– И как там ощущалось насчет ванили?

– Не помню я никакой ванили! Плесенью там воняло, илом и мертвечиной! Клюквой еще раздавленной!

Ева поднялась со стула.

– Пойдемте-ка в библиотеку, я хочу вам кое-что показать.

Библиотека в этот час освещалась только лунным светом, но так как было двойное полнолуние, то этого света хватало, чтобы мы могли видеть ряды шкафов, низких столиков и конторок. Ева открыла один из шкафов и стала нашаривать что-то между полок. Раздалось хрупанье, шкаф заскрипел и начал выворачиваться от стены с треском, как выдираемый зуб.

– Потайной ход! – шепотом взвизгнул Акимыч.

Ева зажгла фонарь, сунула его мне и начала подниматься по лестнице, такой крутой, что мы шли вслед за нею практически на четвереньках. Пахло пылью. Когда лестница, сделав несколько оборотов, наконец закончилась, я поднял фонарь повыше – сквозь щели в крошечных оконцах под крышей лунный свет пробивался еле-еле.

– Это же всего-навсего пустой чердак, – сказал Лукась.

Ева, не отвечая, пошла вперед, нагибаясь под стропилами.

– Что-то мы уж очень долго идем, – минут через пять сказал Акимыч.

– И фонарь перестал светить. – сказал я, поднося фонарь к лицу.

Выглядело это странно. Фонарь по-прежнему горел, но пламя в нем освещало только само себя. Я оглянулся назад. Очень далеко голубоватым лунным светом манил к себе чердак, видимый, как крошечная картинка, зависшая в черноте. Я слышал дыхание моих спутников, запах их пота, противомозольный лосьон Лукася, но не видел даже собственных пальцев, держащих фонарь.

– Хохена нет, – сказал Акимыч, – так что мы просто не могли так далеко от чердака уйти – ста больших шагов шагов дистанции между нами с ним все еще, видимо, нет, хотя этого не может быть…

– Вот, что я хотела вам показать, – сказала Ева.

– Прекрасно, изумительно, – откликнулся Лукась, – большое спасибо, а теперь предлагаю всем вернуться назад самым срочным порядком. Простое здравомыслие подсказывает нам, что быть нам тут не надо. Чем бы это «тут» ни было.

– И давно ты это нашла, Евик? – с некоторой обидой спросил Акимыч. – Могла бы и рассказать, между прочим.

– А что рассказывать? Искала другую тетрадку для записей, первая закончилась, нашла вот это. Здесь действительно ничего нет, – сказала Ева. – просто идешь в темноте и все. Ни стен, ничего. Я даже решила, что это какой-то игровой баг, ошибка разработчиков. Да, да, Лукась, я знаю как ты к этому относишься, но у тебя своя религия, а у нас своя! А теперь я и думаю, вдруг это изнанка Ка-труа? Нимис, ты случаем ванили не чувствуешь?

Я принюхался. Все притихли.

– Чувствую, – ответил я.

Ванилью, действительно, пахло, и вряд ли я был способен учуять здесь ванильный разгром, учиненный Акимычем в подвале здешней кухни. Тем более, все-таки это была не совсем ваниль. Очень похоже, но нет. Что-то сладкое, волнующее, чужое и не очень хорошее… не знаю как объяснить.

– Что же, иди на запах, – сказала Ева.

– Давай, Шарик, искать! – подхватил Акимыч и тут же пояснил, – Это я так шучу, не обижайся!

– Прежде я хотел бы, чтобы Гус и Лукась вернулись на чердак, а еще лучше к нам в комнаты. Мы не знаем, что нас ждет, и подвергать их риску…

– Еще чего! – сказал Гус.

– Да уж, после того как вы протащили нас по всем клоакам Шоана, это просто лицемерие – переживать за нас на каком-то чердаке.

– В подземельях все-таки был обычный мир, оттуда всегда можно было убежать, а здесь мы вступаем в сферу непонятного.

– Я не про подземелья, – фыркнул Лукась, – я про эти их так называемые гостиницы. Если бы вы видели матрас, который мне выдали в последней… страшно представить кто и чем на нем занимался.

Я уже давно знал, что Лукась до крайности любопытен, и понял, что сейчас он будет ругаться, ныть и скандалить, попрекать нас пренебережением к его драгоценному здоровью, но никуда так и не уйдет, потому, что ему страшно хочется узнать – что там, за чернотой.

– Ну и черт с вами, – сказал я и двинулся на запах ванили.

