Я резко вырвалась из сознания. Нашла взглядом единственные глаза, которые были важны, и поняла, что проиграла. Если бы можно было умереть от чувства вины, я бы умерла в тот же миг. Даже сейчас я чувствовала его боль, отчаяние, неверие, нежелание верить и… смирение. Все, что так боялась увидеть. В его глазах что-то умерло сейчас. Может, любовь, что нас объединяла. Но моя-то никуда не делась. Вот она здесь. Прямо в сердце. Живет и плачет, раздирает меня на части. Это было невыносимо. Захотелось умереть, исчезнуть, испариться, отдаться той части себя, которая звала меня сейчас в свое далекое путешествие. Я больше не хотела быть собой, не хотела бесконечно страдать и чувствовать хоть что-то. И желание исполнилось. Я взмахнула крыльями, почувствовав свободу, отключила свою человеческую часть и взмыла вверх, ввысь, в небеса, вперед к свободе, туда, где нет боли, отчаяния и сожалений, туда, где есть только небо и покой. Вперед, навстречу солнцу.

Азраэль смотрел вслед улетающей части его души, зная, что она не сможет без него, зная, что она обязательно прилетит. А потом посмотрел на Рейвена, без торжества или радости. Скорее там было понимание. И осознание. Он не сдастся. Они оба не сдадутся. И будет борьба. Не до смерти, в их случае это невозможно. Но никто из них не станет сдаваться. Просто потому, что они оба безумно любили.

— С тягой побратимов невозможно бороться, — проговорил Азраэль.

— У тебя есть природа, а у меня ее сердце. Посмотрим, что победит, — ответил он и исчез в воронке портала.

И только один человек сгорал сейчас от гнева и ненависти. Зак. Он почти сделал это, понял, осознал и все же почти убил этого гада. И убил бы, даже ценой жизни Ауры. Она знала эту цену и все равно пошла до конца. Винил ли он ее? Нет. Но его, ее побратима он будет ненавидеть до конца жизни. Его удержало только одно. Жанна. Она так цеплялась, что он упустил момент. Впрочем, может, это было и к лучшему.

— Ты могла представить что-то подобное? — спросил Лестар, обнимая свою теперь уже жену в полном смысле этого слова. И брачная ночь была чудесной. Наполненной страстью, нежностью, томлением, огнем и льдом. Все как всегда, и все же по-новому.

— Я знала, что все не просто, но не представляла, что настолько.

— Думаешь, с кем она останется?

— С тем, кого любит.

— Любить можно двоих.

— Нет, нельзя. Есть привязанность, дружба, забота, страсть, страх обидеть и многое другое. А любовь одна. И ее можно испытывать только к одному человеку.

— Из твоей путанной речи, я понял только одно — ты меня любишь.

— А ты сомневался, глупый? — улыбнулась она и приподнялась на подушках. — Я тебя очень люблю. Иногда ты меня бесишь, как никто, и так и хочется треснуть по твоей чугунной голове чем-то тяжелым, но я сдерживаюсь.

— Поверь, мне хватает твоих ледяных разрядов.

— Ледяных разрядов говоришь, вот таких? Или таких? А может, таких?

А ведь лед и правда умел обжигать, особенно, если приправлен страстью.

Утро обещало быть прекрасным. Он проснулся оттого, что солнышко светило прямо в глаза. Но сегодня оно его не раздражало. В конце концов, он уже двадцать часов как женатый человек. По-настоящему женатый. Губы сами собой расплылись в улыбке. А еще хотелось коснуться ее. И где же тут спряталась его любимая девочка? Он коснулся рукой и тут же отдернул ее. Она была ледяной. Совершенно. Он откинул одеяло и попытался снова прикоснуться. А сердце сжал страх. Липкий, холодный, неизбежный. Она не просыпалась, лежала вся синяя. Он завернул ее в одеяло и бросился к лекарю.

А через час понял, что это яд. Ее отравили. Через браслеты, которые подарили анвары.

— Твари, — прошипел он и ударил кулаком по стене, содрав руки, — Что с ребенком?

— Он жив… пока. Но, если тело окончательно лишится тепла, то плод умрет так, и не родившись.

