Минут через десять он уже трясся в полупустом автобусе. В карманах не нашлось денег даже на билет. Ехал без билета… Какая-то девушка на него озиралась. Нестеров подумал: она озирается потому, что от него, наверное пахнет больницей. Возможно, он ошибался. Трудно бывает понять, что на уме у молоденьких девушек.
Пустовит дышал в затылок шоферу:
— Не упусти. Слышь! Сиди у них на хвосте крепко… Там водила, должно быть, матерый. Гляди, как крутит!..
— Не боись, Коля! Наша будет… — обещал шофер, ловко лавируя между машин.
— Мигалку включи!
Башкиров вмешался:
— Не надо мигалку. Внимание только привлекать. Не уйдут.
Переехали через мост.
Пустовит припомнил:
— Она про какую-то булочную говорила. Поглядывай! Наверное, скоро приедем.
— Мало ли в Питере булочных! — водитель ловко крутил баранку. — И вообще, Коля, сиди тихо. Мешаешь работать. Я же в твой саквояж не лезу — не лезь и ты в мой…
Скоро «тойота» сбавила скорость, свернула в какой-то темный проулок. И теперь ехала медленно, объезжая многочисленные выбоины в асфальте.
— А вон и булочная! — воскликнул Пустовит.
Башкиров огляделся:
— Хорошее место! Прохожих почти нет… Ну, друг Пустовит, считай, заработал премиальные!
В конце переулка был небольшой темный сквер, огороженный невысокой чугунной оградкой. У входа в этот сквер и притормозила вишневая «тойота». «Рафик» остановился чуть поодаль, в тени старого здания. Водитель погасил фары и габаритные огни…
Анжела выскочила из машины и взглянула на часики. Было темновато, поэтому девушка повернула часики циферблатом к фонарю, стоявшему в отдалении.
Она примчалась явно раньше назначенного времени.
«Тойота» медленно покатила по переулку и скоро скрылась за углом.
Анжела прохаживалась у входа в сквер…
— Давай! Ну же!.. — нервничал Пустовит.
— Подожди, — водитель кивнул на женщину, вышедшую из булочной.
— Никуда не денется, — усмехнулся Башкиров. — Будет ждать, если любит. А мы выберем момент… Не дергайся, Коля.
Анжелу, видно, взяло сомнение: в том ли месте она ждет. Быть может, следовало пройти в сквер? Девушка вгляделась в темноту между деревьями и неуверенным шагом направилась в глубину сквера… Водитель в «рафике» подобрался, как спринтер перед дистанцией, и взглянул на Башкирова. Тот тихонько кивнул.
«Скорая» выехала из тени здания и медленно, подобно крадущемуся хищнику, приближалась к входу в сквер.
Анжела подошла к лавочке, провела по ней рукой. Лавочка, конечно, оказалась мокрой, и девушка передумала садиться. Пошла дальше по дорожке…
«Рафик» мягко выехал на тротуар и, все еще не зажигая фар, свернул на дорожку сквера. Гравий негромко зашуршал под колесами.
Анжела медленно шла впереди.
— Давай! Пора!.. — шептал в азарте Пустовит.
Но водитель не слушал его, подкрадывался ближе.
Анжела, почувствовав что-то неладное, оглянулась. И тогда водитель врубил свет и чуть не до упора выжал педаль газа. Взревел мотор, мелкие камушки полетели из-под колес, защелкали по стволам деревьев. «Рафик» понесся вперед, как камень, выпущенный из пращи.
Анжела, ослепленная внезапным светом, закрыла рукой глаза. Но не растерялась, а может, была послушна велению инстинкта… Анжела, как кошка, отпрыгнула за ближайшее дерево.
Водитель не ожидал от нее такой прыти. Он забыл, что имеет дело с молоденькой девушкой, почти девочкой; если бы она успела к этому времени, как говорят, «обабиться», то была бы уже под колесом. Но Анжела была легка и подвижна.
Водитель бросил машину за девушкой, однако, заметив толстый ствол дерева, вывернул руль в обратную сторону. На большой скорости микроавтобус задел боком за ствол, содрал с него кору.
— Ах, гадина! — водитель ударил по тормозам.
«Рафик» стал, как вкопанный. Башкирова и Пустовита бросило по инерции вперед. Башкиров уперся руками в лобовое стекло.
Водитель сдал резко назад и погнался за Анжелой между деревьями. Девушка убегала грамотно. Петляла, прикрывалась деревьями. Держала себя в руках…
— Уйдет, сучка! — шипел в салоне Пустовит.
