Леда так и стояла у стены, где Корт её оставил. Она молчала. В её глазах не было ни упрека, ни даже удивления.

Корт посмотрел на неё умоляющим взглядом, беря её тёплые руки в свои.

— Я не мог отпустить её с Гвирном. Они погибли бы в песках. Но я смогу её провести. Ты знаешь это.

Леда слегка улыбнулась, не глазами, лишь губами, но и от этого у Корта свалился камень с души.

— Да, я знаю, — сказала девушка. — И я не боюсь того, что ты не справишься. Я просто не хочу, чтобы ты врал себе о своих мотивах.

Корт инстинктивно опустил глаза. Он делал так всегда, когда не желал, чтобы Леда прочла, о чём он думает. Неужели она о чём-то догадалась?

— Ты прожил в Утегате много лет. Он стал твоим домом, — продолжила Леда, — но я вижу, что есть что-то, что всё ещё держит тебя привязанным к Городу-за-Стеной. У тебя есть незаконченное дело или ещё что-то, что не даёт тебе двигаться дальше. Я думаю, ты хочешь вернуться туда не только ради неё, но и ради себя.

— Ты права, — выдохнул Корт. — Ты, как всегда, права.

***

Нельзя сказать, что Гвирн был разочарован. Он готов был сделать то, что требовалось, как и всегда. Но смог бы он на самом деле пройти через пески и ступить на неизведанные земли? Пожалуй, нет.

Гвирна охватывали противоречивые чувства. С одной стороны, он не хотел отпускать Юту с Кортом. Пусть бы это был кто угодно другой, только не он. Несмотря на презрительное отношение к изгою отца, Гвирн понимал, кто на самом деле является его главным соперником. А значит, Юта ни за что не должна достаться ему. В этом смысле их совместный с Кортом поход был худшим, что только можно было придумать.

Но с другой стороны, Гвирн был достаточно рассудителен, чтобы понимать, что Корт был тем человеком, кто наверняка мог доставить Юту в Город-за-Стеной и вернуть обратно. Отбросив неприязнь к нему, Гвирн понимал, что каждое слово, сказанное Кортом Совету, было правдой. Он — единственный, кто сумел выжить в песках за последние восемьдесят лет. А значит, нет никого, с кем Юта была бы в большей безопасности.

К тому же Корт был женат. Что для атлурга, тем более для того, который хотел стать Кангом, не могло быть пустым звуком. И всё же Гвирн волновался. Он уже не был уверен в том, что согласиться с затеей Юты было таким уж хорошим планом. Хотя тогда это казалось вполне разумным — поддержать её в том, что было для неё важно. Тем более что это расходилось с тем, как вёл себя Корт. А значит, выгодно выделяло Гвирна в её глазах.

Просто Гвирн не думал, что дело зайдёт так далеко. Он думал: Юта поиграется с этой мыслью и бросит. А теперь уже не мог ничего изменить. Вот почему он снова шагал по коридорам Утегата, ведущим в один из самых тихих и укромных его уголков.

Зал Свитков ещё не был до конца восстановлен — слишком масштабными оказались разрушения. Здесь и по сей день валялись огромные глыбы обрушившегося свода. Их пилили на части и вывозили, но работы было ещё много. Камни валялись под ногами вперемежку с обломками стеллажей и порванными свитками, которые ещё не успели достать.

Работавшие тут атлурги каждым шагом поднимали мелкую удушливую пыль, заволакивавшую всё бледно-жёлтым туманом. Это воскресило в Гвирне воспоминания о том дне. И те чувства, что он испытал, когда ворвался в Зал Свитков. Впервые в жизни Гвирн увидел столь ужасающие разрушения. Он сильно растерялся. Увиденное потрясло его сильнее, чем он рассчитывал. Но он вспомнил слова отца: «Если ты не можешь управлять даже своими эмоциями, как ты собираешься править всем народом?», и взял себя в руки.

Теперь всё выглядело намного лучше, хотя ещё напоминало о печальном событии. Свод уже был восстановлен. Территория разрушенной части зала отгорожена от остальной, не пострадавшей.

Навстречу Гвирну вышел Регут — новый гурнас, назначенный на должность при его содействии.

— Гвирн, — слегка поклонился гурнас, хоть в этом не было нужды. Пока они были равны. — Я могу чем-то помочь?

