Соус я налила порционно, и достала «парадный сервиз». Его нам дарили на свадьбу! Набор позолоченных вилок также — презент. Здесь даже есть гравировка: «На добрую память, на долгую жизнь».

Сам он спускается, как именинник, при полном параде. В рубашке, заправленной в брюки. Разве что галстука нет.

Я удивляюсь:

— Ого! — хотя и сама нарядилась не меньше.

В платье «Шанель», которое он так любил. В груди неосознанный трепет, какой-то мандраж. Я не знаю, чем кончится вечер! Но уже понимаю, сегодня он хочет расставить все точки над «й».

Садимся. Илья разливает напитки. Мне — вина, а себе — коньяка.

— За тебя! — говорю я короткое.

И никаких пожеланий. Хотя, очень хочется что-нибудь пожелать! Только боюсь, что начав, не смогу удержаться. И наш праздничный ужин превратится в скандал.

Едим, выражая восторги по поводу блюд. Еда и впрямь очень вкусная! Но слова помогают заполнить пустоты. В промежутках молчим. Избегаем смотреть друг на друга. Помню, раньше болтали часами, без умолку! А теперь нам нечего больше сказать…

— Очень вкусно!

— Баклажаны пробовал?

— Тебе положить?

Намеренно тянем. Едим по чуть-чуть. Чтобы еда не закончилась! Жуём очень долго и тщательно. Не потому, что так надо. А чтобы занять свои рты.

— Денис не забыл? — вопрошаю, внезапно припомнив, что не успела отправить ему сообщение.

Сын забывчив! И вечно теряется в датах. Зато свой день рождения помнит всегда.

— Да, — кивает Илья, — Прислал мне открытку и фото.

— Надо же! — я удивляюсь, — А Дина?

Илья усмехается, пряча глаза, пронзая картофельный ломтик ножом.

— Она ещё ночью поздравила, ровно в полночь.

Улыбаюсь. Бесстыдница! Мама за ней не следит. Никакого режима, ложится как зря. Кто будет в школу вставать, неизвестно…

Это так странно сейчас, вспоминать про детей. После всего, что он сделал.

— За всё хорошее, — произносит Самойлов и смотрит мне прямо в глаза, — Оно ведь было у нас?

Я держусь! Заставляю себя улыбнуться:

— Оно и сейчас у нас есть. Сын и дочь, разве этого мало?

Он кивает. Я вижу, как боль искажает лицо. Он быстро берёт себя в руки.

— Тогда за детей, — говорит. Звонко стукнув о винный бокал своей стопкой, пьёт до дна.

Я цежу по глотку. Наблюдаю украдкой. Гематома почти рассосалась. Лёгкий шрамик заметен над бровью. И засохшая ранка над верхней губой.

Вино расслабляет меня понемногу, но что-то витает вокруг. Недосказанность! Страх новой жизни. А она непременно начнётся. Стоит лишь захотеть.

— А помнишь, — внезапно бросает Самойлов, — Мой день рождения тот, самый первый?

— На квартире Олежки? — смеюсь.

В тот раз мы все были пьяные. А всё по причине игры! Начиналась она безобиднейшей фразой. «Я никогда не…», — дальше тостующий произносил утверждение, чего он не делал.

К примеру: «Я никогда не пИсал в бассейн». Этим начал Олежа! Нас было семеро. И остальные, кто делал подобное — пили. Конечно, не выпил никто. Но это было только начало…

После «разминки» пошли признания посерьёзнее.

— Я никогда не целовалась с девчонкой, — смущённо произнесла я.

Наблюдая, как парни пьют. И не только они, но и Машка! Чем вызвала бурный восторг. Цель этой странной игры — напоить собеседника, называя вещи, которые он, наверняка, уже пробовал.

— Я никогда не носил лифчик! — проговорил Костик, ещё один наш приятель. Который потом переехал, и мы потеряли с ним связь.

— Так не честно! — взвилась Машка. И её поддержала вся женская часть.

Эстафету принял Самойлов. Он признался:

— Я никогда не купался голышом в водоёме, — и тут же у всех на глазах опрокинул спиртное в себя.

Машка тоже глотнула. Я же вздохнула, пытаясь её оправдать! Она стала женщиной рано, и прелести плотских утех излагала мне устной и письменной форме.

Я была самой «зелёной» в компании. Все уже с кем-то встречались, а я — ещё нет! И поэтому каждый двусмысленный тост вынуждал ребят выпить. И уже на середине игры все были в меру пьяны.

