— Тханг, а Тханг!

— Да…

— А вы знаете, кто написал ту гнусную статью про Ми Тхань?

— Он ведь скрылся. Ми Тхань и сама-то не ведает, откуда ж мне знать.

Ут пробурчал что-то, выдернул лопату и, размахнувшись, с силой вонзил в землю.

— Вот подонок!

Лезвие лопаты, чавкая, ушло в глубину, и топкий пузырящийся ил накрыл его до самого черенка.

Ут До получил повышение: он назначен командиром партизанского отряда общины. Тяу стал его заместителем. Шау Линь, она по-прежнему сохраняет пост партийного секретаря, главным образом занимается теперь агитацией и созданием подпольного актива в стратегическом поселении. Свой наблюдательный пункт в манговом саду Ут До передал Тяу, Ламу и Зунгу. Перебравшись туда, Тяу в считанные дни соорудил на НП учебный плац для занятий военной подготовкой и старинными приемами рукопашного боя без оружия.

А Ут До поселился в штабе партизанского отряда. И я вместе с ним перекочевал туда — в маленький домик на сваях посреди мангового сада, неподалеку от дома дяди Хая.

Теперь в качестве командира отряда Ут До пришлось столкнуться с делопроизводством. Я видел: вся эта возня с бумагами для него — тяжкое испытание! Каждый раз, когда он изучал какую-нибудь директиву или составлял очередной доклад, на столе громоздилась целая бумажная гора. У него появились новые замашки: так, прежде чем разложить свои документы, он снимал повязанный вокруг шеи шарф из парашютной ткани и застилал им стол. «Ну вот, — подумал я, — новоиспеченный начальник становится бюрократом». Однажды, застелив стол, он обернулся и, заметив меня, спросил:

— Ты чего смеешься?

Я, не отвечая ни слова, продолжал улыбаться.

— Думаешь небось, Ут До зазнался? Да я просто следую примеру Нам Бо и товарища Коя, бывшего нашего партсекретаря. Они всегда так делали, на случай если вдруг нагрянут вертолеты: хватай ткань со стола и разом уноси все с собой. Время-то нынче какое — каратели так и лютуют!

В здешних краях время года, когда уходит с полей вода, давно уже в разговорах промеж собой называют не сухим сезоном или по-простому сушью и не порою северных ветров, а сроком карателей. Что ни день надо быть готовым к отражению вражеского нашествия — всем и каждому, с утренней до вечерней и от вечерней до утренней зари. Встают до света, варят рис на весь день. В гамаках не разлеживаются, их и вовсе не вешают — свернут потуже и скаткою носят на боку. На ремне да на спине каждый должен носить с собою все необходимое: гамак, нейлоновую накидку, фонарь, флягу с водой, коробку с сухим пайком — мясом, рыбой, солью и сахаром. Важен, конечно, фонарь; у кого нет электрического, берет керосиновый. Ну, оружие, само собою, всегда полагается иметь при себе. Даже спят со всей амуницией. Едва наступает сушь, у партизан появляется забота: поскорее очистить, привести в порядок старые убежища, вырыть новые тайные укрытия, устроить боевые окопы, траншеи, наладить да расширить минные поля.

Даже в полдень, после обеда, никто не отдыхает. Сегодня группа партизанок во главе с Малышкой Ба отправилась ставить мины за садом. Оба убежища под сваями штабного дома обвалились. Пока я выгребал землю из убежища, Ут До сходил в сад нарубить крепких смолистых веток бальзамарии. Мы сложили из них перекрытие и засыпали его землей. Вдруг послышался знакомый голос:

— Ну-ка, ну-ка, кто это там орудует под домом?

«Дядя Хай пришел!» — подумал я. Ут До, конечно, опередил меня.

— Куда это вы собрались, дядя Хай? — спросил он.

Старик подошел поближе. Он закатал штанины — одну выше, другую ниже; белая баба́ от времени стала бурой, как похлебка из требухи; голову он повязал черной повязкой. На плече старик нес мотыгу.

— Да вот, — пожаловался он, — вышел я в поле, а проклятущая эта «старая ведьма» все время следит, подсматривает!

«Ведьма» и вправду кружила над полем — наверно, разглядывала выросшие на нем снова вышки и шалаши; гул ее двигателей то приближался, то затихал вдали.

Дядя Хай положил мотыгу на пол, уселся на длинную ее рукоять и свернул себе цигарку. Мы с Ут До решили передохнуть и тоже уселись на черенки лопат.

