Его имя в устах у подруги звучит, как святое. Как будто я — изверг! Клевещу на него…

Киваю, салфеткой стирая потёки со щёк:

— Я видела переписку у него в телефоне.

— Да, может тебе показалось? — пытается Машка утешить меня.

— Нет, Маш, — говорю я уверенно, — Там всё было ясно. Предельно! Он написал ей «лапуля».

Машка кривится:

— Фу!

Я вздыхаю:

— А она написала, что…, - ощущаю опять приближение слёз, — Что ей было с ним хорошо.

Ну, всё! Полилось…

Машка фыркает, прижимает ладони к вискам. А потом подзывает бармена:

— Эй, малыш! Нам бы чего-то покрепче.

Она всегда была смелой и дерзкой. И мужчины, хоть юные, хоть и постарше, уступали во всём. Мне Илья уступил лишь однажды. Когда я решила назвать нашу дочь. Диана, в честь бабушки. Правда, та была Диной. Но Дина совсем не звучит! И короткая «а» появилась случайно, да так и осталась висеть «между строк».

— Во! Не то, что эта бурда! — констатирует Машка. И заедает лимоном коньяк, — Я тебе так скажу, мужики изменяют. Это я знаю по опыту.

Я усмехаюсь. Конечно! Если б измена служила причиной разводов. Первый муж ей наскучил. Юность склонна к любви. Зрелость просит о славе. Вот Славик и стал ей вторым. Но продержался недолго! Оказался не годен в постели. Точнее, у Машки был слишком большой аппетит, который толкнул на измену. Да, да! Изменила она. И любовник стал третьим по счёту. Но Машка дала ему кличку «альфонс». И выгнала прочь из свой фешенебельной «будки». Которую после развода оставил второй. Вот такой винегрет! И эта изменщица будет учить меня жизни?

— Значит, нужно простить? — мотаю я головой.

И стойка плывёт. Я хватаюсь за выпуклый край, понимая, что Машкин коньяк — вещь опасная.

— Нееет! — возражает подруга, — Ты должна отомстить.

— Как? — шепчу я, и уже представляю себе окровавленный нож. Нет, я убью не его! А Снежинку! Как же оставить детей без отца?

— Измени ему тоже, — советует Машка. По опыту видно, что знает, о чём говорит.

— Что? — от неожиданности я начинаю смеяться.

— Тебе полегчает, увидишь, — отвечает со знанием дела подруга.

Но ведь я не такая! Ведь Машка — не я.

В голове очень явно шумит. И под музыку тело моё уже начинает приплясывать. Сначала — плечами. А после — ногами, обутыми в кеды. Я — стильная штучка. Я — просто огонь!

И вот я уже на танцполе. И волосы мои взлетают, как на обложке глянца. И юбка ласкает слоями шифона мои обнажённые бёдра. Я вспоминаю, какое на мне бельё. Кружевное. Дорогущее! Так что, даже если подол задерётся, неважно. Пускай эти фифы вокруг завидуют молча…

Но вместо них на меня смотрит мужчина. Буквально пронзает насквозь своим взглядом. Кажется, он уже снял с меня им, и юбку, и даже бельё…

Усмиряю природную робость. Начинаю покачивать бёдрами в такт. Жаль, в клубе нет медляков. Он бы уж точно меня пригласил! А я бы не отказалась…

Стоит нам с Машкой усесться обратно, и двое мужчин появляются рядом. Один из них — тот! Седовласый красавчик, как будто с обложки. Борода тоже с проседью. Высокий такой! Мне ему до плеча не достать. Только на этом крутящемся стуле. И глаза его смотрят в упор. Его друг «занимается» Машкой. Банальные фразы, знакомство. И я ощущаю безумный азарт. Вот уж и вправду, как в юности! И близость его отдаёт лёгкой горечью. Хороший табак и вино. А я? Интересно, чем пахну я в данный момент?

— Давно не встречал такую красивую женщину, — говорит он, кладя свою руку на стол. Близко-близко к моей. Но ещё не касаясь. Позволяя сравнить…

Я кусаю губу. Вот дурная привычка! Краем уха слышу, как Машка флиртует с другим. И будто нам снова 17! И я обещала родителям быть дома к полуночи. А за окном уже ночь…

— Спасибо за комплимент, — смущаюсь. Краснею, как девочка-целочка, блин!

Кольцо я сняла. Оставила дома, в шкатулке. Возможно, впервые за множество лет.

— Коньяк — не женский напиток, — продолжает он тихо. Но я его слышу. Возможно, потому, что его губы почти прикасаются к мочке…

— Вам подходит вино. Дорогое и сладкое. Я угощу вас за ужином, завтра.