Он становился не сильнее, но как-то явственнее, я чувствовал, как рука Евы держит меня за пояс, двигались мы вереницей по-прежнему в полной темноте, хотя я уже был готов поклясться, что под ногами не старые доски, а что-то гораздо более твердое. Тут это твердое словно изогнулось под подошвами, и вот мы уже все с криками и ругательствами летим по огромной незримой горке в полную неизвестность. Я, кажется, тоже орал и хватался за чьи-то ноги и волосы, пытался как-то развернуться, и тут хлоп – все кончилось. Мы валялись на полу широкого серого каменного тоннеля, скорее, коридора, на стенах которого горели и коптили синим пламенем факелы, закрепленные в железных кольцах.

– Ну вот, – сказал Лукась, – докатились. Тут и выхода никакого обратно нет.

– Слезь с меня, пожалуйста, – ледяным голосом сказала Ева Лукасю.

– Это мы в мире духов, да? – спросил Акимыч, стоя на четвереньках.

– Похоже на то. – ответила Ева. – А кроме того – мы идиоты. У меня с собой ни зелий, ни свитков, Лукась вон вообще в халате и тапочках. Нужно было вернуться и подготовиться как следует. О чем я только думала!

– Да ладно, – сказал Акимыч, – подумаешь, тапочки, мы и не в таких переделках бывали!

– А в каких мы еще переделках бывали? – неожиданно заинтересовался Гус. – У меня тоже копье наверху осталось, то есть, внизу, то есть…

– Ну, на изнанку Лоди это точно не похоже, – сказал я. – Впрочем, логично, что изнанкой замка должен быть замок. Теперь нам просто нужно найти отсюда выход.

И мы пошли по коридору, который вскоре еще расширился и напоминал уже каменные залы без единого окна. И тут раздался звон металла и далекие голоса, мы застыли, сбившись в кучку. Из стены вышла группа призраков. Настоящих призраков – голубых и прозрачных. Мужик в латах, о которых я сразу понял, что они очень, очень древние, хотя латы все вроде как древние, но эти были явно совсем уж из глубины эпох. За ним следовали трое с обнаженными мечами.

– Замок полностью взят, – прошипел один из них, – бунтовщики захвачены.

– Всю семью хозяина повесить над воротами! В назидание тем, кто восстает против владыки!

– И детей?

– Я сказал «всех»

– И даже младенца? Он же не задохнется в петле, петля не затянется.

– Значит, младенца задушить, а потом уже повесить!

На этом призраки скрылись в стене, не обратив на нас ровным счетом никакого внимания.

– Ну, и правильно, что этим замком бастарды теперь распоряжаются. – сказал я, – Как-то не очень хочется в нем теперь жить.

– Все древние строения несут на себе след грозных деяний минувшего, – сказал Лукась, – это не повод отказываться в них жить, если, конечно перестроить их с учетом требований комфорта, необходимого современному человеку. Особенное внимание уделив водопроводу.

– Вообще эти духи не казались особенно опасными, – сказал я, – ну, то есть, для нас. Они нас, похоже, вообще не видели.

– Будет нужно, все они увидят, – злобно сказала Ева. – Может, и сейчас только придуриваются.

В следующей зале призрачная дева расчесывала волосы, сидя на призраке кресла, а напротив нее покачивался в воздухе пожилой господин с пузом, при бороде и при небольшой аккуратной короне. Пожилой господин обстоятельно и пространно объяснял девушке, почему ей нужно выйти за какого-то сира Макуро, тем более, что семьдесят лет – самый расцвет мужских сил. Мне даже хотелось узнать, что ответит ему девушка, имевшая вид далеко не скромный и не покорный, но призраки взяли и растаяли на самом интересном месте. Зато потом мы встретили эту же девушку, когда она закапывала в цветочный горшок чью-то отрубленную голову, предварительно поцеловав ее в лоб. Мы присутствовали при тайных убийствах и явных злодействах, бывали на балах, пирах и поминках, и все это время словно сами были призраками – невидимыми и бесплотными. Костюмы призраков становились все необычнее. Мужские чулки и пышные женские юбки сменились сперва длинными рубахами с вышивками, которые превратились потом в куски драпированной ткани, а когда очередной призрак, потрясая копьем, вышел на нас из стены, я увидел на нем меховую набедренную повязку и завязанную на груди лапками шкуру льва вместо плаща. Менялся и сам замок. Если сперва это были вытесанные каменные блоки, то теперь мы явно находились в пещере, где природный камень на стенах мешался с землей и мхом.