Не знаю, что его остановило, может быть, мои слезы, но он разжимает ладонь, которой удерживал мои руки. Его губы теперь не терзают, они мягко скользят по лицу, собирают еще не высохшие слезы.

Локтями он упирается по обе стороны от моего лица, немного приподнимается, чтобы больше не давить на меня всем весом. Сразу становится легче дышать.

Я вздрагиваю, дергаюсь в сторону, когда снова чувствую пальцы Яна на бедре.

— Тише, чудо. Не буду больше, — успокаивает меня шепотом на ухо и поправляет юбку. Осторожно гладит по изгибам через нее.

— Отойди от меня, — хриплю в ответ, отталкиваю его, сжимая ноги до неприятных ощущений.

Оглядываюсь по сторонам в поисках белья. Замечаю в метре от стола порванные трусики. Надо будет не забыть забрать их, чтобы избежать лишних сплетен.

— Агата… — Ян сам растерян. Вроде освобождает мне пространство, увеличивая расстояние между нами, но через пару секунд снова делает шаг навстречу.

— Нет, — выставляю ладонь и качаю головой. Пытаюсь пригладить волосы, чтобы не идти лохматым чудовищем через весь университет.

— Агат, я… Я бы не стал до конца, — тяжело сглатывает.

— Сам-то веришь в это? — жалю его ядовито, спрыгиваю со стола на пошатывающихся ногах.

Ян отводит взгляд.

Моя сумка валяется на полу, я подхватываю ее за ручку и прижимаю к груди в защитном жесте. Кострова передергивает, когда он замечает это.

— Малыш, я знаю, что я урод…

— Я хочу отсюда уйти, — перебиваю его, киваю в сторону стула, который до сих пор подпирает дверь.

Ян подходит к нему и резко дергает. Я в этот момент прячу порванное белье в сумку. Мне ужасно некомфортно без него. Ощущение, что я сейчас выйду в коридор и все поймут, что под юбкой у меня больше ничего нет.

— Давай поговорим? Пожалуйста, — он запирает собой дверной проем.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Я видеть тебя больше не хочу, но, к сожалению, это невозможно.

— Ты вся дрожишь, Агата. Можно я тебя хотя бы до машины провожу? Или лучше сам подвезу, чтобы по дороге ничего не случилось.

— На такие случаи люди придумали такси. Избавь меня от своей компании, будь так добр.

Он сжимает зубы от моего тона, но все-таки отходит в сторону.

Мне правда приходится дождаться такси и бросить свою машину на парковке, потому что в таком состоянии я не рискую садиться за руль.

Первым делом дома я забираюсь в душ. Хочу стереть все отпечатки Яна с кожи, но вместо этого только растираю ее до красноты и неприятного жжения от воды.

Заворачиваюсь в большой махровый халат с длинными рукавами, чтобы скрыть синяки на запястьях от Дианы. Она не трогает меня до самого вечера. Понимает, кажется, что пока лучше этого не делать.

— Тебе помочь? — мелкая приходит на кухню, где я с помощью отбивных снимаю стресс, только когда на улице совсем темнеет.

До этого я делала печенье, которое в итоге все сгорело.

— Ди, завтра я вернусь к себе прежней, обещаю. Но пока как-то так, — сразу перехожу к делу, прекрасно понимая, что Дианка на самом деле пришла обсудить мое странное поведение.

— Ты всегда будешь считать меня маленькой, да? — кисло спрашивает, когда я пачкаю кончик ее носа в муке.

— Я тебя не считаю такой, просто это очень личное, и я не готова обсуждать. Выбери лучше какой-нибудь сериал из новых на вечер. Закажем роллы, посидим до ночи, чтобы потом утром проснуться с опухшими глазами, — улыбаюсь.

— А это куда? — Диана спрашивает про гору отбивных.

Да, что-то я увлеклась… Мы это неделю есть будем.

— На потом, — убираю тарелку с уже остывшим мясом в холодильник, достаю новую для порции, которая жарится на сковороде.

— Странная ты какая-то… У тебя точно все будет в порядке?

— Когда-нибудь обязательно будет, малыш.

Телефон вибрирует на диване, когда я уже закрываю глаза. Пытаюсь вслепую надиктовать голосовому помощнику просьбу выключить вибрацию, сбросив перед этим звонок, но он отказывается подчиняться и предлагает мне вообще другие варианты своим раздражающим голосом.

