Пустовит усмехнулся:
— У меня этих девочек — полный комплект.
— А ты их считаешь? — полюбопытствовал Башкиров, вернувшись к дивану.
— До сотни считал, а потом бросил. Пустая затея. Многих уж и не помню. Сначала пытался удержать в памяти. Зачем-то. Перебирал их мысленно. А потом вижу — не смогу. Некоторые надолго запоминаются — активные и ласковые. Но в большинстве своем — на следующий день уже и не думаешь о них, — он выбрасывал из стола последние ящики. — Бабы — дуры. Мясо. О них помнить — себя же унижать.
— А первую помнишь?
— Первую помню, — злобно скривился Пустовит. — Я-то летами был малек, а она — блядь прожженная; огонь и воду прошла. Сидели с ней в комнате, разговаривали. Она говорит: «Хочу интим, давай свечку зажжем». Я зажег. Но и в интиме — будто скованный. Первый раз ведь. Даже за колено не решаюсь взяться. А она — хочет. Задница так и горит. Крутилась, крутилась… Говорит, чтоб я принес воды, пить захотела. Я пошел за водой, возвращаюсь, а в комнате уже темно. Он говорит: «Свечка упала». Ну тут в темноте я и осмелел, залез на нее…
— Что, облажался?
— Почему облажался? Все — чин-чинарем! Заделал ей как следует. Я же тогда думал: чем сильнее работаешь, тем лучше. Ну и расстарался. Так работал, что панцирная сетка не выдерживала; девица кормой об пол стучала… Когда кончил, она говорит… многозначительно так говорит: «И что теперь?» Я грешным делом и испугался. Думал, замуж за меня собралась… Ну и набил ей рожу…
Башкиров усмехнулся, оставил диван с торчащими пружинами, глянул за батарею отопления.
А Пустовит подошел к шкафу, поднял голову:
— Ого, какой шкаф!.. Если он полон, трудненько в нем будет книгу найти.
Открыв шкаф и увидев, что он пуст, фельдшер вздохнул облегченно. Вошел в шкаф:
— Сюда бы еще освещение провести и выключатель — сбоку.
Он пошарил рукой по пустым углам.
Башкиров проверял половицы — все ли прибиты. Сорвал со стены коврик:
— Ищи, Коля. В ящики загляни! Вон внизу четыре ящика…
Пустовит один за другим выдвигал и обратно задвигал ящики:
— Да пустые они все!.. Такое впечатление, что этот Нестеров сюда только вчера вселился. И не все еще вещи перевез…
Они перерыли всю комнату, перевернули все, что можно было перевернуть — кроме шкафа, перевернуть который им двоим оказалось не под силу, — не нашли книги.
Башкиров предположил:
— Наверное, с собой ее носит.
Пустовит пребывал в некотором недоумении:
— А что искать-то эту книгу? Что в ней такого важного? «Капусту» зеленую нашли — и ладно!..
Башкиров напоследок еще раз придирчиво оглядывал комнату:
— Расчеты там всякие… Про наши дела написано.
— Вот как! — присвистнул Пустовит. — Тогда конечно!.. Нужно найти. Но я думаю, проще припугнуть его — и сам покажет. Возни меньше…
— Считай, припугнули для начала, — Башкире имел в виду хаос в комнате. — Сейчас уходим, а то мы тут пошумели маленько… Кто знает — сосед какой-нибудь стукнет в ментовку!..
— А потом опять наедем?
— Через день-другой, — кивнул Башкиров. — Он уже сговорчивее будет. Поймет, что мы серьезные ребята. Прилично наедем: может, ножичком пугнем…
Они вышли в прихожую. Пустовит заглянул в первую комнату, где Ирина Андреевна сидела, привязанная к стулу:
— А со старухой чего?
— Да пусть сидит! Спокойная старуха…
— А может, замочить? Свидетель все же!
Башкиров махнул рукой:
— Она и так одной ногой в могиле. Разве не видишь? Да и боится — не будет заявлять.
— Как знаешь! — нехотя согласился Пустовит. — Ты же шеф, тебе видней…
Пустовит поднял свой чемоданчик.
Они вышли, аккуратно закрыли за собой дверь.
Нестеров вернулся домой после полудня. Вошел в прихожую и за голову схватился… Дверь его комнаты была разбита, в комнате все перевернуто… растоптано, разорвано, сломано, смято… Только шкаф стоял целый и невредимый.
