— Что ж, выдержка у тебя железная. — хмыкнул Алекс, — но… Фу! Уильямсов есть нельзя. И, Грег, фу — это команда. Понял?

Райли скинул с себя пиджак и небрежно бросил его на стол:

— Так, тряхну-ка я стариной — я с вами до дома Грега. Внезапное помутнение разума вне полнолуния стоит расследовать отдельно. Так, дамы и господа… Все в курсе, что стоит делать. Встретимся у Мэри. Удачи!

Мэри вздохнула — быть ведьмой оказалось неинтересно. Пока мужчины отправляются на приключения, ей остается одно — ждать и готовить чай. Или…

Она поспешно вышла из кабинета:

— Господа, я с вами. И это не обсуждается!

Терри рисовала, рисовала и снова рисовала — водой на гладкой стене камеры, пролитым кофе на столе, кашей на тарелке, тенью на стене. Она вновь и вновь придумывала новые возможности для рисования. В ход шло все, что могло оставить отпечаток на поверхности. Только это не помогало.

Никто, ни кошки, ни мыши, ни выдуманные звери не несли весть Королю котов о том, где оказалась Терри. Она снова придумывала, но ни одна её задумка не срабатывала. Иногда она даже понимала — почему. Иногда, когда лекарство переставало действовать, она выплывала из зыбкой нереальности сна, чтобы… снова заснуть и опять рисовать. Главное, пытаться и не сдаваться, держаться, как держался все эти годы отец. Рисовать и надеяться, что хоть один рисунок сбудется, ведь был Грег, было кафе, были крылья и жабры, за которые Алекс её прибьет — она так и не нарисовала рисунок, где этот фейри мог их убирать по собственному желанию. Она должна вырваться из тюрьмы, из сна, из плена, иначе убийства будут продолжаться и продолжаться — заготовок Питер Уильямс-старший оставил немало. Иногда, когда сон был не особо глубок, она даже понимала, как удалось убить Пегги Райли вопреки сопротивлению отца. То, что он сопротивлялся, она уже знала. Раньше это была вера, теперь — знание. Мама тоже хороший портретист, она могла сама дорисовать за отцом, устраняя огрехи или заканчивая портрет, как делала Терри после пропажи отца. Или… В голову пришла крамольная мысль… Или Хелли могла дорисовать. Ведь откуда-то Хелли знала, что Терри жива. Ба только надеялась, а Хелли — знала. А еще…

Папа ведёт её руку уверенно и точно, чтобы не нарушить рисунок.

— Вот так, Терри. Видишь, ничего страшного. Я всегда рядом, я всегда помогу…

Терри макает кисточку в воду и осторожно набирает краску на самый кончик кисти. И проводит линию сама. Та получается корявой, ломкой, неправильной, и хочется плакать от горя — она испортила красоту. Папа вновь кладет свою руку поверх её кулачка:

— Все хорошо, Терри, сейчас мы все исправим…

Хелли учили рисовать наверняка так же. И точно так же она учит рисовать Алистера, своего сына.

И Терри упрямо повторяла нарисованной в своем воображении мышке:

— Весть для Короля котов… Это Эвансы. Это Эвансы все устроили. Это моя сестра…

— Шшш, — зашептал ей кто-то в ухо, — мы знаем, малыш. Мы знаем…

Её несли куда-то так, что кружилась голова, и пока у Терри сохранялось понимание, что она в реальности, она шептала главное:

— Карандаш… И бумагу… Я должна…

Лежать в чужих объятьях было неудобно — её крепко прижимали к чему-то твердому… К кевларовой броне, поняла она, еле открыв глаза — перед ними все плыло и превращалось в резкие, болезненные пятна. Вдобавок под ухом оказалась пищащая в несколько голосов рация, которая докладывала, что Питера Уильямса обнаружили живым, что неизвестный Терри Морт проверил все помещения, что других пленников нет, что Эванс взят, что пора уносить ноги…

— Карандаш…

Её оборвал твердый голос Алекса:

— Сейчас ты должна лежать и выздоравливать. Поверь, мы в состоянии со всем справиться.

И пока действовала странная анестезия, и пока Терри не боялась Алекса, она, еле сфокусировав зрение и убеждаясь, что её нес Грег, нагло сказала Алексу прямо в лицо:

— Это не Ба! Это не мой отец! Я же говорила! — во всяком случае, она надеялась, что это было нагло, и что говорила она настоящему Алексу, а не воображаемому — и такое могло быть.

