— Правда?

— Ну, да. Зарабатывать честным трудом всегда лучше, чем воровать, — говорю и кошусь на Самойлова. Этот камень — в его огород!

— А жить ты на что собираешься? — игнорирует он мой посыл.

Денис пожимает плечами:

— Проживу как-нибудь.

«Не беспокойся, сынок. Теперь мы с тобой при деньгах», — думаю я. А внутри так противно! Ведь происхождения этой немыслимой суммы я узнать не смогла…

— Как-нибудь, — вздыхает Самойлов, — Ну-ну!

— Санёк тоже пойдёт! И Димон, — добавляет сынуля. Его закадычные «братья» по разуму.

— Санёк — это тот, кто напился воды из-под крана, и его пронесло? — напоминает Самойлов.

Я держусь из последних сил, чтобы не пнуть его под столом.

— Ну, и что, — обижается Деня.

— А то! — продолжает Илья, — Что дружить нужно с теми, кто умнее тебя. И тогда ты и сам будешь становиться умнее. А не деградировать.

Я вздыхаю.

— Да уж. Скажи, кто твой друг и я скажу, кто ты, — говорю, имея ввиду Олежку. Его друга, который всегда «отставал»! Он делал всё хуже Самойлова. Вот только семью сохранил…

Илья, хмыкнув, глядит на меня.

— Именно так, — произносит, имея ввиду… мою Машку? Но мы с ней совсем не похожи. Она — вертихвостка, каких поискать! А я — мать семейства.

«Какого семейства, Кучинская?», — издевается мозг. Ты — клуша, которую обвёл вокруг пальца любимый супруг.

Мы доедаем. И, прежде чем встать, Самойлов бросает:

— Чайку заваришь?

Это он мне! Я, проглотив, говорю:

— Ну, конечно.

Стараюсь с улыбкой. Ведь смотрит ещё и Денис! После ужина он вынимает свой дрон и спешит показать панорамные кадры. Они с отцом ещё долго сидят в гостиной, изучая игрушку, пытаясь её запустить во дворе.

Мне больно их видеть! Как будто последняя встреча. Я знаю, что будет потом. И какая-то часть меня даже желает пойти на попятную. Дать задний ход! Но я вспоминаю пропитанный гневом Самойловский взгляд. И понимаю, что долго терпеть не получится…

По привычке ложимся по разным углам. В спальне я раздеваюсь, втираю в лицо ночной крем. Стук раздаётся внезапно. На пороге Самойлов с подушкой в руках.

— Что тебе нужно? — шепчу я.

Денис ещё в ванной. Засел! Вероятно, играет во что-то.

— А ты как думаешь? — хмурится он.

Я, оглядев его вид, изрекаю:

— Теряюсь в догадках.

На нём только брюки, и те распоясаны. Вероятно, он собирался их снять.

— Я могу лечь в гостевой. И ты сама объяснишь Денису, почему, — изгибает он бровь.

Я меняюсь в лице. Вот же чёрт! Как могла не подумать об этом?

Пропускаю его, скрепя сердце. Так привыкла одна! Аккурат в этот самый момент раздаются шаги в коридоре. Денис наконец-то покинул уборную. Рядом с дверью они замолкают. Он стучит.

— Да? — отвечаю, взглянув на Самойлова.

В проёме двери появляется сын. Растрёпанный, как воробей после купания в луже. Он натирает сухим полотенцем свой хохолок, и бросает расслабленно:

— Доброй ночи.

— Сладких снов, милый, — отзываюсь я ласково.

— Доброй, — кивает Илья.

Мы ложимся с обеих сторон безразмерной кровати. Как будто боимся случайно коснуться друг друга на ней. Я, отвернувшись, смотрю в телефон. Самойлов пыхтит, очевидно, завидуя. Его «утопленник» в разобранном виде лежит на веранде и сохнет. Он не теряет надежды его оживить!

— Я устал от твоих игр, Настя, — слышу его тихий голос в густой тишине.

Мой взгляд натыкается на спину.

— Что ты имеешь ввиду? — шепчу я в ответ.

Илья испускает пронзительный вздох:

— То ты гонишь меня, то говоришь притворяться.

Я раздражаюсь:

— Ты хочешь сказать ему прямо сейчас? Пожалуйста! Иди и скажи, что у тебя есть другая семья. И про ребёнка не забудь рассказать.

Снова вздох. И скрип матрасных пружин.

— Если бы ты не заварила всю эту кашу с разводом, то не пришлось бы ничего рассказывать, — слышу я, и тихонечко злюсь.