— Полтергейста мне еще не хватало, — прошептал Нестеров и направился к первой комнате. — Ирина Андреевна!..
Дверь в комнату была приоткрыта. Нестеров заглянул внутрь.
Соседка, привязанная к стулу, вместе со стулом лежала на полу. Она, видно, раскачивалась, пытаясь освободиться, пока не упала. Ирина Андреевна могла сейчас только звать голосом — мычать, поскольку рот ее был заклеен пластырем. Она мычала и глядела на Нестерова широко раскрытыми глазами. А из глаз катились слезы.
Нестеров подбежал к ней, рывком сорвал пластырь и принялся развязывать узлы. Но те были затянуты туго. Тогда он просто разорвал путы…
Ирина Андреевна дышала широко раскрытым ртом; она прямо-таки хватала ртом воздух.
Нестеров помог ей подняться:
— Что здесь случилось, Ирина Андреевна?
Она покачала головой:
— Погодите, Володя… дайте… раздышаться…
Через пару минут женщина сказала:
— За что-то Бог так наказывает меня!.. То с Викушей такое… То теперь это!.. У меня насморк, понимаете, а они мне пластырь на рот…
— Кто — они?
Пожилая женщина все еще шумно дышала:
— Я не знаю, Володя, кому — но кому-то вы дорогу перешли… Двое в белых халатах, любезные такие, сказали, что вы из больницы… самовольно… что беспокоятся о вас… А как впустила я их, так и началось…
Ирина Андреевна рассказала Нестерову про все, что было и что слышала из разговоров этих налетчиков в белых халатах; сказала про книгу, которую те будто бы искали.
Ирина Андреевна закончила словами:
— В милицию надо звонить, Володя…
Нестеров покачал головой:
— Не надо сейчас никуда звонить. За ними уже как будто приглядывают… Только мне непонятно, почему те, кто приглядывает, допустили налет… Но предоставьте мне самому во всем разобраться.
Женщина согласилась с ним, конечно:
— Только разбирайтесь, Володя, скорее. Второго такого налета мне не перенести…
Нестеров вернулся к себе в комнату. Под ногами его заскрипело битое стекло, осколки пластмассы… Что тут разбили? Графины с подоконника… Радио сорвали со стены… Зачем?.. Нестеров поднял с пола смятый конверт, грустно усмехнулся:
«Был беден — остался беден».
Потом подошел к шкафу, вытащил из него второй от окна ящик. На торцовой стенке ящика у Нестерова был устроен тайник: книга была на месте — прикрепленная к стенке лейкопластырем.
Нестеров опять усмехнулся:
«Примитивно, конечно, спрятано. Но ведь не нашли!..»
Глава тридцать первая
Наверное, Фаина видела, как Маргарита вошла в отделение. Фаина появилась в сестринской сразу вслед за Ритой — девушка не успела даже скинуть плащ.
Фаина, как всегда, была хороша. Будто с обложки популярного журнала. Или наоборот — будто собралась на обложку…
Рита быстро, но внимательно взглянула на Фаину и отвела глаза. Рита представила: на последней странице журнала — Джейн Фонда, 1976 г., Клаудиа Шиффер, 1990 г., Синди Кроуфорд, 1995 г., а на первой странице журнала — Фаина Куртизанова, 1996 г.
Рита иронически сжала губы:
«Хороша-то, конечно, хороша, но для девяносто шестого года старовата!.. В компании с Джейн Фонда ей, пожалуй, самое место!»
Фаина с грацией пантеры прошлась по сестринской. Ах, какие на Фаине были изумительные чулки! Какой теплый цвет! Загар под Салониками… Какие все-таки у нее великолепные молодые ноги! Ни жиринки лишней нет… Сколько километров пробегает она по утрам?..
Рита вздохнула и повесила плащ в шкаф.
— Как дела, дорогая? — вкрадчивым голосом обратилась Фаина.
Скидывая юбку, кофточку, Рита спряталась от Фаины за дверцей шкафа:
— Какие у меня дела! — Рита насторожилась, догадываясь, о чем сейчас пойдет разговор; Рите показалось, что у нее под мышками проступил пот; она промокнула под мышками салфеткой и воспользовалась дезодорантом; волнение — нормальная реакция.
Пантера, хищно улыбаясь, прохаживаясь по комнате, помахивала хвостом. Так и играли туго обтянутые на голенях и коленях чулки.
— Ты подумала о нашем… — сделала она акцент, — нашем предложении?
