— Ничего не понимаю, — Блох вертел бланк в руках, заглядывал на оборот, будто там мог найти ответ на загаданную загадку.

— Вот-вот — начал нервно ходить по комнате Иванов. — И это, заметь: при нормальной почке. У него практически идеальная почка… почки!

— А жалобы?

— Откуда я знаю? — пожал плечами Иванов. — Не было ведь до сих пор никаких жалоб. И вдруг — пожалуйста… Плюс альбуминурия циклопическая… И это при исключительно хороших результатах обследования!

— Может, он съел чего-нибудь? — предположил Блох. — Надо спросить.

Иванов мерил шагами комнату:

— Я уже думал об этом… Но маловероятно. Во-первых, к нему никто не приходит. Нет у него никого в Питере. Следовательно, не могут ничего принести… А во-вторых, это сколько же и чего нужно съесть, чтоб получить такую сумасшедшую альбуминурию?.. Из него же, из Нестерова этого, получается, белок качать можно. Как нефть из-под земли!..

Блох тоже начал нервничать:

— Говорю тебе: не нравится мне этот Нестеров! Надо купировать приступ и выписывать к дьяволу.

Однако Иванов был несколько упрямым человеком:

— Нет, Давид. Выписать — проще всего. Надо с ним разобраться.

— Что ты имеешь в виду? Диагностику?

— Не только… — Иванов беспокойными глазами смотрел на Блоха. — Мне тоже многое кажется…

— Например…

— Например, что я тоже где-то видел раньше этого Нестерова… Что он подозрителен мне… И что мы подозрительны ему… Что последние жалобы и это его альбуминурия, которая так некстати, — фикция…

Еще больше тревоги появилось в глазах Блоха:

— Ты хочешь сказать, что Нестеров, заподозрив что-то, перешел к активной тактике?

Иванов ушел от прямого ответа:

— Я выведу его на чистую воду… — и он покосился на результаты анализа. — Неужели мы проглядели нефрит?

Медсестра Маргарита Милая, сидя у себя за столом, отмечала в листах назначений плюсиками исполнение процедур. Она не видела, как Нестеров вышел из палаты. Занятая делом, она увидела его только тогда, когда он присел к ней за стол.

Нестеров взглянул на листы назначений:

— О, какая серьезная работа. Я могу помочь.

Заметно было, что Маргарита как-то подобралась внутренне, напрягаясь. Бросила на Нестерова быстрый острый взгляд. Нестерову показалось, что он успел разглядеть в глазах Маргариты озорные искорки. Между тем лицо медсестры было серьезно.

Она вздохнула:

— Чем вы можете помочь?

— Крестики ставить в этих листках, — он пытался еще раз заглянуть в глаза Маргарите, ему хотелось убедиться, что в них, действительно, живут озорные искорки, они показались ему такими симпатичными. — Помню, когда учился в школе, меня хвалили учителя за почерк. И еще рисовал не плохо. Для меня крестик изобразить — не составит труда.

— Поэтому вы стали архитектором? — Маргарита избегала смотреть ему прямо в глаза.

— Пожалуй, и поэтому тоже.

Маргарита опять вздохнула:

— По-моему вы смеетесь надо мной…

— Ни в коем случае! — всполошился Нестеров. — Как вы могли так подумать!

Маргарита поискала что-то в кармане халата:

— Вы же понимаете, что я сама справлюсь с плюсиками…

Она поднялась и подошла к шкафу. Открыла дверцу. И получилось, что этой дверцей Маргарита от Нестерова прикрылась. Девушка достала зеркальце из кармана, погляделась, подправила бровь, подняла колпачок повыше, чтобы виден был красивый круглый лобик; пыталась спрятать локон волос, выбившийся из-под колпачка возле уха, но потом вернула его на прежнее место — с локоном ей показалось лучше, хоть какая-то деталь была на обезличивающем белом фоне.

Нестеров не видел ее манипуляций, но, человек достаточно опытный, догадался о них:

— Тогда я вынужден признаться, Рита… Я просто соскучился.

Она замерла с зеркальцем в руках:

— По своей работе?

— По общению с вами. В прошлый раз вы ушли так внезапно. Я об этом сожалел…

Маргарита закрыла шкаф, достала из кармана ножницы и принялась слегка подрезать обтрепавшиеся края листков назначений. Весь ее вид говорил о том, как девушке приятно, что Нестеров соскучился по общению с ней. Она сказала:

— Просто внезапно закончилось мое дежурство.

