Вика сидела у окна кухни, а бабушка стояла у плиты — варила суп. Варила и все украдкой поглядывала на Вику.
Наконец, бабушка сказала:
— А что-то Артура не видно. И не звонит…
Вика вздрогнула:
— Он говорил, у него дела какие-то… Возможно, его вообще нет в городе…
— Нет в городе… — согласилась бабушка.
Добавив в суп щепоть специй, опять спросила:
— А что-то ты печальная такая?..
— Я не печальная, — передернула плечами Вика. — Просто — осень. И настроение такое…
— Настроение… — кивнула бабушка.
И продолжала варить суп.
А Вика поднялась и ушла в комнату. Чем-то занялась для виду. Ей не хотелось посвящать бабушку в свои проблемы.
— Скоро будем есть, — послышалось с кухни. — Но кому-то еще надо сходить за хлебом…
Вика подумала, что прогулка за хлебом ей будет весьма кстати. Во всяком случае, хоть некоторое время не надо будет изображать перед бабушкой спокойствие и жизнерадостность. Так тошно было на душе!..
Вика подхватила полиэтиленовый пакет, деньги с комода и выбежала из квартиры.
На улице было — как на душе.
Вика прошла квартал, повернула за угол — к хлебному магазину. И остановилась — будто на невидимую стену натолкнулась. Артур — ее Артур — возле сквера мило беседовал с Анжелкой… Сердце у Вики оборвалось…
Побледнев, Вика вернулась за угол и прижалась спиной к стене. Так она стояла минуту, глядя на низкое серое небо.
Потом осторожно выглянула из-за угла.
Не хватало еще, чтоб ее заметили: Артур и эта…
Но парочки на месте не было. Вика поискала глазами. Они медленным шагом шли вдоль улицы. Они прогуливались…
Слезы побежали у Вики по щекам — слезы великой обиды.
Значит, не напрасны были ее подозрения. Анжелка. Анжелка! Вот она — разлучница!.. И он прогуливается с ней… В то время как Вика грезит о нем у окна… Какая после этого может быть любовь! Тут с его стороны попахивает предательством…
Вика смотрела на Артура во все глаза…
— Девочка, тебе плохо? — спросила какая-то женщина.
Вика не услышала ее.
Артур и Анжелка остановились. Артур склонился над Анжелкой и заглядывал ей в глаза. Он, кажется улыбался. Он, как будто, выглядел таким счастливым! Он даже ничего не замечал вокруг! Не чувствовал, что она — Вика, его Вика, которой он сто раз говорил о любви, — здесь. Стоит и смотрит на него, на них… Какой же он двуличный. А она — Анжелка — подлая. Знает же Анжелка, что Артур — парень Вики!
Нашли, где прогуливаться! Как нарочно, красуются!
Вика даже не утирала слез. Она не видела никого и ничего, кроме Артура и этой…
А они все разговаривали, и он все склонялся к ней. О чем они разговаривали? Насмехались над Викой? Дескать, какая она дура — сидит, печалится в четырех стенах!..
Артур передал Анжелке зонтик и бережно взял ее за лицо. И опять к ней склонился. Анжелка стояла к Вике спиной. И Вика не видела, чем эта парочка была занята… Целовались? Сейчас и здесь? Назло непогоде, назло Вике?..
А они хорошо смотрелись со стороны. Анжелка — девушка видная. У Артура хороший вкус… И это тоже больно укололо Вику.
Она всхлипнула, вытерла слезы и продолжала смотреть.
Артур и Анжелка, взявшись под ручки, пошли куда-то. Оба выглядели такими довольными. Особенно Анжелка!..
А Вика, опустив плечи, серой тенью побрела в магазин. Автоматически, почти не понимая, что она делает, она заплатила у кассы, взяла хлеб и вышла из магазина…
Дома бабушка оглядела ее придирчиво:
— Ты не заболела, Вика!
— Нет, все нормально, — девушка положила хлеб на стол.
— Отчего же ты так бледна?
— Освещение серое — осень, — Вика вышла из кухни и направилась в ванную.
— Освещение? — сказала ей вслед бабушка. — Думается, освещение тут не при чем. Я же вижу — ты не в себе…
— Все хорошо, бабушка, — донеслось из ванной.
