом и Дастином.