Старик выпустил изо рта струйку дыма.

— Та-ак, значит, журналист примкнул к нам? — спросил он.

Не успел я и рта открыть, как Ут До опять опередил меня:

— Да, только он состоит в третьем фронте.

— В третьем ли, в четвертом или в пятом — все одно. Лишь бы вместе с нами бился против янки. Что ж, я рад за него. Хочу тебе, Ут До, вопрос задать.

— Слушаю вас.

— На днях Нам Бо с Шау Линь вернулись с совещания в уезде. Я, как увидел их лица, ну, думаю, что-то важное будет! Стал спрашивать, а они таятся от меня. Сказали только, выкопайте, мол, себе убежище новое. Убежище!.. Я ли их каждый год в ожидании карателей не копаю? Ты у нас, Ут, командир отряда, все небось знаешь. Говори-ка, я умом пораскину…

Ут сразу поглядел на меня, но я притворился, будто ничего не заметил: а ну как он откроет секрет!

— Нам Бо и сестрица Шау, — ответил Ут старику, — говорили мне то же, дядюшка, что и вам, ни словечка больше!

— Врешь! Стало быть, и ты от меня таишься. Я чую, «наверху» что-то задумали, готовятся! Верно, Тханг?

— Да я…

Сказать по правде, я знал ничуть не больше старика. Несколько дней назад «сверху» срочно прислали связных за Намом и Шау Линь. Только вызывали их не в уезд, как утверждал дядя Хай, а прямо в провинциальный центр; вместе с ними там побывали секретарь уездного комитета партии и начальник вооруженных сил уезда. Когда Нам с Шау Линь вернулись, я и сам обратил внимание на их лица, сиявшие от радости. И догадался, конечно: что-то готовится, назревает. Нам Бо и Шау Линь провели совещание с партизанским командованием (то есть с Ут До и Тяу), и на другой же день атмосфера заметно изменилась; даже в работах по расчистке старых убежищ и рытью новых укрытий и окопов я усмотрел особую слаженность и размах. Кроме этих, в общем-то, обычных работ, были начаты и новые: заготовка дров, строительство просторных землянок, в которых можно было поставить лежанки, рабочие столы. Все лодки — они давно уже лежали вверх дном в подполах между сваями — приказано было достать и проконопатить заново, а также купить новые лодки. Явно начиналась подготовка к масштабной наступательной операции. Но когда я попытался расспросить об этом Нама, он отвечал мне расплывчатой фразой: «Да-а, в принципе готовимся…» Они с Шау Линь, вернувшись из провинции, пробыли здесь только один день и снова ушли в оккупированную зону. Так что и возможности разобраться в происходящем у меня не было ни малейшей. Однажды ночью, когда мы с Ут До легли отдохнуть в подполе, я пристал было к нему с расспросами, но он отвечал вопросом на вопрос: «Помните, как мы вместе с Намом ночевали на наблюдательном пункте?» — «Ну, помню». — «А о чем я его спрашивал, помните?» Я помнил, конечно, но притворился, будто забыл: «Да вы о чем только не говорили, разве тут все упомнишь!» — «Я тогда спросил Нама: когда же управимся? И он сказал: придется еще потерпеть, вот задует северный ветер… Нынче он дует уже вовсю, ветер-то, чего же еще! Ну а стратегические планы командования, кому они известны? Думаю, в общих чертах тебе ясно…»

Дядя Хай, он, конечно, тоже уловил царившее повсюду необычное оживление и пришел узнать у нас, что происходит. Ут До ничего ему нового не открыл, и он обратился ко мне. А я… Вот он и рассердился. Но гневался он не на меня — на Ута. Впервые я видел старика таким. В сердцах он перекусил свою цигарку и выплюнул ее на землю.

— Ну, командир! — крикнул он. — Я тебе это попомню! Теперь, если что, ко мне не…

Оборвав фразу, он сдернул с головы повязку и хлестнул ею себя по спине, словно комара прихлопнул.

— Вот вы оба, — сказал он уже поспокойней, — скрываете от меня… А я за действиями неприятеля наблюдаю и вижу, к чему дело клонится. Эта «старая ведьма», паскуда! — Старик наконец-то нашел, на ком сорвать свою злость. — Проклятущая тварь, она уже неделю без малого даже в полдень не отдыхает. Все летает, зудит дотемна…