Юта стояла в коридоре, ведущем на поверхность. Она была прижата к стене атлургами, запрудившими всё пространство. Вдоль всего извилистого пути, насколько хватало глаз, она видела людей. Они стояли в полном молчании, гордые и непоколебимые. Их холодные песчаные глаза, напоминавшие Юте о зыбучих песках, были обращены в сторону коридора, противоположную от выхода в пустыню.

Народ ждал, когда на другом конце улицы появится процессия, несущая носилки для ритуала «милосердия».

— Как ты? — раздался за спиной Юты тихий вкрадчивый голос. — Я знаю, вы с гурнасом были близки. Мне жаль, что так случилось.

Юта обернулась, чтобы посмотреть в лицо Гвирну, стоявшему за ней. Она знала, что у него было много обязанностей. Ему следовало бы идти рядом с носилками, провожая гурнаса в последний путь. Но он твёрдо решил быть в этот момент рядом с Ютой, несмотря на все её возражения, и Юта была глубоко благодарна ему за это.

Со дня обрушения свода в Зале Свитков Гвирн был к ней очень внимателен. Часто заходил проведать, лично бинтовал её разодранную до крови руку. Это он рассказал Юте о ритуале «милосердия».

В тот день, когда на них с Кортом рухнул потолок, они чудом выжили. Они провели под каменными завалами много часов. Юта находилась в глубоком шоке, когда их вытащили. Корт вообще был едва жив, ведь всё это время держал на своей спине неподъёмную каменную плиту.

За всем произошедшим Юта совсем забыла о том, что они с Кортом были в зале не одни. Рядом с ними находился Арагон. Корт разговаривал с ним за момент до того, как обрушился свод.

Только когда Гвирн довёл Юту до дома, она пришла в себя настолько, чтобы вспомнить о жреце. Гвирн потупил взгляд. Его лицо было печально.

— Прости, но Арагону повезло меньше, чем вам, — сказал он тогда.

Нет, гурнас не умер, но получил тяжёлые травмы. Каменной глыбой ему сломало позвоночник. Вдобавок у него были повреждены внутренние органы. Атлурги ничем не могли помочь.

Только одно они могли сделать для умирающего в медленной агонии гурнаса — оказать ему «последнюю милость».

Так называемый «ритуал милосердия» заключается в том, чтобы вынести тяжело больного, умирающего человека на поверхность. Тем самым отдать его жизнь в руки «Милосердных Братьев». Так атлурги называют Таурис и Аттрим — беспощадные и смертоносные солнца Нибелии.

Юте название ритуала казалось жестоко ироничным, но атлурги не видели в нём ничего особенного. Гвирн объяснил девушке, почему народ называет солнца «Милосердные Братья». С одной стороны, — для того, чтобы смилостивить их, задобрить. С другой, — потому что они даруют «последнюю милость». То есть приносят быструю смерть тяжело больным и старикам — тем, кто больше не хочет жить или для кого жизнь становится невыносимым мучением.

Сегодня, чтобы избавить от мук, на поверхность вынесут Арагона.

— Мне тоже жаль, — ответила Юта Гвирну. — Он был добр ко мне. Он стал мне другом.

Гвирн кивнул. Его лицо было печально, а большие золотые глаза смотрели на Юту с сочувствием и грустью.

Девушка ещё раз, почти непроизвольно, обшарила коридор взглядом. Но того, кого она искала, здесь не было. С того дня она не видела Корта ни разу. Она знала, что он в порядке и быстро пошёл на поправку, но так и не зашла к нему.

На самом деле Юта была даже рада, что Корта здесь нет, потому что не знала, как теперь смотреть ему в глаза. Разумом она понимала, что ничего вроде бы и не произошло: они оказались под завалами, и Корт спас ей жизнь. Но сердце твердило ей, что это не всё, — между ними произошло нечто большее. Что-то, что она не могла объяснить, но и забыть не могла.

Там, под завалами, думая, что это последние минуты их жизней, они оба позволили вырваться наружу чему-то, таившемуся в глубине. Ничем не прикрытые, эти чувства обожгли их обоих. Юта ощущала рубец от этого ослепительного, как вспышка, ожога всякий раз, когда думала о Корте.

И знала, что он тоже его чувствует.