Слишком явное раболепие Регута раздражало, и Гвирн отмахнулся:

— Нет, ступай заниматься своими делами. Я здесь по личному вопросу.

— Как пожелаешь, — ответил гурнас и снова отправился в зону разрушения — он помогал извлекать свитки, которые ещё были под завалами.

Гвирн уверенно зашагал в одну из самых отдалённых частей Зала Свитков. Ту, где проводил так много времени, когда был ещё подростком. Он шёл в секцию пророчеств, а конкретнее — в пророчества Амальрис — Богини Ночи и Тьмы.

Он должен был перечитать пророчество о ней — о Юте. Не для того, чтобы вспомнить — он помнил его наизусть. И не для того, чтобы убедиться — он знал, что всё сказанное там — правда. Нет, он лишь хотел снова подержать свиток в руках. Почувствовать под пальцами хрупкую шуршащую бумагу, ощутить запах старого пергамента и пыли, засохших чернил и тайны.

Прикоснуться к божественному, чтобы почерпнуть сил и вновь поверить в то, что боги на его стороне.

Гвирн запустил руку в стопку пергаментов, в которой оставил свиток. Но пошарив, не обнаружил манускрипта. Гвирн нахмурился: он был уверен, что спрятал свиток именно здесь. Он стал искать рядом, в соседних стопках и даже на других полках, но свитка Амальрис нигде не было.

Гвирн ощутил, как струйка холодного, словно кожа змеи, пота, поползла между лопаток. Как?! Этого просто не может быть!

Он снова кинулся к первой полке, выхватывая древние пергаменты один за другим. Гвирн бегло их просматривал, чтобы убедиться, что ничего не пропустил, и кидал прямо на пол. Он раскрывал свиток за свитком, эту стопку и соседнюю. Он топтал хрупкие пергаменты, жалобно хрустевшие под ногами. Он ничего не понимал. Удушливая волна паники накрыла его с головой.

Гвирн просмотрел все свитки Амальрис и даже богов, соседствовавших с ней на старых полках. Он обошёл стеллаж кругом, заглянул за него и на соседние. Он переворошил всё, что здесь было, перепроверил каждый сантиметр и каждый манускрипт, до тех пор, пока не удостоверился: свитка здесь нет.

Гвирн сполз на пол, хватаясь за голову. Комкая такие хрупкие и такие ценные пергаменты, как будто они были не более чем мусором. Как это могло произойти?! Как он мог такое допустить?!

Самый ценный свиток во всём городе, свиток, который, возможно, определит, кто станет одним из самых великих правителей Утегата, проведёт народ через смутное время — пропал. И Гвирн понятия не имел, кто забрал его.

Под плотно сомкнутыми веками расплывались ярко-красные круги. Юта погружалась в воду — горячую, тяжёлую, обволакивающую тело, словно внутриутробные воды — младенца. Вода тоже была красной. Волны подхватывали и раскачивали её, как мать раскачивает на руках дитя. Она не боролась — не было ни сил, ни желания. Она полностью отдалась мягким прикосновениям волн, то погружаясь в них глубже, то всплывая на поверхность.

Юта хотела пить. Но когда попробовала воду на вкус, она оказалась солёной. Юта закашлялась, выплёвывая солёные комки из лёгких.

— Потерпи, почти пришли.

Голос звучал приглушённо, издалека. Но он был ей знаком. Он был чем-то твёрдым и надёжным в мире зыбких красных волн. Она потянулась к этому голосу. Она хотела слышать его снова.

Юта приоткрыла слезящиеся глаза. Мир вокруг был настолько ослепителен, что она едва могла смотреть. Голова раскалывалась. По ней размеренно били два молота: раз, два, раз, два.

Юта захрипела, силясь что-то сказать, но вместо слов из лёгких снова вырвался мокрый кашель. Она с усилием поднесла к губам руку и увидела кровь.

Мир по-прежнему раскачивался. Но это не были красные волны — она раскачивалась в такт шагам Корта, который нёс её на руках. Уже который день.

Юта повернула голову, чтобы посмотреть, как приближается Стена. Она закрывала полнеба — огромная, неприступная. Она казалась Юте вратами Рая, закрытого для них навсегда. Стена висела перед ними, так же как и вчера, и позавчера, но не становилась ближе.