— И как долго ты был намерен хранить свою страшную тайну?

— Всю жизнь, — отвечает он резко.

— Чью жизнь, Самойлов? Свою?

— Нашу жизнь, Настя! Нашу! — повышает он голос, — Которую ты превратила чёрт знает во что.

— Это я превратила? — сажусь на постели, — А ты у нас жертва ситуации?

Он, лёжа вполоборота, кивает:

— Ну да! Жертва твоей женской глупости.

Я задыхаюсь. Толкаю его в спину. И тело Самойлова валится на пол, как набитый мешок.

— Вот там и спи, — фыркаю гневно и ложусь посередине, чтобы он не посмел.

Однако, Илья, возвращает подушку на место. Взбирается сам. Нехотя снова сдвигаюсь на край, оставляя «зону отчуждения» между телами.

— Не вздумай ко мне прикасаться, — цежу я сквозь зубы.

Самойлов язвительно хмыкает:

— Не вздумаю.

Он засыпает. И раскатистый храп, который бесил меня даже сквозь стену, теперь раздаётся внутри. Я не сплю, а настойчиво «гуглю». Ищу информацию, «как подготовить ребёнка к разводу».

«Ответные реакции подростков бывают непредсказуемы. Они могут впасть в ступор, в депрессию, начать обвинять себя…», — читаю, и сердце стучит. Чего же мне ждать от Дениса? Ведь он же так молод. И притом весь в отца!

«Не настраивайте ребёнка против друг друга. Не нужно рассказывать, кто изменил и когда…», — советует врач. А что же тогда говорить?

И тут выступают на первый план фразы:

«Твоя семья остаётся с тобой, это мы, я и папа, расстаёмся друг с другом»,

«Твоей вины в этом нет»,

«Мы навсегда останемся твоими родителями и будем любить тебя».

Я ощущаю, что плачу. И подушка уже увлажнилась от слёз. Если даже меня эти фразы тревожат, то, что говорить про него?

— Хрррр, — прерывает Самойлов поток моих слёз.

Мне хочется взять подушку и придавить его сверху. Но вместо этого я выключаю экран и смотрю на сияющий контур окна под завесой гардины. Мне предстоит самый трудный разговор в моей жизни. Как справиться с этим одной?

— Хрррр, — снова вторгается он своим храпом.

Разозлившись, пинаю его, нарушаю границы. Храп обрывается. Но не сон! Он продолжает спать крепко. И видеть во сне свою снежную бабу…

Утром Илья уезжает с проверкой. Должно быть, ремонт уже на стадии завершения. И скоро он съедет! А я останусь расхлёбывать горькую правду, кормить ею с ложечки наших детей. Смотреть, чтобы не отравились…

Деня спускается позже отца. Помятый и заспанный. Наверно, снова полночи монтировал видео? Садится за стол. Я пожарили блинчиков. Намазала сливочным маслом, посыпала сахаром. Всё, как он любит! Стараюсь авансом задобрить его.

— Куда он поехал? — интересуется сын.

Иногда он безумно похож на отца. Просто копия! И я понимаю, что теперь каждый раз будет больно смотреть на него. Но всё равно подхожу, поправляю его хохолок.

Денис раздражается:

— Ма, — и снова ставит торчком.

— На работу, куда же ещё? — отвечаю с улыбкой.

Денис как-то странно глядит на меня:

— А чё без костюма?

— А… да… так у них сегодня свободный дресс-код, — бросаю я первый попавшийся аргумент.

— В среду? — удивляется Деня и ест. Суёт целый блин к себе в рот.

Да, точно! Обычно у них на работе свободная форма одежды по пятницам. А Самойлов? Тоже, хорош! Напялил джинсы. Мог бы подумать своей головой. Ему-то, понятно, без разницы! А мне — объясняйся с детьми…

— Ма, — начинает Денис, вытирает ладонями губы, — Чё у вас тут случилось?

Я пугаюсь, роняю приборы из рук.

— А… что? — лепечу, поменявшись ролями.

— Да, я ж не маленький, вижу, — произносит Денис.

Я, затаившись, молчу. Выжидаю, что скажет.

— Чё, вы поссорились? — продолжает спокойно, как будто ссоры для нас — это ритм.

— С чего ты взял? — говорю и пытаюсь придать лицу нужное выражение.

В груди всё клокочет!

— А чё чемодан в коридоре стоит?

— Так это… я к тёть Маше хотела на пару деньков! Она уезжает, собак не с кем оставить, — на ходу сочиняю легенду.