Водитель кусал себе губы, ловко крутил баранку.
Но удача в этот вечер была на стороне Анжелы. Пробежав сквер, девушка, словно кенгуру, перепрыгнула через чугунную оградку, на одном дыхании преодолела проезжую часть и скрылась за дверями булочной.
— Я же говорил! — вскричал Пустовит.
— Заткнись! — оглянулся на него водитель.
«Рафик», проломив бампером брешь в ограде, выскочил на дорогу и остановился. Нервно урчал двигатель.
Все трое смотрели на вход в булочную.
Пустовит выматерился и сказал:
— Как же! Ждите! Может, и выйдет к утру… Ловкая — кошка. От нас еще никто не уходил!
Ему не ответили. Водитель, злобно скривившись, погнал машину по переулку.
Нестеров открыл дверь в квартиру, вошел в прихожую. Сразу услышал: пахло хвоей. Так пахнет в доме после похорон…
Какая-то женщина возникла в проеме двери в кухню, посмотрела на него:
— Это вы, Володя… — то что она говорила, можно было не столько слышать, сколько угадывать по движению губ. — А у нас вот… такая беда.
Женщина, ничего больше не сказав, скрылась в комнате.
До Нестерова дошло, что женщина эта — бабушка Вики. А вернее — тень бабушки Вики. Так изменило ее горе.
Говорить с ней сейчас о Вике? Утешать?.. Нет, только не это. Для этого еще не настало время. Сейчас тихо должно быть.
Владимир вытер о тряпку ноги, прошел к себе. Включил свет…
Стол, диван, исполинский шкаф, пыль по углам… Все — как прежде. Нестеров не был здесь всего несколько дней, а казалось, будто прошла вечность. В этом есть закономерность: много событий, много впечатлений — и время как бы растягивается, а если мало событий и впечатлений — время укорачивается.
Глава двадцать восьмая
Пятиминутку Иванов, как обычно, проводил в ординаторской. Врачи сидели на диване, медсестры — на стульях, санитарки стояли у двери.
Иванов был зол:
— Рита, что значит «сбежал»? Как он мог сбежать из отделения — а ты ни сном ни духом?..
Рита вытирала заплаканные глаза.
Санитарка Соня вздохнула у двери:
— Она не виноватая, Сан Саныч. Мы чай пили… Слышу: стук да стук! Что за леший, говорю. Ритка выглянула. Ничиво, говорит, сквозняк в умывальнике… А Нестер-то этот и убег!.. Хитрый.
— Убег… — хмыкнул Иванов. — Откуда у него ключ от гардероба? Замок-то целый.
Ему ответил Блох:
— Видите ли, Александр Александрович, в этот гардероб он как-то с легкостью забирался. Тогда, когда мы его пьяного нашли, он ведь тоже в гардеробе был. Может, у него свой ключ?
— Да, — подтвердила Фаина. — Странный он…
— Плохо все, плохо! — мрачно качал головой Иванов.
— Да што ж плохого, Сан Саныч! — всплеснула руками санитарка Соня. — Убег — и убег. Хрен с ним!
— Помолчи, Соня, — тихим голосом велел Иванов. — Что скажешь ты, Маргарита?
Рита промокнула глаза платком:
— Что я могу сказать? Здесь же не детский сад. Взрослые все люди. Даже если б я видела, что Нестеров уходил, — могла ли бы его остановить? Милицию звать, что ли?
Санитарка Соня усмехнулась:
— Зачем милицию? Меня бы кликнула. Уж я б его остановила. Как меня увидел бы, мигом сам остановился!..
Блох улыбнулся, оглядев крутые плечи санитарки:
— И то верно, Александр Александрович! Что Маргарита могла бы с ним сделать? Мы с Фаиной… Сергеевной… в прошлый раз вдвоем тянули его. Еле справились. Тяжелый этот Нестеров. Даже Соня вряд ли бы перед ним выстояла… Сбежал — и ладно! — похоже, Блох был даже рад происшествию. — Больничного ему не видать — нарушение режима.
Иванов все качал головой:
— Ему больничный наш — как зайцу стоп-сигнал. Он же безработный на данный момент.
— Его проблемы в том… — начал Блох и осекся.
Иванов вопросительно посмотрел на коллегу. Блох однако молчал. Он побледнел, а глаза оттого стали как бы еще чернее. Как уголья теперь были у Блоха глаза. И тревожные-тревожные…