— Вам плохо! На вас лица нет… — голос девушки был звонкий, как колокольчик, но Владимир почти не слышал его.

Появилось некое смутное сознание. Владимир едва ли соображал, где он и кто он. Владимир думал сейчас только о телефоне — телефон зачем-то был нужен ему. Владимир медленно съезжал по стене на пол. Вика пыталась удержать его:

— Я вызову «скорую»!.. Володя… не закрывайте глаза… я боюсь… бабушка…

Нестеров видел, как Вика метнулась к телефону, как она набирала номер, а дрожащий палец ее срывался с диска… Потом в прихожей почему-то появилась Светлана, которой быть здесь никак не могло, потому что она была в Москве. Запахло уксусом, что-то влажное коснулось лба… Владимир поднял глаза… Оказывается, это была не Светлана, а бабушка Вики. Женщина вытирала ему лицо…

Потом эта пожилая женщина и Вика, подхватив Владимира под мышки, тащили его в комнату и укладывали на диван. Владимира убивала невероятная неописуемая тупая боль. Эта боль уже была не в нем, а где-то снаружи. Над ним. Да, боль была над ним. Она нависла, как скала, и грозила раздавить его. Но он уже не боялся, он даже ждал — когда же боль раздавит его и принесет смерть. Желанную смерть, дающую облегчение…

Однако смерть не приходила, и скала не обрушивалась на него. Наоборот, боль как бы отдалилась, хотя и не ушла совсем. Возможно, начала действовать но-шпа, или все же продвинулся камень… Сознание прояснилось.

Владимир обнаружил грелку у себя на животе. Рядом на стуле сидела бабушка Вики и вытирала полотенцем, пахнущим уксусом, Владимиру лоб. Вика, испуганная и тихая, стояла у него в головах.

— Вам стало легче — спросила пожилая женщина.

Вика нагнулась над ним, он видел ее лицо перевернутым. Девушка сказала:

— Мы вызвали «скорую помощь». С минуты на минуту будут… Потерпите…

Владимир чуть приметно улыбнулся ей — краешками губ.

— Похоже на желчные колики, — сказала опытная бабушка Вики. — Рановато вам вообще-то обзаводиться хворобой… Но все еще может пройти. Так случается: вроде схватит болезнь, а потом исчезнет бесследно. В организме идут какие-то процессы…

Владимир молчал. Он был согласен с ней. В организме всегда идут какие-то процессы. И хотя мы говорим: «Я! Мой организм!..», но собственного организма, по существу, не знаем. Что в нем происходит, почему — сплошные потемки. Человек прислушивается к своим ощущениям, обращается к современной науке, но даже с этим светочем в руке — с наукой — остается таким же темным и невежественным, как тысячу и две тысячи лет назад.

В прихожей раздался звонок.

— Это «скорая»! — Вика подхватилась с табуретки и упорхнула открывать дверь.

Через минуту в комнату Нестерова вошли два крепких парня в белых халатах. Кто из них врач, а кто фельдшер или санитар, сначала невозможно было понять. У одного был металлический чемоданчик в руке. Этот, наверное, был фельдшер. А другой — врач.

Владимир перевел на врача глаза.

— Ну, и что случилось? — спросил тот.

— Кажется, камешек пошел…

Врач присел на край дивана и принялся осторожно прощупывать у Владимира правое подреберье. Фельдшер с интересом оглядывался на шкаф, стоял рядом.

Доктор сказал:

— Да, мышцы напряжены… Покажите язык…

Владимир показал.

— Язык обложен… Бывали уже такие приступы?

— Один раз — довольно сильный. И несколько раз послабее…

— Обследовались уже? — врач мельком глянул на фельдшера.

Владимир кивнул:

— Да мне ставили желчно-каменную. Но камешки были совсем маленькие…

— Значит, растут, — вздохнул доктор. — Есть какие-то погрешности в образе жизни, в питании… Может, присоединился эмоциональный фактор: поссорились с начальством, например? Или вообще хлопнули дверью?.. Ну это вам еще объяснят, — он сунул Владимиру термометр под мышку. — Как сейчас чувствуете себя?

Глаза у доктора были тревожные и сострадательные одновременно.

Владимир слегка пожал плечами:

— Как будто чуть-чуть отпустило. Но не совсем. Боль можно терпеть. Однако чувствую тошноту…

Доктор задумался на минуту:

— Рискуете…

— В каком смысле?