Хотелось сжать эту жирную шейку и сломать, как индюку. Он посмел назвать их ребенка плодом.

— Что я могу сделать?

— Противоядие. Найдите противоядие. Мне понадобится время, чтобы определить яд и написать ингредиенты.

— Действуйте, — зашипел он, а потом вылетел за дверь, чтобы связаться с повелителем. Если это его рук дело, то он тоже скоро лишится невесты. Уж он об этом позаботится.

Итак, что мы имеем? Я в лесу. Это факт. Кажется лес живой. Тоже факт. На мне нет ни нитки одежды. Это плохо. И, кажется, в этом лесу я не одна.

Пришлось спрятаться за деревом. Неудобно ужасно. Бегать по лесу босиком, да еще прикрываясь только волосами. Хорошо, что они у меня длинные. Что ж, Аура, ты хотела свободы? Вот и получила. Обухом по голове.

А что это эти люди разбойного вида там несут? Человека что ли?

Я присмотрелась. И, правда, человек. Ой, они сюда направляются. Бросилась в ближайшие кусты. Колючие, твою мать. Нехилые такие кустики. Малина, что ли? Ай, ой! Моя нога и рука. И волосы. Я сейчас их все здесь оставлю.

Тем временем разбойники сделали свое черное дело. Привязали юношу к дереву, побили. Да и ушли. Странные люди. И юноша странный. Вроде сильный. А с этими справиться не смог. Магия в нем так и бурлит. Знакомая такая магия. Побратим. Красивый. Есть в нем что-то знакомое. Особенно глаза. Серые с лучиками грозовыми. Ой, кажется, он меня видит. Голую. Совсем. Сбежала. То есть юркнула в облюбованные мной кусты, особенно, когда шаги недалеко услышала.

К дереву подошла девушка с длинной рыжей косой и залилась радостным и совсем не уместным в такой ситуации смехом.

— Лис, ты долго пялиться будешь? — разозлился парень.

— Нет, вот умора. Я просто падаю. Держите меня. Какие-то людишки скрутили знаменитого и неустрашимого Гара.

— Поймаю — отлуплю.

— Ага. Ручонки не дотянешь. Они у тебя связаны, между прочим.

— Смейся, смейся. А я тебе главного не расскажу.

— И что же у нас главное? — недоверчиво хмыкнула девушка.

— Развяжешь, скажу.

— Врешь ты все, — ответила она, но разрезала веревки. Да охренеть просто! атами… Причем у нее в руках был мой атами. Мой Сапфир. Парень освободился. Потянулся, разминая косточки, и улыбнулся.

А у меня шок мозгов случился, когда я улыбку эту увидела. Я ее миллион раз в зеркале лицезрела.

— Я маму видел.

— Врешь.

— Не вру. Она такая же, как на портрете. Даже лучше. Красивая. Только голая почему-то.

— Ты сволочь, Гар. Я тоже хотела ее увидеть. Расскажи мне все. Куда она пошла? Может, догоним?

— И что скажем?

— Ну, не знаю. Поздороваемся, может?

— Ага. Поздороваемся. Здравствуй мама, а мы твои дети. Ты нас не знаешь, а вот мы о тебе все. В лучшем случае, она нас пошлет. А в худшем, долбанет одним из своих заклинаний. И станем мы дымящимися тушками. Нет уж. Бабушка сказала — не приближаться. Мы и не будем.

Бабушка????? Какая еще бабушка? Так. Спокойно Аура. Кажется, у меня на почве стресса крыша уехала далеко и надолго. И этот странный разговор мне просто приснился. Ага, и я совсем не стою голая в кусте с малиной, исцарапанная и голодная, как зверь. Эй, сущность моя вторая. Я вообще-то птичкой хочу стать. Просыпайся давай! Не услышала. Жаль.

И что мы теперь имеем? Я в лесу. Это факт. Лес живой. Тоже факт. По этому лесу разгуливают побратимы, которые меня мамой называют. Сомнительно. Может и не меня они вовсе. Ага. Здесь других голых особ не наблюдается. Ох, как мне плохо. Стоп. Дети. Дети — это хорошо. Дети — это цветы жизни. Вот только если б я знала, что эти детки из себя представляли, даже не думала бы идти за ними.

Конец четвертой книги.