— Завтра? — говорю, вскинув брови.

Вспоминаю, что завтра суббота. И мозг, опьянённый, уже сочиняет легенду для мужа.

«Самойлова!», — осаждаю себя. Призываю на помощь уснувшую совесть. Но та крепко спит. А мужская рука накрывает мою, заставляет попятиться. Он стоит позади, опираясь на стойку. И я, будто в коконе, им окружённая, еле дышу…

— У меня домик за городом. Чудесное место, тебе там понравится, — говорит, как ни в чём не бывало. Вот мы уже и на «ты».

Вспоминаю, как звать благодетеля. Эльдар? Эраст? Эрнест?

— Я… я не знаю, наверное, я не смогу…

Он обрывает мои оправдания. Подносит к губам мою руку. Целует так нежно и бережно, словно держит в ладони птенца.

— Не отказывай мне. Я давно искал такую, как ты.

— К-какую? — лепечу, ощущая мурашки на коже.

Он улыбается. И лёгкая сеточка мелких морщинок обрамляет глаза. В тёмной бездне которых таится желание…

— Молодую, красивую, знающую себе цену, — слышу я и не верю. Наверное, что-то похожее он говорит каждой женщине? Лишь бы её заманить! И думаю в этот момент, так некстати. А что говорил мой Илья этой, своей… мокрощелке?

Мужчины уходят «припудрить носы». Наверное, делятся планами? Мы с Машкой грызём виноград, что они заказали.

— Я наверно Рубенчику дам, — вздыхает подруга.

Смотрю на неё:

— Ты сдурела?

— А чё? — хмурится Машка.

— Ну, ты ж не давалка какая-то? Хотя бы три дня подожди!

Она, отмахнувшись, бросает:

— Чё ждать, Нась? Мне уже лет под сраку! Это ты у нас замужем. Я тоже хочу.

Я хочу возразить, но вздыхаю. Допиваю коньяк. От него так тепло и приятно в груди…

— Нась! Слышь? — шепчет Машка, едва не упав, — Эт хто там, гляди?

Я оборачиваюсь, стараюсь держаться за стойку.

— Эт твой?

— Ч… что? — я не верю глазам.

Илья, вместе с другом Олегом, бессменным своим мудачком, стоит у столба, и крутит башкой, будто ищет кого-то. Кого-то? Меня!

Я ему написала: «Встречаемся с Машкой. Не жди».

Он ответил короткое: «Где?».

«Щас», — подумала я, и отделалась фразой: «У Машки. Ну где же ещё?».

И как он меня отыскал?

— Это ты ему ляпнула? — тереблю я её за рукав.

Машка сама пребывает в смятении:

— Нет! Я могила, ты ж знаешь!

— А… ик! Как он узнал? — на меня нападает икота. Наверно, от ужаса быть им увиденной здесь. В таком состоянии…

— М-машшш, — шепчу я подруге, — Я сильн пяная?

И выпрямляюсь, стараясь выглядеть трезвой. Машка смотрит внимательно. Видно, что ей тяжело сфокусировать взгляд. Ой! Если я выгляжу также, то дело — труба!

— Да ты ващщщее трезвая! — заверяет она и смеётся.

— Ч… ик… чего? — я икаю опять.

— Анекдот! — восклицает подруга, — Самойлова пяная! Када эт было?

— Када? — морщусь я.

Машка, вспомнив, стучит по столешнице:

— Развод отмечали! Второй.

Я напрягаюсь, но помню обрывки. Шампусик, подруга в фате. И ещё кучу разных подруг. Где теперь они все…

— А чё третий не стали? — говорю, вспоминая её «ловеласа».

Машка грустнеет:

— Сергунечку я любиииила, — стопка в руке наполняется снова.

И я, подняв, говорю:

— За любовь!

И в этот момент позади, раздаётся отчётливый голос супруга…

— Настя! — его голос звучит как предупреждающий выстрел. Или предупредительный… Короче, стреляет в упор!

Оборачиваюсь медленно, стараясь при этом сохранить на лице невозмутимость.

— Ннн-да, — отвечаю, как консультант в магазине одежды.

Стоит, сунув руки в карманы. Смотрит так грозно. Словно готов меня съесть. Или, может, ударить…

— Почему телефон не берёшь? — цедит сквозь зубы.

«Телефон?», — вспоминаю, что я его не проверяла с тех самых пор, как мы начали пить.

— Занята, — отвечаю ему деловито.

— Илюша, привет! — кричит Машка, — А мы тут сидим!