— Я бы рекомендовал вам не полагаться на «авось». А если камень застрянет? Разрыв выводящих путей, перитонит… — врач, оттянув Владимиру нижнее веко, осмотрел глазное яблоко — нет ли желтизны; как говорят медики, — иктеричности…

По всей видимости, иктеричности не было, и это несколько успокоило врача.

— А что бы вы рекомендовали? — спросил Владимир.

— Не тянуть с этим, не быть легкомысленным, — врач развел руками. — Если уж появились камешки, то это удовольствие, поверьте, надолго. Таблетками не вылечить. Многие пробуют бороться, но… выращивают еще большие камни — настоящие сокровища. И нянчатся с ними!.. Не лучше ли сразу прооперироваться? Вы думали над этим?

Владимир с тоской посмотрел за окно. Там был мрак. Где-то там было это самое «прооперироваться» — неотвратимое, грозное, жесткое… Вика стояла рядом — сочувствие в глазах. Ее бабушка отошла к двери.

Врач молчал.

Надо было принимать решение.

Врач вытащил термометр, повернул его к свету:

— И температура есть!.. Ну, что надумали? Поедете с нами?..

Мы можем, конечно, вколоть спазмолитик… Но это не решение вопроса — временная передышка. А через день-другой — повторный приступ, шок и… поминай как звали.

— Уговорили, — слабо улыбнулся Владимир.

Доктор оживился:

— Вот и ладненько!.. Какая у вас тут ближайшая больница? Не подскажете?

Владимир пожал плечами:

— Я не знаю. Я тут недавно живу.

— Шестьдесят шестая, — подсказала от двери бабушка Вики.

Врач достал из кармана потрепанный блокнот:

— Ну-ка сейчас поглядим… Ага, точно!.. Шестьдесят шестая клиническая…

— Что за больница? — полюбопытствовал фельдшер.

Доктор оглянулся на него:

— Ну… где кафедра судебки. Забыл?

Фельдшер понятливо кивнул:

— Носилки нести?

Владимир приподнялся на локтях:

— Я сам попробую…

Согнувшись, держась рукой за живот, Нестеров проковылял к вешалке у двери, взял плащ.

Вика взялась придерживать Владимира под руку:

— Опирайтесь на меня. Я сильная, и она бросила гордый взгляд в сторону бабушки. — Бабушка, я провожу…

— Только до машины, Вика.

Вика не ответила. Они уже были на лестничной площадке. Медленно спускались по лестнице. Врач и фельдшер, о чем-то тихо переговариваясь, шли сзади.

На улице было сыро и зябко. Владимир глянул на небо. Оно было будто обложено слитками свинца, и эти слитки подсвечивались огнями города снизу…

— Все так плохо… — прошептал Нестеров.

— Все еще будет очень хорошо! — улыбнулась ему Вика.

Фельдшер распахнул боковую дверь микроавтобуса. Нестеров, морщась от боли, забрался в салон, освещенный тусклой лампочкой.

— Ложитесь на носилки, посоветовал фельдшер. — Легче будет.

Владимир лег.

В салон заскочила Вика, села возле Нестерова, фельдшер занял место возле окна, захлопнул дверь.

Нестеров глянул на девушку укоризненно:

— Вика. Тебе ведь бабушка сказала — только до машины. Куда ты собралась?

— Мало ли что она сказала!.. — огрызнулась Вика.

Шофер, глянув в салон, ждал, чем закончится спор, — поедет эта девочка или нет.

Владимир сказал:

— Вика, возвращайся… Бабушка будет очень недовольна. Разве есть причины огорчать ее?

Фельдшер предупредительно приоткрыл дверцу.

Но Вика решительно захлопнула ее:

— Я еду и все!.. Вы в этом городе совсем одинокий, я же знаю, — объяснила она, в глазах ее были сострадание и нежность; это были глаза взрослой женщины, познавшей боль.

Нестеров поразился: откуда у молоденькой девушки такие глаза?

Вика сложила руки на коленях:

— Доеду с вами до больницы. А вдруг что-то нужно окажется. Вещи увезти… Или, наоборот, — привезти? Вы вот зубную щетку не взяли…

Шофер мягко нажал на стартер, через несколько секунд мягко заурчал двигатель. Машина плавно тронулась и покатила вдоль канала. Хорошо было слышно, как под колесами шумят лужи.