– Достойный противник, славный бой! – прохрипел дикарь, глядя на нас мутнеющими глазами. – Свобода! Наконец я иду к моему народу. Вскройте курган и сожгите мое тело, дабы мой путь был легким.

– Сами копайте древний курган пилкой для ногтей и ложкой, – ворчал Лукась.

– Что было в инвентаре, тем и копаем, – огрызнулась Ева, – Гус вон вообще голыми руками землю гребет.

– Ты сравнила его руки с моими! У меня маникюр, между прочим.

– Вот и копай теперь пилкой для ногтей, а не мечом, как нормальный мужик.

Сама она, как и я, орудовала ножом. Слава богу, земля была не такая уж и плотная, сухая и отваливалась большими комками.

– А есть на чем его сжечь-то? – спросил я, оглядываясь.

– Найдем, – ответила Ева, – у меня огненная школа, конечно, базовая, но уж древние косточки я сжечь сумею, особенно если их предварительно маслицем из фонаря полить.

Древние косточки вскоре нашлись – не знаю куда делись все трупы жертвенных воинов и красавиц, в кургане лежал лишь один скелет, сжимавший костями пальцев совершенно окаменевшую дубину, которая в реальности была раз в пять меньше, чем та, что мы только что наблюдали. Да и скелет не был таким уж громадным, с Акимыча примерно ростом.

– Интересно, а где сокровища? – спросил Лукась, оглядывая раскоп.

– Вот они, – сказала Ева, снимая с черепа какую-то черную трубу, свернутую кольцом.

– Как-то это не выглядит чем-то дорогим. Хотя откуда у первобытных жителей золотые короны были бы?

– Это не золото, – кивнула Ева, – это гораздо ценнее – цельный кусок астерита.

– Ух ты, – присвистнул Лукась.

– А что такое астерит? – спросил я

– Это то, что не добудет ни один шахтер. Небесный дар, метеоритное железо. В Альтрауме нет лучше металла для лезвий. Ну, почти. Меч из астерита тысяч сто будет стоить, а тут… тут на один меч точно будет. Хотя, конечно, работа, другие сплавы, не забываем про проценты торговые если через аукцион.... Не помню, как сейчас астерит котируется, но, думаю, тысяч за шестьдесят мы эту штуку загоним. Хотя сперва к оценщику древностей снесем. Может, в таком виде она дороже будет, все-таки древняя вещь. И дубинку тоже захватим, хотя она никак не определяется, и оружием не является, но все-таки…

Мы сложили кости кучкой, облили маслом и Ева некоторое время кидалась в этот сомнительный костер фаерболлами, пока от древнего вождя не осталась россыпь пепла на песке. И в тот же момент посреди пещеры засверкала пленка инстанса – нас явно приглашали на выход.

Несмотря на то, что вчера после всей суматохи, рассказов, планов и веселья спать все отправились бог знает когда, проснулся я с первыми лучами солнца. Хорошо, не с первыми, а с пятыми. С шестнадцатыми. В общем, рано. И обрадовался этому. Пока все отсыпаются, я, наконец, могу заняться тем, по чему страшно соскучился. Погладив удочку в инвентаре и подготовив наживку, я ссыпался по лестницам во двор, предвкушая солнечные блески на еще тихой утренней воде и подрагивание поплавка между листьями кувшинок, которыми зарос наш берег Шамы, там, где он образовывал тихую бухточку. Я уже почти вышел за ворота, но, услышав ругань с другой стороны замка, пошел взглянуть, что там стряслось. Дворецкий Фрей, то воздевая руки к небу, то возмущенно указывая ими долу, вопрошал у двух растерянных слуг – почему во дворе замка имеется дыра в брусчатке, в брусчатке, которую третьего дня только уложили по всем правилам высокого искусства мощения?! За спиной дворецкого туда-сюда бродил Хохен, имея вид самый невинный.

Я услышал гогот от конюшни и увидел, что паче чаяния Гус тоже бодрствовал и на данный момент трепался о чем-то с парой конюхов, прислонившись спиной к возу, на котором высился целый стог зеленого сена. Увидев меня, он махнул – иди, дескать, сюда! Правильные иерархические отношения хозяина со слугой у нас с ним как-то не сложились. Я подошел.

– Слушай, покажи Мурку и Бофину это свою облизьяну.

Я сперва не понял, о чем он, потом понял и достал из инвентаря обезьянку, провернул ключик в ее желтой плюшевой спине до упора, выбрал местечко почище и опустил ее на камни. Обезьянка начала кувыркаться, Гус захохотал басом, Мурк и Бофин тоже схватились за животы. И тут в этой какофонии всеобщего веселья раздалась новая нота, как будто кто-то ржавой пилой водит по горе битого стекла, при том эта гора еще и лежит на гнутом листе ржавой жести. Я даже не сообразил сперва, что эти звуки издает Хохен, но он их издавал. Я с ужасом понял, что он, кажется, так смеется. Продолжая скрежетать, рыцарь вдруг ударил себя кулаками в грудь, наполнив двор гулом, а потом из-под его шлема вдруг вырвался яростный, почти человеческий вой. Одним ударом своего тяжелого железного сапога Хохен раздавил обезьянку и застыл, склонившись словно в поклоне.

– Что происходит?! – из-за угла замка к нам спешила растрепанная Ева, – почему квест изменился?

Я сообразил, что во время выступления Хохена у меня перед глазами действительно выскакивала какая-то табличка, но я ее смахнул, как отгоняют назойливое насекомое, так был увлечен происходящим.

Я вызвал квестовую панель.

«Сопроводите владыку Хохена к месту его рождения»

– Что тут непонятно? – спрашивал Акимыч, подпрыгивая на стуле, – он родился в Таосань, значит, везем его в Таосань!

– Угу, – сказала Ева, – только вообще-то Таосань – континент побольше Трансильвии – и куда прикажешь его везти?

– Да там еще и гражданская война, – напомнил я.

– Вообще там достаточно и мирных провинций, – сказала Ева, – нужно же нубам где-то появляться, а игрокам отдыхать. Думаю, что правильнее все же будет еще раз встретиться с настоятелем, все равно в Таосань удобнее всего добираться через Мантис.

– А не проще будет портануться в Шоан и оттуда, например, до Вивана? Он же строго на восточном побережье, там до Таосань по прямой.

– Не проще, – сказала Ева, – Малапуэлья, течение Союзного Моря, прямо перед Мантисом проходит, оттуда большинство рейсовых кораблей на Таосань отправляется. И, если честно, я предпочту полторы недели идти на «Эльвире» по Данеру, чем неделю трястись в виванском караване, глотая пыль. Тем более, что настоятелю я нашего железного товарища все же показала бы. Вряд ли наши враги снова будут искать нас в Мантисе, так что особо мы не рискуем.

– То есть, мы уезжаем? – спросил Лукась.

– Если хочешь, – сказал я, – можешь остаться. Ведь достаточно будет, если мы втроем квест выполним, Лукасю он тоже засчитается, да?

Кто знает, вдруг он на самом деле влюбился в эту Лукрецию. И вообще, мне казалось, что я как-то уж слишком решительно перевернул вверх тормашками жизнь бедного портье. Сдается мне, что без Таосань с ее гражданской войной он как-нибудь обойдется.

– Ну, здрастье, пожалуйста! – сказал Лукась. – Как по грязным подземельям и канализациям ползать, так без Лукася Ратцига никак, а в заграничный морской круиз за наградами ему ехать необязательно, рылом не вышел!

– Ну что ты несешь, Люк! – опешил я. – Конечно, поехали вместе, я просто за тебя же беспокоюсь. – тут я решил немного подольститься, – Ты все-таки натура тонкая, чувствительная, болезненная, мало ли какие опасности нас там могут поджидать.

– То, что я беспокоюсь о своем здоровье, вовсе не повод со мной не считаться, тут и похилее меня найдутся!

В этом с ним спорить не приходилось.

– Ладно, – вздохнула Ева. – пойду сегодня к этому их управляющему толстомордому и буду канючить, чтобы нам разрешили со следующим обозом в Ноблис отправиться. На порталы у нас средств не осталось. В Ноблисе продадим наше сокровище из кургана и прикинем, что у нас получится. Нимис, спишись пожалуйста с Шуткой и поставь его в известность о том, что мы всем составом уезжаем в поход. Куда – не конкретизируй, зачем – и подавно. Но если ему потребуется наличие формального члена клана в доступности, то пусть пришлет к нам кого-то из своих, и мы его примем рядовым. Все-таки всякое может случиться, они, наверное, захотят, чтобы хотя бы один номинальный член клана имелся под рукой. Хотя… это же «Бастарды». Мы у них и в Таосань под рукой будем. Но все равно напиши – хороший тон и так далее.