И почему Юта постоянно выводила его из себя? Почему не могла просто жить, как все? С ней постоянно хотелось спорить. С Ледой они тоже часто спорили, но это было по-другому. Леда умела убеждать, с ней хотелось согласиться. С этой же девчонкой… иногда Корту просто хотелось задать ей хорошую трёпку.

Леда пробуждала в нём самое хорошее. Она была лучиком света во мраке его жизни, разгонявшим тьму, заставлявшим её забиваться в самые дальние щели души. С Ютой было по-другому: она будила в нем всё самое тёмное. В этом не было её вины. Просто она олицетворяла его прошлое — то, которое он так старательно пытался забыть.

При взгляде на неё Корт видел себя прошлого — и эти воспоминания не были просто мучительными. Они возвращали к жизни всё то, что, как он думал, он давно похоронил. Жажду мести, боль, терзания совести. Он наивно полагал, что давно избавился от этих чувств, но на самом деле просто спрятал где-то в глубине души, неспособный справиться с этим до конца. И теперь, с её приходом, всё это вернулось в один миг, так, будто никуда не уходило.

Корт вернулся домой только под вечер. Леда хлопотала по хозяйству, которое они изрядно забросили за последние недели. Она щебетала о том, как прошёл её день. Уги удалось привлечь на их сторону одного из уважаемых жителей Утегата. Дар пришёл в себя после неудачи с Туррагом. Хорошие новости.

Корт слушал Леду, а в его голове вспыхивали картинки из прошлого: Энриг, лежащий на полу гостиной, весь в крови. Полоска света от Тауриса подползла к его лицу, мягко касаясь волос, золотя их и поглаживая последним успокаивающим прикосновением. Его лицо было таким безмятежным, как у крепко уснувшего ребёнка…

Массивная, как скала, створка ворот, высоких и узких, раскрывающихся в ослепительный мир за Стеной. Мир, безжизненный и мёртвый, как сама пустота. Мир, где, как он думал, его ждала смерть.

Серо-зелёные глаза, непокорно сверкающие из-под белого хилта. Не желающие смиряться, не желающие принимать правила игры. Глаза, которые могли бы принадлежать и ему, если бы он не оказался так слаб и труслив. Взгляд этих глаз пугал его больше, чем что-либо другое, потому что он звал куда-то. Туда, куда Корт всегда хотел, но никогда не мог дойти.

Вечер они с Ледой провели дома. Он так ничего и не сказал.

* Порядка 13 см.

Корт сидел на тёплом песчаном полу между высокими стеллажами. Солнечный свет, более яркий в этом зале, чем где-либо ещё, поливал его голову и плечи шипящим золотом.

Вокруг Корта лежали свитки. Всё, что Арагон смог найти об Амальрис. Пока что Корт не видел связи, но, кажется, кое-каких манускриптов действительно не хватало. Корт был один. Арагон оставил его, поклонившись, и тихо прошелестел по коридорам прочь. Обычно гурнас не оставлял посетителей одних, но Корт был ругатом, и он мог читать на наури.

— Сегодня ты не первая, кто интересуется Амальрис, — донёсся звонкий голос Арагона.

Корт поднял голову, когда полы песочного халата снова мелькнули в проходе. Арагон улыбался. Он отстранился, из-за его спины вышла Юта. Она замерла, наткнувшись взглядом на Корта. Очевидно, она не ожидала его здесь увидеть. Они не говорили с тех пор, как Корт водил Юту на плато.

— Корт… что ты здесь…

— Присоединяйся.

Мужчина улыбнулся и похлопал рукой по земле рядом с собой. Для разнообразия ему было приятно перебить и ошарашить Юту — то, что обычно любила делать она.

Сегодня Юта была одета в облегающие тканевые штаны и просторную кофту с V-образным вырезом, под которым пряталась витиеватая цепочка. На ногах были лёгкие тапочки, какие атлурги носят дома. Густые каштановые волосы были скручены на затылке, а отросшая чёлка падала на глаза. Из-под мягких каштановых прядей упрямо сверкали большие серо-зелёные глаза. Корту показалось, или они стали более чистого зелёного цвета? Как будто над лесным озером проглянуло солнце, и в его прозрачных водах отразилась зелень листвы.

