— Ладно. Синее бери, до черного у тебя нос еще не дорос, — встаю и отнимаю у нее вешалку с тем самым платьем, в котором сидела тогда за барной стойкой. — Не буду рассказывать тебе про ошибки, потому что ты меня не станешь слушать, но я прошу тебя только об одном, Ди. Не отключай голову. Ты у меня умная, я знаю.

— Не волнуйся, сестренка. Я не сделаю тебя тетей раньше времени, — на ее щеках появляется забавный румянец.

Дианка пытается храбриться, играет во «взрослость», хотя сама все еще спит с плюшевым медведем в обнимку.

Я точно либо поседею, либо оторву Вертинскому одну важную часть.

Мне так спокойнее будет.

— Я сегодня маме звонила… — ее голос сразу становится тише.

— Как все прошло?

— Да как обычно. Надеялась, что после моего побега она что-то поймет, но нет, — Ди совсем расклеивается.

Садится на диван и чуть ли не шмыгает носом.

— За что она так, Агат? Я же ничего плохого не сделала.

В ту ночь, когда я нашла сестру под дверью, она сбежала из дома, потому что наша мать опять подняла на нее руку. Не в первый раз, как оказалось.

Все дело в том, что наш отец ушел от нее к молодой любовнице. Девочке едва исполнилось восемнадцать. Ну и мама решила посвятить свою жизнь тому, чтобы из нас не выросли такие же «шалавы», как она всегда говорила.

Я сбежала из дома в общагу, когда все только началось, а Диана все это время молчала об ухудшении положения. Мне удалось ее разговорить тогда, она показала мне несколько шрамов от пряжки ремня на теле…

Теперь до совершеннолетия она будет жить со мной, а матери я пригрозила органами опеки и позором перед соседями и подругами.

— Иди сюда, — я притягиваю сестренку к себе, позволяю ей уложить голову на свои колени. Перебираю волосы, чтобы она успокоилась. — Мы с тобой обе ни в чем не виноваты. И изменить тоже ничего не можем. С этим придется просто смириться. Это наша мама, мы ее не забудем, но у нас всегда есть выбор, запомни это.

— Но она же теперь совсем одна осталась…

— Ты хочешь к ней вернуться?

— Нет!

— Ну, вот тебе и ответ на все, — я наклоняюсь и чмокаю ее в висок.

До прихода Мирона с Яном сестренка успевает переодеться и уложить волосы. Я же демонстративно выбираю домашний комплект одежды — лосины с просторной футболкой.

Парни заваливаются в квартиру с тремя пакетами, один из которых подозрительно звенит.

— Да там газировка, — неловко переминает с ноги на ногу Вертинский.

— Так я и поверила.

На кухне выясняется, что шампанское, оказывается, тоже называют газировкой. Дианка гипнотизирует меня щенячьими глазами и выпрашивает бокал себе.

— Но только один, — сразу предупреждаю.

— Это тебе, — Мирон достает из-за спины плюшевую фею Динь-Динь и вручает ее абсолютно красной Диане.

— Сп-пасибо…

Я только закатываю глаза и быстро делаю несколько глотков сладковатой «газировки», потому что на кристально трезвую голову мне максимально сложно мириться с тем, что мой студент флиртует с моей младшей несовершеннолетней сестрой.

Парни по очереди рассказывают какие-то истории, Дианка осваивается и смеется уже почти без стеснения. Я же отмалчиваюсь со своего места, но губы периодически тоже расползаются в искренней улыбке.

— Прогуляемся на балкон? — Ян наклоняется ко мне, трогает губами мочку.

— Зачем? — увеличиваю расстояние между нами.

— Хочу твои губы.

Кусок тортика встает в горле комом. Я нервно сглатываю и отодвигаюсь еще больше, но у меня здесь стена и деваться совсем некуда.

— Брось, чудо. Дай этим двоим потрындеть наедине. Ничего Верт твоей сестренке не сделает, он же не отбитый.

В это время Мирон как раз объясняет что-то Дианке, и я вижу, как у той светятся глаза.

— Пять минут, — громко оповещаю всех. — Нам с Костровым нужно обсудить кое-что по его…кхм…реферату.

Я удаляюсь из кухни с гордо выпрямленной спиной, и мне совершенно не важно, что за ней раздается громкий смех всех присутствующих.