Видимо, она снова провалилась куда-то в сон, потому что Алекс в ответ на её слова рассмеялся:

— Я же предупреждал — она боец. Страшно теряющийся в самом начале, зато потом рвущийся в самую гущу боя.

Окончательно она пришла в себя в своей старой спальне в особняке, словно последних лет её свободы и не было. Рядом у кровати сидела в удобном кресле уставшая Ба, миссис Элеонора Уильямс, чуть постаревшая за последние нервные дни, но все такая же энергичная и уверенная в каждом своем действии.

— Ка… — Терри закашлялась — горло пересохло, и каждое слово, словно наждачкой проходило по нему, — карандаш… И бумагу…

Ба отрицательно качнула головой, из её всегда элегантной прически-пучка вырвалась прядка, падая на лицо:

— Нет, Тереза. Никакого рисования. Тебе нужен покой и постельный режим.

Терри впервые не послушалась Ба — она неуверенно села в постели, опираясь спиной на подушки. Хорошо, что очки Терри где-то потеряла — рассмотреть недовольство на лице Ба не удавалось.

— Мне… — Терри снова одолел кашель — в спальню вошел Грег, неся бокал с соком:

— Терри, выпей, пожалуйста.

Терри от неожиданности вновь подавилась кашлем — Грега в своей спальне она не ожидала. Не то, чтобы такой сюрприз ей не пришелся по душе, но за Грега стало откровенно страшно: если бы взгляды убивали — Грег должен был испепелиться, так на него посмотрела Элеонора Уильямс:

— Молодой человек, вам нечего делать в этой спальне. — голос в отличие от пламенного взгляда был нордически холоден.

В дверях встал Алекс и, прищурив глаза, напомнил:

— Договор, миссис Уильямс. У нас с вами договор. Помните?

Терри взяла бокал у Грега и в свою очередь, собираясь с разбегающимися мыслями, напомнила:

— Ба… Ты обещала — если со мной все будет хорошо, то ты помиришься с Алексом и Грегом. Со мной все хорошо, не считая потерянных очков. — она принялась пить — тирада нелегко ей далась.

Элеонора Уильямс повернулась к внучке, вкладывая в голос все свое недовольство, раз на лице его рассмотреть Терри не удалось:

— Про мистера Плитта в обещании не было ни слова. Я обещала, что прощу мистеру Смиту его ручную псину. Не более того.

— Псину? — в комнате, пугая Терри, запахло смертью — очевидно, Алекс не на шутку обиделся за друга и сейчас нависал над Элеонорой Уильямс. Его остановил Грег, удерживая за руку:

— Не надо, Алекс. Сейчас это глупо.

Алекс нахмурился и протянул Терри скетчбук и пачку карандашей, забирая пустой бокал:

— Держи, Терри. Ты просила…

Она поблагодарила кивком и тут же спросила:

— Что я должна нарисовать? — Карандаш в её руках уже был готов действовать.

Элеонора вмешалась и холодно напомнила:

— Им ты ничего не должна. — Её пальцы властно легли поверх правой руки Терри, мешая рисовать.

Алекс неожиданно для Терри подтвердил:

— Отдыхай, ничего рисовать не надо. Все, что можно было исправить, мы исправили. А то, что нельзя исправить, твоему карандашу неподвластно.

Терри уточнила:

— А украденные картины? — Их судьбу она не знала.

Грег успел первым, опережая и Ба, и Алекса:

— Они уничтожены пожаром. Так что больше не нужно думать, как опередить смерть.

Алекс осторожно высвободил свою руку из захвата Грега и посмотрел на миссис Уильямс:

— Надеюсь, больше заготовок для смерти нет?

Та ровно сказала:

— Нет. И больше никогда не будет — слово Уильямс.

Терри влезла в разговор:

— Ба… Так вообще вы с отцом могли вывешивать в галерее эти картины?!

Элеонора развернулась к ней и грустно сказала:

— Это условие завещания твоего прадеда — картины должны быть в галерее в свободной продаже. Иначе все деньги и собственность отходят государству. Мы не могли иначе, как бы нам этого не хотелось.

Терри все же решилась на очередной вопрос — она хотела знать все о своей семье, она устала от тайн: