Чернота стала повсеместной. От нее не спасали ни широко открытые глаза, ни россыпь световых плетений. По корпусу он плелся на ощупь, ведя ладонью по шершавой стене и ногами пробуя на прочность расплывающиеся ступени.

Варх его раздери… От бессонных ночей можно спятить. Теперь все казалось сном. И кружевная хавранка, и брачная привязка… Разве могла такая нелепость приключиться с Райсом на самом деле?

Могла.

Девица – то ли спящая, то ли пребывающая в глубоком обмороке – все так же лежала на его постели. Кейр не видел ее, но ощущал сладкий запах, идущий от кожи и волос. Первым делом, едва вошел, забрался ладонью под одеяло и напоролся пальцами на знакомое кружево. Да лучше бы это был дрянной сон!

Хрипя грубоватые эшерские ругательства, Райс выпрямился, сшиб плечом угол шкафа и попытался нащупать холодное стекло бутылки. Пальцы упрямо захватывали воздух, перемещаясь в темноте с полки на полку. Ни обезболивающих шариков, ни дварфовой настойки… Ничего. Только свежая, чистая пустота.

Муть, булькающая в горле, намекала, что этот откат может стать последним для темного магистра. Но прежде, чем обернуться горсткой магической пыли, он завершит одно важное дело. И кого-нибудь прибьет. Будь то воображаемое исчадие или реальное…

Если уже случайно не убил, так легкомысленно сбежав на болота от кружевной беды.

***

Алисса Лонгвуд

Подушка, еще недавно мягкая и уютная, стала вязкой, как болотная жижа. Я тонула в ней, и по языку расползался привкус водорослей. До ушей доносилось шлепанье ботинок по мокрой земле.

Шлеп, шлеп, шлеп…

«Не уходите… Не уходите», – безмолвно шептала я, едва шевеля губами.

Почему он все время норовит от меня сбежать? Почему я ему так неприятна?

– Где?! – рявкнули прямо над ухом, и в глазах заплясали золотые искры.

Я резко вынырнула из тягучего, тяжелого кошмара и уселась на чужой кровати. Световое плетение, вызванное Райсом, потухло, вновь оставив нас во мраке.

Первая мысль: он никуда не ушел. Это просто дурной сон. Вот же он, магистр! Источает привычный аромат анжарских болот. Стоит прямо перед кроватью и гневно раздувает ноздри. Рычит как будто. Угрожающе…

Вторая – лучше бы ушел.

– Где всё? – от тихого, глухого рыка стены вздрогнули.

Новое золотое плетение озарило мрачное лицо. С несколькими порезами на и без того помятых щеках. С кляксами грязи на лбу, с ошметками тины на шее. Будь у него щупальца или хоботок, сошел бы за дитя изнанки.

– Ви-и-ика?..

– Вы справитесь сами, – сглотнула нервно, выбираясь из-под розового пододеяльника. – Я вам помогу.

– Интересно, чем же? – с вызовом рявкнул мужчина и шлепнул кулаком по пустому шкафу. Чистому, свежему, ароматному. Чуть присыпанному внутри лепестками филии (никуда от них анжарской весной не деться).

– Я ведь психиёлог, – серьезно покивала типу, жаждущему мести. – В некотором роде врач. Целитель для души.

– Так, психи… Ёлог! – Райс дернул рукой, и я инстинктивно отшатнулась и зажмурилась.

Матерь вархова!

Тяжелая пятерня легла на плечо и резко притянула меня вперед. Тряхнула нетерпеливо, добиваясь Варх знает чего. Я сделала судорожный вдох и приоткрыла один глаз: магистр смотрел на меня озадаченно.

– Ты испугалась.

– Да.

– Меня, – укоряюще выдохнул он. – Я бы никогда…

– Знаю, да, – сглотнула нервно, скидывая с плеча неуютную ладонь. – Давайте я хоть рану промою, у вас кровь на лице.

– Обойдусь, – отступил на шаг и завел руки за спину.

– Или компресс какой-нибудь сделаю. Вам же плохо, – виновато пожевала губы и сделала шаг к магистру. Нащупала пуговицу на его воротнике, расстегнула, выудив из петли зажим с желтым камнем по центру. – Или массаж могу. Нормальный. Вам бы мышцы расслабить. Вы весь словно из камня сделанный.

Райс зыркнул на меня так красноречиво, что я вернула зажим на место и резко отодвинулась.