Ян идет за мной, по пути сдирает плед с дивана и набрасывает его мне на плечи, пока я вожусь с балконной дверью.

В руке у меня все еще мой старый телефон, который именно в этот момент начинает назойливо жужжать.

В голову не приходит ничего лучше, чем быстро юркнуть на балкон и закрыть его на щеколду прямо перед носом взбешенного Яна.

Агата

— Милая, я соскучился.

Раньше мне нравилось слышать эту фразу от Володи, а сейчас после его голоса по коже ползут какие-то неприятные мурашки.

Я отхожу подальше от двери, чтобы Яну было сложнее расслышать все, что я говорю, и отвечаю:

— Как у тебя дела?

— Зашиваюсь с проверками. Но сегодня решил освободить вечер и посвятить его тебе. Приедешь?

— Я… Я не могу. Не хочу пока Диану оставлять одну.

— Агат, ну ей же не пять лет. Уж как-нибудь пару часов посидит одна, ничего с ней не случится, — его голос наполнен раздражением.

— Она моя сестра. Моя семья. И если ей плохо, то я должна быть рядом.

Не складывается у нас в последнее время. Я не хочу думать, с чем это связано. Как будто внутри меня постепенно что-то исчезает. Бабочки умирают.

Одни умирают, а другие появляются. И вот вторых мне самой хочется удавить.

Смотрю на Яна. Он не сводит с меня взгляда, сжимая кулаки. В очередной раз дергает дверь, и она подозрительно трещит. Кажется, он способен выдрать щеколду с мясом.

— То есть ты не хочешь провести время со мной? Хорошо, я тебя понял.

И Володя просто отключается. Я растерянно продолжаю прижимать телефон к уху, губы шевелятся в немых вопросах.

Так просто? А я вообще что-то значу для него?

Я убираю телефон на небольшой узкий подоконник и отодвигаю шпингалет. Ян вихрем врывается на балкон.

— Это был он? — он встает слишком близко ко мне. Меня не трогает, но я все равно словно в капкане.

— С чего ты решил, что я буду перед тобой отчитываться?

— Не зли меня, чудо.

В этот момент я вспоминаю драку, которая случилась в клубе. Ян может быть другим. Жестоким. Беспощадным.

Я отвожу взгляд, не выдерживая напряжения.

— На меня смотри, — его пальцы впиваются в мой подбородок. — Зачем он тебе сдался, Агата?

— Не твое дело, — несмотря на страх, который сейчас испытываю, все равно огрызаюсь.

— Любишь его? — Ян кривится, пальцы больнее впиваются в скулы.

— Люблю.

Я вижу, как дергается кадык на мощной шее. Плечи напрягаются, разворот как будто становится больше. Ян заполняет собой все свободной пространство, которого здесь и так не сильно много.

— Повтори, — серьезно приказывает, не отпуская меня.

— Я люблю его. Доволен? Теперь ты от меня отстанешь?

Ян отшатывается. Окидывает меня брезгливым взглядом, открывает окно и высовывается наружу, положив руки на раму. Я посильнее кутаюсь в плед, когда холодный ветер пронизывает до костей.

— А со мной зачем кувыркалась? — хрипловато спрашивает.

— Проблемы в раю, — горько усмехаюсь, намеренно использую эту фразу, чтобы позлить Яна. Зачем я это делаю? Кто бы мне самой рассказал.

У него на руках проступают мышцы, и мне хочется обвести их контур пальцами. Снова прикоснуться к нему…

— Ну и сука же ты, Агата Юрьевна.

Я дергаюсь как от удара.

— А ты, можно подумать, праведник? Сколько у тебя было женщин, Ян? И сколько из них после тебя не могли спать из-за душащих слез?

— Я им ничего не обещал и никому не изменял. А ты, детка, играешь на две линии. Кончаешь на мои пальцы, а потом бежишь к своему этому с внеземной любовью. Самой не противно?

От безысходности я ударяю кулаком в его плечо. Закусываю губу тут же, потому что рука начинает ныть.

Ян оборачивается и в два шага прижимает меня к тому самому подоконнику. Плед летит на пол, он заменяет его на свои руки, окутывая меня теплом со всех сторон.