Юта смотрела с подозрением, но всё же подошла и уселась на пол напротив Корта.

— Ара… — начала она, оборачиваясь к гурнасу, но его уже и след простыл.

Юта закрыла рот и уставилась на свитки, разбросанные вокруг Корта. Их последняя встреча прошла странно. Они о многом говорили, раскрыли друг другу такие тайны и секреты, о которых не рассказывали больше никому. Они действительно оказались похожи: оба потеряли близких в борьбе с силами, по непонятным причинам желающими разрушить Лиатрас. Оба оказались вдали от дома, посреди безбрежного океана песка, где-то между жизнью и смертью, забвением и надеждой.

И всё же пропасть между ними не стала меньше.

Юта протянула руку и провела по серым шуршащим пергаментам. Её пальцы задержались на рисунке её кулона, который отыскал Корт. Мужчина наблюдал за сменой эмоций, ярко, как рябь на воде, отражавшихся на её лице. Корт знал, о чём Юта думала: она думала о прошлом.

Он взял один из свитков, во множестве разбросанных вокруг него.

— Я нашёл пророчество Амальрис.

— Пророчество?

— Да. Практически у каждого бога есть своё пророчество. Иногда это бывает интересно. Вот, послушай:

«Настанет день, и небо будет ронять на землю огненные слёзы. Время повернёт вспять, отсчитывая дни до смерти всего живого. Придут неурожаи, звери и птицы перестанут плодиться, а народ поднимется враждой друг на друга, брат на брата и муж на жену. Могучий Руг восстанет с края песков и поглотит Небесных Братьев. Придёт Великая Буря, которая продлится сорок дней и сорок ночей, и не останется на земле ничего живого».

— Не очень-то воодушевляюще. Это всё?

— На этом свиток обрывается.

Корт отложил манускрипт в сторону.

— Не знала, что ты можешь читать на наури, — проговорила Юта.

Корт задумался.

— Когда я впервые услышал звучание наури из уст гурнаса, то был пленён этим языком. Он полностью заворожил меня — временами плавный и текучий, даже баюкающий, временами — жёсткий и резкий. Это волевой язык для сильного духом народа, прекрасный в своей простоте.

Нет ничего сложного в том, чтобы научиться читать на наури. Просто это мёртвый язык. Никто не говорит на нём, кроме гурнаса во время проведения обрядов. Поэтому атлургам не приходит в голову выучить его.

— Не понимаю, почему именно Амальрис, — рассеянно произнесла Юта. — Почему из всех богов символ на моём кулоне принадлежит именно ей? Я не могу найти никакой связи, не вижу в этом смысла, и это просто сводит меня с ума.

Юта задумчиво крутила в пальцах кулон. Корт сомневался, что она замечает это движение. Всегда, когда она думала о чём-то, вспоминала прошлое или просто нервничала, то нащупывала на груди подвеску и начинала теребить её.

— Знаешь, чего я не понимаю? — продолжала девушка. — Атлурги ведь очень практичны. Арагон рассказывал мне, что вера в Амальрис постепенно исчезла, потому что на Нибелии нет темноты. А народ верит только в то, что может увидеть и к чему может прикоснуться. Но если так, откуда вообще взялось это верованье?

Корт вопросительно взглянул на неё. Юта как будто не ждала ответа, а говорила сама с собой. Она рассматривала свитки, перебирая один за другим. Но её слова заставили Корта задуматься. Ведь Юта была права. Действительно, почему у атлургов появилась такая странная богиня? С чего им вообще думать о ночи и тьме, которых не бывает на этой планете?

Корт посмотрел на Юту. Она рассеянно разглядывала свитки, водя по ним пальцами. Длинная шелковистая чёлка скрывала её глаза. Внимательная. Дотошная. Проницательная. И, судя по тому, что он видел, никогда не отступающая. Да, не хотел бы он оказаться темой одного из её репортажей.

— Ты можешь перевести то, что здесь написано? — подняв на Корта взгляд, спросила журналистка.

Она неуверенно протягивала ему один из свитков, как будто сомневалась, что он согласится.

— Конечно, — улыбнулся Корт и взял свиток у неё из рук.