Вика принялась снимать с гвоздиков бельевую веревку. Губы девушки мелко дрожали, глаза были темны и решительны. Сняв веревку Вика свернула ее кольцами и повесила себе на локоть. Потом оглянулась на мыльницу. Вика не знала точно, но смутно припоминала — читала где-то, что ли, для этого необходимо еще и мыло. Назначение мыла в данном случае Вике не было известно, и она, подержав его в руках, положила обратно в мыльницу.
Критически осмотрела веревку. Веревка была хорошая — тонкая и прочная, капроновая. Из тех, что плавятся под огнем спички… Вика попробовала веревку на разрыв. Очень крепкая была веревка. Вика удовлетворенно кивнула…
Бабушка суетилась на кухне:
— Обед готов, детка. Мой руки и садись за стол.
— Сейчас, бабушка… — Вика вышла из ванной и заперлась в туалете.
— Я уже налила, — поторопила бабушка.
Вика не ответила.
Она опустила крышку унитаза и посмотрела вверх. Под потолком, хотя и не очень высоко, проходила какая-то труба — не то отопительная, не то газ. Никаких крюков не было. Но Вика и не искала крюк. Ей вполне подходила труба. Достаточно толстая. Ее — Вику — выдержит. Пожалуй, выдержит эта труба и кого-нибудь покрупнее. Эта труба прямо-таки была создана для этого. Можно было даже поклониться тому мудрому архитектору или тому предусмотрительному сантехнику, что запроектировали вдвоем столь удобную для этого трубу под потолком туалета!..
Вика только усмехнулась при этой мысли. Завязала узелок, сделала петельку. У нее были такие ловкие пальцы. Так легко и прочно завязался узелок, такая аккуратная вышла петелька. И скользила хорошо.
Вика стала на крышку унитаза и перекинула свободный конец веревки через удобную трубу. Затянула еще узелок. Потом примерила петлю по высоте. Высота ее устраивала. Губы мелко дрожали…
Вика сунула голову в петлю, опустила руки и прыгнула…
Натянулась крепкая капроновая веревка. Вздрогнула и выдержала труба. Все верно рассчитала Вика. С трубы только посыпалась побелка…
Но не рассчитала Вика лишь своей решимости. Наверное, передумала в последний момент — в тот страшный момент, когда бельевая веревка хищно и больно впилась в ее шею, когда веревка вдруг ожила, обратясь в жуткого черного монстра и принялась душить ее — бедную несчастную брошенную беззащитную Вику… Девушка схватилась за веревку руками, пытаясь ослабить ее мертвую хватку; ногами пыталась нащупать, искала крышку унитаза, на котором стояла только что. Но он будто исчез — этот подлый унитаз. С его стороны это было предательство…
Откуда Вике было знать, что она вешается?.. Она искала ногами опоры, задевала за стены, скользила по ним…
Но через несколько секунд замерла. Одна рука ее упала, а другая так и осталась сжимать веревку.
— Вика! Суп остывает. Я уже налила…
Ординатор Блох постучал в дверь кабинета заведующего. Вошел.
— Саша?! Рита сказала, ты спрашивал про меня.
— Да, я искал тебя, Давид, — Иванов едва взглянул на вошедшего. — Присаживайся.
Блох сел на диван, вопросительно посмотрел на Иванова. Тот перелистывал какую-то монографию у книжного шкафа и молчал.
— Что-нибудь случилось? — поинтересовался Блох.
— По крупному счету — ничего, — отозвался задумчиво Иванов.
— А по мелкому?
Иванов кивнул в сторону стола:
— Там анализ Нестерова. Посмотри…
Блох приподнялся, взял со стола бланк анализа и опять сел.
Взглянул на результаты.
Брови его поползли вверх:
— Альбуминурия?
— Да, она — родимая! — кивнул Иванов, все еще листая монографию. — Тебя это как будто сильно удивляет…
— Удивляет. Но ты прав: удивляет не сильно… Он же жаловался на почки.
— Жаловался, — согласился Иванов и зашвырнул монографию в шкаф. — Да ты на цифры посмотри! Это же сумасшедшие цифры!..
— Цифры, и правда, — не того, — Блох поскреб себе чисто выбритый, отдающий синевой подбородок. — А ошибки какой-нибудь здесь не может быть?
— В том-то и дело, что нет ошибки. Я звонил уже лаборантке. У нее тоже волосы дыбом!..