– Ты еще примочки из пыльцы единорогов мне посоветуй, психиёлог. И дыхательную гимнастику!

«Да я бы сковородой вас отходила, найдись здесь такая же, как у нашей хозяйки в Тарлине! Мигом бы в себя пришли».

– Эта пыль была такой ценной, что вы весь трясетесь? – уточнила с вызовом.

– Пыль… Пыль не была, – отвернулся Райс и передернул плечами. – Через тебя когда-нибудь проходил мрак бездны, пропитывая каждый нерв болью и горечью утраты, хавранка?

– Нет… сир.

– И зови меня, Варх дери, по имени!

– А оно у вас есть?

Не знала, что хавранки сильны в телепатии. Одной Имире известно, на что он рассчитывал.

– Меня зовут Кейр, – пробубнила напряженная спина. – Не Кей, не Кер. Оно никак не сокращается, не уменьшается и не ласкается.

– Я и не собиралась… ласкать…

– Тогда ложись в постель, Ви-и-ика, – прошипел магистр, источая мрак каждым словом. – Закрывай свои любопытные голубые глазки, прячь под одеялом нахальные нежные ручки. И спи.

– А вы?

– А я утром сдеру с себя эту дрянь вместе с кожей! – Райс потряс запястьем, закатывая рукава. – Но пока мне придется прибегнуть к крайним мерам…

Я послушно присела на кровать и стала следить за его действиями. Как он дрожащей рукой прямо в темноте карябает несколько строк на бумаге (вряд ли в такой спешке получались хоть какие-то вензельки). Как опускает записку в ящик для магпочты и отправляет послание неизвестному адресату.

– Я велел спать, – угрюмо заявил магистр, едва не замертво падая в свое кресло.

– Я сплю, – заверила его, рассматривая мужчину во все глаза.

Он, похоже, опять ходил на болота и там спустил остатки резерва. Если в нем вообще что-то оставалось. Райс был плох. Очень плох. Будь у меня право голоса, я бы немедленно вызвала Граймса с его чудотворной диагностикой.

Запоздало пожалела, что решилась на столь кардинальную терапию и выкинула совершенно все. Все-таки отучать от магических зависимостей надо постепенно. И не в самый стрессовый момент.

– Спи качественнее, Вика. Лицом к стенке, – попросил магистр. – Сейчас придет одна… «целительница». Мне нужны особые расслабляющие процедуры. И будь у меня возможность выселить тебя из спальни в другой корпус, я бы это сделал без стеснения.

– Ох…

– Впрочем, если решишь проявить благородство, можешь погулять в коридоре, – он спрятал лицо в широкой ладони, и я не увидела выражения.

Так он писал маутянке… Наглой, шипящей и мелко-пяточной!

– Она не придет, – пробормотала, разглядывая вспухшую ветвистую венку, убегающую под закатанный черный рукав.

– А?

– Подружка ваша… которая «ш-ш-ш»…

– Вика!

– «Целительница»? – фыркнула нервно. – Раз говорю «не придет», значит, не придет.

Да что он понимает в целительницах? И с каких пор служительницам партэлей выдают право практиковать что-то кроме… кроме… прямого их назначения?

– Еще как придет, – угрожающе прорычал магистр, нетерпеливо постукивая по ящику. Ответа в нем до сих пор не появилось.

– Она уже приходила. Мяла простыни, крутила своим-ми… пятками. Грязными. Я ей жестами объяснила, что ее присутствие… нежелательно.

– Да что вы вообще себе позволяете? – черные глаза опасно сверкнули. Он резко поднялся с кресла.

Мы снова на «вы»? Где-то точно гхарр помер, ей Варху.

– Это она по вам вчера топталась, да? – я вскочила и рванула на нем рубашку, обнажая свежее пятно от красной пятки. – И как далеко зашли ваши топтания?

– Это не ваше дело, вы не находите, Вивика? – грозно прошипел Райс, пошатываясь надо мной то влево, то вправо.

Боги Эррена, и ведь действительно – не мое! Не хватало еще упрекнуть Райса в растрате средств академии, выделенных на расслабляющие процедуры. Я Вика… Вика, психиёлог. А не мисс Лонгвуд.

Он снова упал в кресло. Мрак мраком. Я покачнулась на пятках, покручивая в пальцах зажим с джантариком, опять оставшийся в руке.

Покосилась на притихший ящик для магпочты. Ни через секунду, ни через две он не окрасился ответным фиолетовым. Маутянка обиженно молчала.