Маргарита была занята своим серьезным делом, но Владимир чувствовал, что все внимание ее направлено на него — Владимира. Внимание ее прямо-таки было устремлено к нему — как клин света.

Нестеров сказал с грустной улыбкой:

— Я думал о вас…

Маргарита тихонько цвела.

А Нестеров продолжал:

— Эта медсестра… старушка… так мучит нас всех своими уколами! Мы лежим и вспоминаем вашу легкую руку…

— Только в связи с уколами вы думали обо мне? — как будто огорчилась Маргарита.

— Не только. А точнее в связи с этим — совсем мало. Я думал о другом: что вы милая…

Маргарита взглянула на него как бы с укоризной:

— Скоро вылечим вас, и вы выпишитесь. И забудете про уколы и сестру Милую, так поразившую ваше воображение.

Нестеров хотел было возразить, но Маргарита не дала ему это сделать. Перевела разговор на другую тему:

— Мы все огорчены результатами вашего анализа.

— Какого анализа? — Нестеров сделал вид, что не понял.

— Альбуминурия у вас, Володя, — сказала с сочувствием Маргарита. — Это не очень хорошая штука, скажу я вам. Белок в моче…

Нестеров был беспечен. Откуда архитектору знать, что белок в моче — весьма нехорошая штука?

Нестеров улыбнулся легкомысленно:

— Чего огорчаться! Сегодня белок есть, завтра — нет. Пройдут болезни, вся жизнь — впереди…

Маргарита несколько удрученно покачала головой:

— Особенно огорчен Александр Александрович.

— Иванов? — Владимир порадовался в душе, что разговор подвинулся к интересующей его теме.

— Да. Ведь он ваш лечащий врач. И заведующий.

Нестеров принял это близко к сердцу:

— Надо же! Как переживает за больных!..

— Да, у нас хороший заведующий! — согласилась Маргарита. — Мы за ним как за каменной стеной.

— И молодой. За жизнь еще горы свернет. Много успеет, коли так хорошо начинает.

— Он и наукой занимается, — похвалила Маргарита. — Печатает в журналах статьи.

— Статьи? — Нестеров сделал такие глаза, будто для него статьи в журналах — предел мечтаний. — А о чем?

Маргарита улыбнулась:

— Блох говорит, это очень умные статьи. Даже не всякий медик их поймет!.. А тема самая современная — пересадка внутренних органов. Ну вы слышали, наверное, пересаживают еще кожу. Но про кожу Александр Александрович не интересуется — этим в ожоговых отделениях заняты врачи. А Иванов пишет про почки, сердце…

— Почки? — задумался Нестеров.

— Да, — Маргарита тронула его пальчиком за руку. — Вы когда-нибудь читали про искусственную почку? Не читали? — в глазах ее появился восторженный блеск. — Когда я еще была в медучилище, нам показывали искусственную почку. Представляете, это столько аппаратуры, что занимает целую комнату!.. А в природе — такая маленькая. Получается: мал золотник, да дорог!

Не может человек создать почку подходящих размеров. Вот и возникает проблема пересадки…

— Вы лирик, Рита, — обронил Нестеров задумчиво.

— Может, и лирик, — пожала она плечами. — Но дело-то серьезное. Вот вам, например, вдруг придется удалять почку… А Иванов — раз… и поставит новую!..

— Новую? Это было бы великолепно!.. — Восторженность Маргариты начала убеждать Нестерова в том, что она как бы не в курсе, не в числе посвященных; но он решил пустить пробный шар. — Я заметил, однако, что не все так очарованы Ивановым, как мы с вами, как Виталий Сергеевич…

Тень мелькнула в лице Маргариты — в хорошеньком лице:

— Я знаю, о ком вы говорите. Это, наверное, Соловьев — тот, что лежал возле вас. Его недавно выписали… Нелюдимый такой. Молчун. Все думает, думает, а о чем думает, непонятно, — Маргарита засмеялась. — Мне кажется, он всем был недоволен! А когда человек всем недоволен, ему даже уколы делать непросто. Во всяком случае я волновалась, когда делала уколы Соловьеву. Какое-то противодействие ощущала… Это трудно объяснить… Неприятное какое-то, отрицательные биотоки…