Приходится открыть один глаз, чтобы посмотреть, кто там такой настойчивый. На экране светится несколько пропущенных от незнакомого номера, новый звонок проходит как раз в момент, когда я собираюсь перезвонить. А если с матерью что-то?..

— Агата Юрьевна… — в трубке раздается уже знакомый голос Вертинского.

— Два часа ночи. Ты считаешь, что это нормально, звонить мне в такое время?

— Ян в больнице.

В себя я прихожу лишь через десять минут, уже натягивая кроссовки на голые ноги.

Агата

— Да там всмятку все…

Я замираю, хватаюсь за стойку сестринского поста.

— Нет, нормально уже не соберут…

Дыхание перехватывает.

— Ну полгода, может, протянет при должном уходе, а дальше все…

Перед глазами мутнеет, я оседаю на грязный пол, давлю на виски, чтобы совсем не отключиться.

— Девушка! Девушка, вам плохо? Ну что ж вы так… Молодой человек, помогите!

— Агата Юрьевна?..

Голоса смешиваются в один какой-то гам. Я окончательно уплываю сознанием. Пытаюсь цепляться за эту реальность, но у меня совсем ничего не получается.

Обратно меня возвращает тошнотворный запах. Медсестра активно сует мне вату под нос, несмотря на то, что я делаю резкий вдох и отшатываюсь так, что ударяюсь затылком о стену позади.

— Все, не надо… — морщу нос, задерживаю дыхание, чтобы больше не чувствовать эту гадость.

— Держите ватку. Если снова начнет отключаться, зовите, — девушка отдает это химическое оружие Вертинскому и оставляет нас вдвоем.

— Что с Яном?.. — ворочаю языком, но получается как-то вяло. — Насколько все плохо? Его оперируют?

— Нормально все с ним, — он отвечает как-то не особо уверенно. — Ну, помяло конечно. Ребра вроде сломаны и подбородок штопают. Сотрясение еще, наверное.

— А как же твой разговор? Я все слышала…

— Какой разговор? — нахмуривается. — А, так я вообще не про него говорил. Мы с Демычем тачку его обсуждали. У него бывшая отомстить решила, впилилась пьяная в столб на скорости. Ладно хоть сама жива осталась. Дурам везет, там вообще ни единой царапины.

— А мне ты тогда зачем позвонил?! — я толкаю его ладонями в грудь, вскакиваю со стула. — Еще и таким умирающим голос сообщил, что Костров в больнице. Да я тебя собственными руками придушу сейчас, здесь как раз где-то морг должен быть, далеко везти не придется!

— Я вас набрал, потому что Ян сразу после больницы собрался разборки устраивать. Вдруг хоть у вас получится ему мозги на место вставить? Меня этот придурок не слушает. Поговорите с ним, а? Ну он же не терминатор, в драку лезть с битыми ребрами и сотрясом…

Вертинский выглядит и правда виновато. Напоминает огромного кота, который подрал курицу, а теперь сидит-стоит перед хозяевами и своими глазами пытается их разжалобить.

Вот вроде и тапком надо для профилактики, а взгляд такой милый, что рука не поднимается. Да и тапка у меня нет…

— И где этот твой герой? — спрашиваю, пожевывая нижнюю губу. Не хочу признавать, что я волнуюсь за него. Но ведь волнуюсь, как оказалось.

— В кабинете торчит, зашивают еще. Скоро выйти должен.

— Что вообще случилось?

— Его на гонке подрезали. Намеренно подрезали, чтобы он в ограждение влетел. Подушки запоздало выбросило, Ян успел налететь на руль.

— Господи, у вас что, девять жизней?! Адреналина не хватает? А родителям вашим какого будет, если что-то случится? Вы вообще думаете о ком-то? Или только о себе любимы…

Я чихаю и отскакиваю на пару шагов, потому что Вертинский резко выставляет вперед руку с противно пахнущей ваткой. Защищается он от меня, видите ли.

— Я тебе сейчас эту вату…

— Ты чего шумишь, чудо? — за моей спиной раздается вымученный голос Кострова.

Помяло его явно больше, чем мне рассказал Мирон. Может, внешне это особо и не выделяется, но Ян прижимает одну ладонь к ребрам и пошатывается на месте.