В конце коридора раздались тяжёлые шаги нескольких пар ног — Арагона несли в последний путь. Народ встречал процессию молча. Атлурги клали на носилки белые цветы — те самые, что Юта видела во время прощания с Кангом — и провожали их взглядами.

У Юты в руке тоже был зажат букетик цветов, мелких, собранных в белоснежные соцветия, будто россыпь звезд. Но когда процессия с носилками поравнялась с ней, она вдруг поняла, что не может пошевелиться.

Она смотрела на длинное худое тело Арагона, укрытое до подбородка. Его глаза были закрыты, а лицо скорее походило на маску покойника, чем на лицо живого человека. За несколько дней он словно постарел не несколько десятков лет. Борьба за жизнь отняла последние силы, высушила тело, словно мумию, в которой не осталось ни капли жидкости.

Юта, не отрываясь, смотрела на Арагона и не сразу поняла, что Гвирн мягко подталкивает её вперёд. На негнущихся ногах она сделала несколько шагов, поравнявшись с носилками. Юта разжала вспотевшую ладонь и осторожно положила букетик рядом с Арагоном. Он с головы до ног был усыпан цветами, словно живым саваном.

Юта слегка коснулась руки гурнаса, и вдруг, словно прикосновение пробудило его, веки Арагона дрогнули и поднялись. Его глаза, затуманенные болью, с покрасневшими белками, обратились к Юте, постепенно проясняясь. Это был взгляд человека, уже находящегося по ту сторону, уже вверившего душу Ругу. Бог Смерти уже прикоснулся к гурнасу, уже взял его за руку, чтобы отвести в свои владения. Но Арагон ещё продолжал цепляться за этот мир.

Его худая, слабая, как у младенца, рука приподнялась и сжала пальцы Юты. Гвирн, наблюдавший за этой сценой, сделал жест атлургам остановить носилки, чтобы позволить Юте и Арагону попрощаться.

— Кулон Амальрис… — неожиданно отчётливо прошептал Арагон, и от этого усилия на его губах выступила кровавая пена. — Найди… Ты должна найти…

Арагон не договорил. Его веки дрогнули и сомкнулись. Он снова потерял сознание, чтобы больше не очнуться. Его тонкая юношеская рука с гладкой кожей разжалась, выпустив руку Юты, и упала на носилки.

Юта зажала рот рукой. Носилки качнулись, и атлурги понесли их дальше сквозь коридор из людей, замерших, словно лес живых статуй. Слёзы тихо струились по щекам Юты. Её ладонь ещё ощущала тепло от прикосновения Арагона.

Ну почему, почему все, кого она любит, все, к кому привязывается, должны умирать? Почему за ней, даже здесь, продолжает тянуться шлейф из смертей? Неужто она отмечена какой-то зловещей меткой? Невидимой и неотвратимой. Куда бы она ни пошла, как бы далеко ни оказалась, в какой бы глуши ни спряталась, смерть всегда найдёт её, чтобы снова и снова отнимать тех, кто стал ей дорог.

Мягкая, но сильная ладонь осторожно коснулась руки Юты. Девушка повернулась к Гвирну и, не глядя, уткнулась ему в плечо. Слёзы бесшумно текли по её щекам, пока он осторожно гладил её волосы. Не желая больше ни о чём думать, она позволила себе раствориться в этих тёплых прикосновениях.

Церемония закончилась ближе к ночи. Ритуал «милосердия» проводится в часы, когда Таурис стоит в зените, для того чтобы человек, которому оказывают «последнюю милость» как можно быстрее потерял сознание. Юта не хотела об этом думать, но, как назло, именно эта мысль не выходила из головы. Она представляла себе Арагона, всеми покинутого, страдающего и обречённого, оставленного где-то посреди безжизненного океана песков. А вдруг он очнётся, и никого не будет рядом? Как это, должно быть, страшно — так провести последние часы своей жизни.

Атлургов это, похоже, не заботило. Как Юта узнала, ритуал «милосердия» был весьма распространён у народа. В основном среди стариков, которые не хотели обременять семью и город, расходуя на себя драгоценную воду. Юта понимала, что жизнь в пустыне заставила этих людей выработать что-то вроде эмоциональной невосприимчивости. Ведь смертность из-за тяжёлых условий жизни, несчастных случаев и болезней была здесь очень высока.