— Я никогда не трахался, — выдал Самойлов. И выпил. Конечно! Он-то, в свои девятнадцать уже перепробовал уйму девиц.

Выпили все, даже Инка, что была лишь на годик постарше меня. Я жутко смутилась! Особенно взгляду Ильи. Боясь, что следующим тостом он скажет: «Я ни разу не целовался». Ведь я же ни разу… Пока.

Однако, Илья удивил. И когда круг замкнулся, и очередь снова дошла до него, произнёс:

— Я никогда не влюблялся.

Взгляд у него был серьёзный. Он в этот раз не шутил! Или мне так казалось… Но, говоря это, он посмотрел на меня. И отпил. Я продолжала держать свою рюмку. Я не пила! Хотя знала уже, что влюбилась до одури…

Мы вспоминаем моменты той давней попойки. И даже смеёмся, почти в унисон. Вдруг что-то толкает меня предложить:

— Сыграем?

— Что? — удивляется он.

— Ну, а что? — я кусаю губу.

Наблюдаю борьбу на лице. Откажется? Струсит?

Но он отвечает:

— Давай.

Напитки разлиты. Я беру свой бокал. Говорю:

— Я даю тебе фору!

Илья долго думает. Греет в ладони коньяк.

— Я…, - начинает он медленно, — Я никогда не хотел развода.

Глаза поднимает и смотрит в упор. Лицемер! Не хотел. Кто поверит?

Мы не пьём, долго смотрим друг другу в глаза. Мой черёд! В голове много тостов. И я размышляю, какой предпочесть. Слова срываются сами собой.

— Я никогда не изменяла супругу, — говорю я, и ставлю бокал.

Он фыркает, пьёт. Честность — первое правило этой игры.

Произносит:

— Я никогда не хотел изменять, — и держит початую стопку. Кадык его ходит вверх-вниз.

Я прикасаюсь губами к бокалу и делаю пару глотков. Хотеть и пойти на измену — это разные вещи! Он усмехается, видит по взгляду, что лучше молчать.

— Твоя очередь, — напоминаю ему. Думая, чуть захмелевшим рассудком, куда в этот раз заведёт нас игра…

Илья долго готовится высказать что-то. И я начинаю стучать по столу ноготками.

— Я никогда не…, - он вздыхает, качнув головой, — Не хотел переспать с Олежкой.

— Что?! — я смеюсь.

— Ну, же! Пей! — напирает Самойлов.

— Я не хотела! — отвечаю ему оскорблённо, — С чего ты взял?

— Странно, — отвечает без толики юмора, — А он хотел. И даже сам признавался мне в этом.

Я усмехаюсь:

— Так уж и сам? Ты, наверно, пытал его?

Илья ставит стопку на стол, и наливает до верху. Мой бокал наполняется снова.

— Твой черёд, — произносит, играя бровями.

— Я никогда не хотела переспать с Машкой, — парирую я.

Самойлов не пьёт.

— Да неужто? — не верю ему.

— Она не в моём вкусе, — бросает небрежно.

И я вспоминаю… Как там Олег говорил? Обыкновенная! Она. Эта его… Белоснежка. Порываюсь спросить, но молчу. Не хочу называть её имя.

— Я никогда не жалел, что женился, — продолжает Илья.

Он закрывает глаза, губы беззвучно шевелятся. Вот сейчас он мне скажет то самое, чего я так жду… Но взамен произносит:

— Ты разве не выпьешь?

— Нет, — отвечаю, качнув головой.

Он приземляет коньяк на столешницу. Пальцы сжимает в кулак и подносит к лицу.

— Насть, это бред, понимаешь? — цедит сквозь зубы.

— Понимаю! Вдвоём не так интересно играть, — отвечаю, прикончив оливку.

— Я не об этом, — раздражённо бросает Самойлов.

— А о чём?

Он ладонью «сгребает» гримасу с лица:

— О разводе!

— А что? — удивляюсь ему, — Всё по-честному. Я разве тебя обделила? Ежемесячный вычет… А как ты хотел? Удовольствия дорого стоят!

— Насть, прекрати! — распаляется он, — Для тебя только деньги имеют значение?

— А для тебя только секс? — бросаю в ответ.

Мы замолкаем, как два побеждённых противника. Смотрим каждый в себя и молчим. Я допиваю вино. Хотя чувствую, норма превышена! Он тоже пьёт. Наливает ещё…

— Он тебе нравится? — слышу задиристый тон.

— Кто? — отвечаю вопросом. Неужели, опять об Олеге?

— Твой этой…, - он хмурится, — Фандорин! Эраст.